Лазейка

Лозен кивнул, бросив:

– Так точно.

– Действуйте, – отпустил его начштаба и повернулся к другим офицерам.

Лозен размеренным шагом направился в расположение. Лейтенанты уже построили личный состав и ждали приказа выдвигаться. Лозен коротко обговорил с ними боевую задачу, сверил данные геолокации и направился к служебному автомобилю – ездить вместе с бойцами в броневиках он давно отвык.

Утро серело. Рабочий люд стал выходить из домов, спеша на ранние смены. Бойцы хватали их и проверяли документы. Через некоторое время их заметили, и по улицам пробежала волна движения, как рябь по воде.

Облава заставляла бойцов рассредоточиваться, распыляться по квартирам и этажам. Раздробленные группы коспехов отслеживали и заставали врасплох дефектные, нападая на них из засады с самодельными огнестрелами и закидывая бутылками с горючей смесью. Нападавшие спешно скрывались, а их выходки надолго тормозили спецоперацию, отвлекая бойцов из других групп, заставляя перегруппировываться и только потом возвращаться на прежние маршруты.

Дело шло крайне медленно, потери множились. Лозен начинал злиться и терять норов. Но вот, наконец-то он почувствовал что-то вроде удачи – допрошенный дефектный промолчал про одну из явок. Когда ему напрямую задавали вопрос, что он знает про конкретный адрес, он закусывал губы и взгляд его дико метался по лицам допрашивающих. Лозен понял – в этом месте явно дело нечисто. Он послал пару отделений оцепить этот квартал, и на подходах к нему на бойцов тут же стали налетать вооруженные экстремисты. Они суетились, наваливая поперёк проулка баррикаду. Завязался настоящий бой.

Разведчики Лозена стали терять бойцов, но хитрым тактическим приёмом удалось прорваться между навалами баррикады, разделив отстреливавшихся экстремистов надвое. Оказавшиеся в меньшинстве дефектные бросились наутёк. Это не была трусость, как уже понял Лозен, а типичный стиль их партизанщины: скрыться, раствориться в знакомых сызмальства двориках, сплотиться и напасть вновь. Но Лозен тоже прекрасно ориентировался в этом человечнике.

– В погоню, давайте, – крикнул он, махнув ближайшим бойцам.

Они-то ринулись, но их было чрезвычайно мало.

Одна из убегающих фигур показалась Лозену знакомой. Всё было так быстро. Лозен оглядывался, принимая решение. Упустить, значит начать всё с начала. Он мог получить отличную информацию, если бы поймал одного из них. Что делать? «Думай. Думай». Секунда, и Лозен пустился в погоню сам.

Убегавшие группой дефектные, конечно же, разделились на перекрёстке. Выбрав показавшегося знакомым, Лозен оставил остальных беглецов на свою команду, а сам сосредоточился на контроле дыхания.

Его мысли про «знание местности» оказались ничуть ни фанфаронством – Лозен действительно мог спрогнозировать, куда в следующий миг нырнёт повстанец, и готовился заранее. Лозен неуклонно сокращал дистанцию, и даже смог рассчитать время и траекторию броска. Когда дефектный хотел обманным манёвром заскочить в щель между зданиями, Лозен рванул вперёд и сильным толчком регбиста послал беглеца в короткий тупичок.

Дефектный стал метаться в трёх стенах, пытаясь найти лазейку, но Лозен вновь наскочил на него, впечатал в кирпичи и стал вязать ему руки.

Лозен, отдуваясь и скороговоркой цитируя кодекс, вытащил наручники и бросил взгляд беглецу в лицо.

«Дефектный» оказался дефектной.

Арта, всхлипывая и закусывая губы, задыхалась от бега. Лозен замер, медленно отпустил её и отошёл на шаг.

– Лозен, пойми, – плакала Арта, – всё, что происходит с людьми в Союзе – несправедливо. Нас лишают всех прав и большинство соглашается с этим, а тех – единиц – кто способен свободно мыслить и замечать нестыковки законодательства объявляют дефектными, как каких-то роботов. Мы не должны попускать правительству Восьми бесчеловечность. Нужно бороться. У всех должны быть равные возможности и равные обязательства перед всеми. Нельзя выделять кого-либо ни в хорошем, ни в плохом отношении. Подумай, ты не знаком ни с учёными людьми, ни с людьми-офицерами, ни с чиновниками. Всё решается за нас, но способные люди есть! Мы в ревкоме изучаем труды по социологии, ксенобиотии, антропономистике – нет никаких предпосылок для такого тотального пренебрежения человечеством. А вот история – там дело куда более мутное. Ты не найдёшь информации ни по истории Терры, ни по истории до Союза Восьми. Всё это очень странно и подлежит тщательному расследованию, но из-за унизительного положения людей в обществе и из-за тотальной ксенофобии, вызванной пропагандой, никто не поддержит террян из числа семи рас. Нам нужно хвататься за единичные случаи внезапного послабления ограничений, ведь человеческие взаимоотношения неоднородны. Во всех сферах кто-то выбивается наверх. Если бы эти индивиды работали с нами заодно на благо Терры, то мы давно уже вырвались бы из-под гнёта человеконенавистничества Совета!

Арта зарыдала. Будто потеряв силы, она медленно сползла на колени, пытаясь цепляться за Лозена. Он поначалу сделал руками движение ей навстречу, но замер.

– Ты права, – потухшим голосом выдавил он, – сотрудничество с выдающимися людьми вывело бы революционный комитет из ранга дефектных. Поэтому я этого не допущу.

Лозен обошёл Арту, завёл безвольные запястья ей за спину и защёлкнул наручники.

– Прости, Арта, но по-моему ты явно дефектна. Ересь твоих опасных заблуждений необходимо подавить, так что ты арестована. Советую хранить молчание.

К Лозену стали стекаться его бойцы, ведя пленных. Подтянулись грузовики с конфискованным оружием. Лозен за талию поднял Арту на ноги. Она не вырывалась. Лозен поспешил сдать её координатору.

– Отряд, все – молодцы! – провозгласил он. – Общество Восьми высоко оценит ваши патриотические усилия!

Лозен в тесной каюте челнока надевал парадную форму, когда по интеркомму его вызвал пилот:

– Товарищ капитан, это надо видеть своими глазами.

Лозен обулся и осторожно, придерживая руками все фалды и аксельбанты, пролез в рубку. Пилот объединил все экраны в один, придав ему таким образом подобие лобового стекла.

– Смотрите, тавщкапитан, подлетаем.

Столица ещё выглядела как сфера, но даже на таком расстоянии уже не походила на другие планеты. Вместо бирюзового цвета сквозь облака просвечивал серый перламутр, будто там под атмосферой крутился бильярдный шар. Приближаясь к поверхности Столицы, Лозен понял почему: планета вместе с горными хребтами, океанами и ледниковыми шапками была покрыта архитектурным панцирем, за тысячи лет возведённым жителями, консульствами, бизнес-проектами, представительствами, фондами, общественными организациями и прочими-прочими социальными институтами Союза Восьми космических рас.

Архитектурные ансамбли были прекрасны, изящны и притом громадны. Они завораживали искусностью, позволившей сохранить пропорции и симметрию в колоссальных масштабах. Пилот слегка толкнул Лозена под локоть и указал взглядом перед собой. Он рулил на отливавший стеклом и бетоном континент, невероятные башни зданий которого широким конусом смыкались в центральной пирамиде. Пилот усмехался, поглядывая на Лозена.

– Смотрите, не отрываясь, – сказал он.

Лозен остановил взгляд на вершине пирамиды, и по мере приближения к ней, у него начала кружиться голова. Как бы близко они не приближались к центру, вид на экране оставался прежним. Здания приближаются, увеличиваясь, но вот – раз – и они снова в пределах видимости, чтобы снова уменьшаться по мере движения челнока. Лозен понял, что архитекторы в нескольких ярусах континента повторили очертания главного здания столицы – Храма Памяти, бросив тень его величия на целый материк.

Челнок опустился в заготовленную ячейку движущегося космодрома, и Лозен отправился к остановке местной транспортной сети. Вокруг Храма была закрытая полётная зона, так что приближающиеся гости Столицы испускали в воздух ещё один заряд восхищения, взирая на могучее здание снизу-вверх.

В потоке очереди блистательных надушенных и кичащихся своей исключительностью персон Лозен продвинулся к спрятанным в лабиринте колоннады резным воротам входа.