Разорванная связь

Моя мама была недовольна мной.

Зато я получила от своих отцов три похвалы подряд.

Оно того стоило.

Воспоминание об этом наполняет меня радостью и теплом всю обратную дорогу до общежития.

Глава 8

— Ополаскиватель с лавандой? Ты хочешь, чтобы мои волосы стали такого же цвета, как у старушек из молочного бара? — Я поперхнулась маргаритой, а Сейдж безудержно хихикала надо мной.

На моей кровати и на полу вокруг нас разбросаны пакеты, переполненные закусками и косметикой, потому что Сейдж по дороге сюда решила, что девичник пойдет нам обоим на пользу, только если она будет заниматься моим макияжем.

Интересно, как давно она не делала ничего подобного, потому что я не делала этого уже много лет. Я также думаю, что Сейдж догадалась об этом и хочет сделать что-то особенное, потому что является слишком милой.

— Ты сказала мне, что не переносишь серебристый цвет волос, и это безумие, потому что в последний раз, когда я пыталась стать пепельной блондинкой, это стоило мне целое состояние, и я так и не осветлилась достаточно, чтобы это получилось.

Пить и говорить об этом — не самая лучшая идея, но есть что-то безрассудное в нашей дружбе. Как будто годы, когда мне не с кем было поговорить или довериться, сделали меня глупой из-за ее доброты.

Я отказываюсь смотреть на свое отражение в зеркале у двери, когда отвечаю ей: — Дело не в цвете, а в воспоминаниях, которые с ним связаны. Несколько лет назад я пыталась перекраситься в черный, но так и не смогла. Мои волосы… как будто отвергли этот цвет.

Я бросаю взгляд на Сейдж, которая наполняет обе наши чашки, но она слегка хмурится от придуманной ею смеси алкоголя и сахара. — Ну, а что худшего может случиться с фиолетовым красителем? Если он не подействует, то мы хотя бы попробуем, а если подействует, то больше никаких воспоминаний о… плохих вещах, преследующих тебя.

Остаток ночи проходит под аккомпанемент напитков, фиолетового красителя на моих простынях и стояния в общих душевых в нижнем белье с Сейдж в три часа ночи, чтобы смыть с себя краску. Это грязно, глупо и чертовски приятно.

Мы обе просыпаемся через несколько часов с похмельем и отчаянно нуждаемся в еде.

Гейб не появляется, чтобы проводить меня на занятия, а Норт пишет мне, что мне все равно придется присутствовать без моей хмурой тени, что меня вполне устраивает. Весь день на меня смотрят и перешептываются, но стук в моей голове заглушает все это, и я выкарабкиваюсь, благодаря присутствию Сейдж, у которой такое же похмелье.

Когда занятия заканчиваются, она приклеивается ко мне, пока мы идем к моему общежитию. Совместное задание, которое у нас есть, уже практически выполнено, но я быстро поняла, что Сейдж скорее предпочтет остаться со мной в моей жалкой комнате в общежитии, чем пойти домой. Она никогда не комментирует фатальный недостаток моих вещей или то, насколько ужасно неудобна кровать, она просто ведет себя так, будто эта ситуация совершенно нормальна.

Это жизненно важно для моего выживания.

Сейдж стала для меня опорой, единственным человеком, который поддерживает мое здравомыслие, потому что если бы у меня не было ее, я уверена, что сейчас была бы кричащим, яростным беспорядком.

Когда мы подходим к ее машине, чтобы сдать дополнительные учебники, ее телефон пикает, и она закатывает глаза на то, что высвечивается на экране.

— Райли? Или эта сучка Джованна?

Сейдж хмыкает и говорит: — Ни то, ни другое, это мой отец. Родители злятся из-за того, что я стала — замкнутой. Потому что в их мире нормально, когда меня сторонятся, но совершенно неразумно, когда я отказываюсь посещать какие-либо общественные мероприятия. Мы с мамой спорили об этом сегодня утром, а теперь папа умоляет меня пойти на футбол.

Я пожимаю плечами и закидываю сумку на плечи: — Ты ненавидишь футбол? Я могла бы… может быть, что-нибудь придумать, и мы обе могли бы пойти?

Я не хочу звонить Норту, но если для нее это важно, то я сделаю это. Сейдж застенчиво смотрит на меня. — Вообще-то я люблю футбол. Мой брат играет. Я скучаю по посещению матчей, но ненавижу находиться там одна, потому что сидеть с родителями — это пытка. Мама до сих пор винит меня за то, что я испортила отношения с Райли.

Да пошло оно все. Я звоню своему засранцу Связному, и мы идем, чего бы мне это ни стоило.

Я нажимаю кнопку набора и делаю глубокий вдох, готовясь к тому, что это будет битва, и холодный тон голоса Норта, когда он отвечает, заставляет меня оскалиться. — Я собираюсь на встречу, Фоллоуз, сейчас не самое подходящее время.

«Не срывайся, не ругай его, будь спокойна». — Все в порядке, я быстро. У Гейба сегодня футбольный матч, и я бы хотела на нем побывать. Сейдж идет, и мы собираемся взять там хот-доги и другую вредную еду. Мне просто нужно знать, что ты не пошлешь команду ТакТим, чтобы схватить меня с трибуны, пока я смотрю игру.

Наступает пауза, как будто он взвешивает каждое мое слово и проверяет, насколько я честна с ним, и я делаю еще один долгий, глубокий вдох, чтобы сохранить спокойствие.

Наконец он говорит: — Хорошо. Я буду внимательно следить за тобой, а Гейб встретит тебя после игры и отвезет обратно в общежитие. Если это снова попытка сбежать, я сделаю твою жизнь невыносимой.

Да пошел он. — Ты имеешь в виду, что это еще не так?

Я кладу трубку, прежде чем он успевает вставить еще одно слово, и засовываю телефон обратно в карман, показывая Сейдж ухмылку, но она все еще гримасничает из-за того, что подслушала весь этот… беспорядок.

— Он действительно ненавидит тебя, не так ли? Боже, я думала, что Райли плох.

Я протягиваю свою руку через ее и сжимаю ее: — Райли чертовски ужасен. По крайней мере, я сделала с Нортом что-то, что сделало его козлом, а твоему Связному нет оправдания.

Она вздыхает и оглядывается по сторонам, словно боится, что Джованна выскочит из кустов и нападет на нас обеих. Это единственная тема, о которой мы не говорили прошлой ночью, но она не убегает от нее сейчас. — Я тоже сделала что-то не так. Я не итальянская модель шести футов ростом с ногами, по которым мужчины хотят полазить, и потрясающим каре. Я просто… старая добрая Сейдж. Боже, нам нужно поговорить о чем-то другом, пока ненависть к себе не взяла надо мной верх и я не провела остаток ночи, попивая из фляжки на трибунах.

Нет ничего, чего бы я хотела больше, чем напиться снова и забыть обо всем этом гребаном бардаке, и хотя выпивка никогда не была тем, от чего я раньше уклонялась, что-то в разговоре с Нортом заставляет меня колебаться.

У меня такое чувство, что я удерживаю свой дар сильнее, чем когда-либо, но в то же время я меньше всего контролирую его, чем когда-либо. Каждый день, проведенный здесь, мне приходилось давить, просить, умолять, игнорировать и подавлять желания уз, каждый день они взывали к мужчинам, с которыми мне суждено быть, и каждый день мне приходилось душить их, пока не осталось и следа от того, как глубоко обожгла меня эта разлука.

Пить сегодня вечером нельзя, по крайней мере, пока я снова не возьму себя в руки.

Я переодеваюсь в рваные джинсы и старый свитер. Я потрясена тем, как хорошо они сидят на мне, потому что в последний раз, когда я их примеряла, они были мне немного тесноваты. Наверное, все это время в окружении людей, которые меня ненавидят, сделало меня стройнее. Сейдж сидит на полу перед моим зеркалом и делает прическу и макияж. Она довольно скромна в этом плане, несколько локонов и быстрый взмах тушью, но она такая красивая, что это все, что ей нужно.

Меня убивает то, как она себя недооценивает благодаря Джованне.

Ничто не сделает меня счастливее, чем убийство этой суки, и я честно думаю, что это будет первая смерть, из-за которой я не буду чувствовать себя чертовски виноватой. Она была бы первым человеком, в котором я была бы уверена, что он был мудаком.

А разве быть мудаком достаточно, чтобы заслужить смерть?