Любовь зла

— Сказала бы в магазе, я б купил.

— Да это ни к чему. В FKC нездоровая, вредная пища, а мы с тобой постараемся достичь компромисса между полезностью и вкусом. Это тебе пригодится, если не хочешь поймать язву желудка от своей самостоятельной жизни.

Я вздохнул:

— Ладно, давай свой компромисс…

Вряд ли мне удастся пожарить курицу, как профессионалы, а в фастфуд я всегда успею сходить: они не так дороги, как привычные мне рестораны.

Мы пошли на общую кухню, прихватив с собой продукты и посуду: довольно потрепанные жизнью сковородку и кастрюльку, пластиковую миску, деревянную лопатку, ложки, вилки, тарелки…

Кухня тоже не поражала фешенебельностью и чистотой: простецкие потёртые шкафчики, заляпанная жиром плита, белая эмалированная раковина с ржаво-чёрными сколами. И венец интерьера — низенький советский холодильник, древний, как бивень мамонта.

— Капец! — вырвалось у меня невольно.

Настёна равнодушно пожала плечами:

— Реалии простых людей.

— У твоей мамы так же кухня выглядит?

— Неет, это же общественная… Хотя в каком-то смысле у неё ещё попроще. Вода в доме только летом, а зимой — бидон и колодец.

— Реально? Колодец?!

— А что тебя так удивляет?

— Что люди в космос полетели и придумали жидкокристаллический экран, а сами воду в колодце берут!

— Телек с таким экраном у неё есть, а вот капитального водопровода нет.

— Почему?

— Это вопрос приоритетов. Когда сломался старый телек, ещё с лучевой трубкой, она взяла кредит, и мы вместе очень долго и тяжело его выплачивали, а воду из колодца ей привычно таскать, она не воспринимает это как что-то ужасное.

— Чудеса!

— Не без этого, — согласилась Настёна. — Ну давай, я буду говорить, а ты делать. Сначала моем руки.

Мы вместе ринулись к мойке, козявка выдала мне мыльницу с маленьким, но ароматным кусочком. Я натёр руки и принялся баловаться, хватая тонкие девичьи пальчики, но они очень быстро выскальзывали. Настёна, на удивление, не сердилась и не обижалась, а наоборот, улыбалась и хихикала, тоже обмазывая мои предплечья мылом. Потом мы немного побрызгались друг в друга водой. Меня накрывало тёплыми волнами какого-то непривычного чувства. Наверное, именно его сентиментальные люди называют счастьем. Конечно, до безумия хотелось поймать Настенцию в объятия, но я не стал играть с огнём.

— Открывай курицу и высыпай в миску, — скомандовала козявка, когда мы разобрались с чистотой рук.

Я немедленно выполнил инструкцию. Это было просто.

— Я иногда солю прямо в сковороде, — призналась Настёна, — чтобы не пачкать лишнюю посуду, но раз уж мы с тобой учимся, давай следовать классической схеме. Нужно хорошенько обмазать ножки специями.

Я вскрыл пакетик с приправой "К курице" и сразу опрокинул её в миску.

— С ума сошёл! — ахнула девчонка. — Куда так много?! Её, наверное, есть будет невозможно!

— Откуда мне знать, сколько сыпать? — насупился я. — Ты же сама сказала "как следует"!

Я принялся собирать порошок пальцами, стараясь не сильно прикасаться к противным мокро-холодным обрубкам куриных трупов, и выкидывать его на стол.

— Куда?! — опять выразил недовольство мой шеф-повар в юбке. Ну, то есть, в платье. Хотя это чёрт знает что на ней надето. Но выглядит симпатично.

— Как куда? Ты сказала лишнее, значит, выбрасываем.

— Ты собираешься выбросить полпачки приправы! — она чуть не хваталась за сердце. Женская логика…

— Настюш, я в своей жизни такое выбрасывал… жидкокристаллический телек твоей мамы нервно курит в сторонке. Вместе с водопроводом. А тут какие-то несчастные пятьдесят рублей. Даже двадцать пять, половина же.

— Ладно, — безнадёжно махнула она рукой, а я постарался не относиться к этому критично. Тяжёлая ведь жизнь у девчонки, вот и экономит каждую копейку. — Теперь три.

— Три чего?

— Курицу. Руками.

— Как лампу Аладдина? — я брезгливо скривился. Не улыбалось мне тереть вот это всё…

Настёна хихикнула:

— Скорее, как волосы, когда их моешь. Тебе же нужно нанести шампунь на всю шевелюру… Вот так же со специями и курицей.

— Нееет…

— Дааа! Самостоятельная жизнь — она вот такая. Когда всякие неприятные дела не прислуга за тебя выполняет, а ты сам.

— Ха! Думаешь, меня так легко сломать?

Но девушка наблюдала за моими неловкими движениями с такой улыбкой, будто гордится мной, а не насмехается над богатеньким неумехой.

Однако сделать всё как следует у меня не получалось: к отсутствию навыка добавлялось отвращение, и всё это соединялось в некую липкую смесь, где некоторые ножки остались совсем без обсыпки, а в других местах специи сбились в крупные комья. Пришлось Настюше подключиться, мы опять устроили чувственный танец четырёх рук, так что я даже перестал обращать внимания на его окружающую среду. Девушка краснела, прятала взгляд и закусывала сладкую губку. Я тоже млел, таял и плыл, но в то же время укреплялся в намерении довести Настёну до срыва прилично прикрытыми провокациями. Чтобы сама обняла и подставила губки. Ох, и оторвусь я тогда! Зацелую до потери пульса! Никогда ещё так долго не добивался девчонки… И эти испытания прикосновениями, конечно, не способствовали выдержке.

Наконец подготовка закончилась и началась жарка. Настя налила масла в сковроду и предложила мне зажечь конфорку. Это оказалось нетривиальной задачей! Я был совсем незнаком со спичками, а тем более — газовыми плитами советского образца. Но справился. Раз на пятый. Настюха мотала головой и покатывалась со смеху.

Ножки на сковороду я тоже выкладывал сам. Они сразу приятно зашкворчали. Не знаю почему, но этот звук казался уютным.

— Теперь ставим воду для макарон! — скомандовал шеф-повар.

На этот раз я справился полностью сам и намного быстрее.

— А дальше что?

— Пока ничего. Просто следим за курицей, чтобы не подогрела. Как только зарумянится с одного бока, переворачиваем на другой. Но это минут через десять, вряд ли раньше. Можешь пока поделиться впечатлениями от "Графа Монте-Кристо".

Мы обсудили литературное произведение, из которого я, каюсь, я прочитал не так много, поэтому потом мы переключились на болтовню обо всём на свете. Как же легко и приятно мне с ней! Да я с друзьями мужского пола столько не разговариваю, а когда разговариваю, то мне и вполовину не так интересно, как с ней. У неё необычные мысли и взгляды на жизнь и очень много разнообразных знаний из-за любви к чтению. Мне даже стало немного стыдно за свою неэрудированность, и я твёрдо решил восполнить пробел.

Невероятно, но переворачивание курицы тоже оказалось целым искусством. Однако дорогу осилит идущий. Я чувствовал себя первопроходцем Северного полюса, мешая вилкой макароны. А уж каким вкусным всё это было! Вполне возможно, получи я что-то подобное в кафе — никакого удовольствия бы не получил, а наоборот, устроил скандал. Но эта собственноручно приготовленная курица — кое-где подсушенная, а кое-где и розоватая от крови — казалась просто божественной, как и простые макароны, которые меня даже в виде пасты или вока с разнообразной начинкой обычно не прельщают.

— Это было круто! — воскликнул я от души, сожрав целых пять ножек и целую тарелку спагетти. С горкой. — Настюш, ты самый лучший руководитель, какого я только знал в своей жизни! Можно в честь этой признательности поцеловать тебя в щёчку?

Она состроила жалобную мордочку и отрицательно покачала головой, но с моих любимых губ сорвалось:

— Ладно.

Мы обнялись, девушка обвила руками мою шею, а я, сжав её на секунду крепко-крепко, чтобы хоть как-то выразить свои чувства, потом с толком и расстановкой зацеловал раскрасневшиеся щёки.

Глава 26. Любовь меняет людей

Ярослав

Мне показалось, что у моей Настёны от поцелуев подгибались ноги. Что если я сейчас настою, то она позволит мне и губками её сладкими завладеть. От этого понимания сердце срывалось в галоп, а дыхание учащалось, как от бега… но я стоял на своём. Хочу инициативы от козявки. А то вечно получается, что я её заставляю принимать нежности от меня. Пусть хоть знак какой подаст! Я оторвался губами от персиковых щёк, но не руками от девичей талии и пытливо посмотрел на неё в ожидании знака, но она только дышала так же сорванно, как я, и смотрела в пол. Вредина и упрямица! Ничего, я тебя дожму!