Собственность нефтяного магната

- Так смотришь возмущенно, как будто оскорблена до глубины души. Из тебя неплохая актриса выйдет. Даже жаль, что в таком захолустье пропадают такие кадры, - посмеивается Шахов.

С трудом проглотив застрявший в горле комок, я вскакиваю с места, едва не роняя на пол папку, лежащую на коленях, разворачиваюсь на каблуках и бросаюсь к двери. Хватит с меня!

- Куда пошла? Я тебя не отпускал еще.

В голосе мужчины больше ни намека на веселость, только холод и сталь, от которых мурашки по позвоночнику бегут. Стараясь держать лицо, я разворачиваюсь к нему и сухо отвечаю:

- Вы же сами отказались.

- Я такого еще не говорил.

- Все ведь очевидно, судя по вашим словам.

Шахов поднимается с места. Я невольно отступаю, когда эта массивная глыба мышц наступает на меня. Чувствую на себе подавляющую властную ауру и как будто становлюсь еще меньше на фоне крепкого накачанного тела мужчины. Снова мурашки бегут по позвоночнику от одного только ощущения силы, которой веет от него за версту. Нервно сглотнув, я пялюсь на Рустама снизу вверх, словно загнанный в ловушку трусливый зайчишка на опасного дикого зверя.

- Я тебя покупаю.

- Ч…что? – от неожиданности я даже отступаю на шаг.

- Я покупаю тебя.

- Я не товар!

- Правда? Ты пришла предложить мне себя, а теперь пытаешься в недотрогу поиграть и показать, что ты «не такая»? – насмешливо хмыкает мужчина, - Не нравится – дверь там.

Опускаю голову, чтобы скрыть, как от стыда вспыхивают щеки.

- Вы ведь даже не узнали, сколько мне нужно… - говорю сдавленно.

- Плевать. Да или нет?

Я колеблюсь несколько секунд. Мне хочется провалиться сквозь землю от стыда, когда я бормочу едва слышно:

- Да… да, я согласна.

Зажмуриваюсь на секунду, чтобы сдержать подкатывающие к глазам слезы. Ничего страшного, Алиса, ничего ведь плохого не случится! Зато наконец ты сможешь не только поступить в университет своей мечты, но и бабушку к себе перевезти, и операцию ей сделать. Все будет хорошо. Надо только немножко потерпеть – и потом все будет хорошо.

- Можешь идти домой, - отдает приказ Шахов, возвращаясь к своему столу, - Я пришлю за тобой машину, когда закончу свои дела. Так что подготовься к этому времени.

Вспоминаю, что он даже не спросил ничего особенного и говорю:

- Я… вы не думайте, у меня все документы есть, можете не сомневаться.

Рустам вопросительно выгибает бровь, стоя вполоборота ко мне, словно молчаливо задает вопрос.

- Подтверждающие девственность, - выходит совсем жалко и тихо.

Я снова густо краснею под насмешливым взглядом и мечтаю откусить себе язык за то, что вообще сказала это.

- Не сомневаюсь, - произносит Шахов и набирает чей-то номер на телефоне. Несколько секунд молчания, а потом он коротко приказывает: - Тимур, пусть отвезут девчонку, куда скажет.

Его помощник возникает в кабинете почти сразу и распахивает передо мной дверь, пропуская в коридор. В спину летит снова бархатный с хрипотцой баритон Рустама, когда он произносит:

- До встречи, Алиса.

Меня провожают в машину и я даже не успеваю спросить, откуда вообще такой человек, как Рустам Шахов, знает мое имя.

Глава 3

- Пожалуйста, остановите вот тут, - прошу я водителя, указывая на тротуар рядом с соседним домом. Не хочу, чтобы кто-то из знакомых увидел, что меня подвозят, потом сплетен точно не оберешься.

Водитель без лишних вопросов останавливает машину в указанном месте, вот только мне не везет: на скамейке перед моим подъездом как раз сидит отчим в компании своих закадычных друзей-собутыльников. И все они, как назло, пялятся в сторону дорогущего внедорожника. Такие машины в небольшом городке встретишь не так уж и часто, а их владельцев знают обычно все, и в обычные дворы, как наш, они точно не заезжают.

Мысленно выругавшись, я благодарю водителя и выбираюсь из салона. И, судя по тому, что зеваки мне не задают никаких вопросов и даже никак ехидно не комментируют мой приезд, все находятся в глубоком шоке. Хотя я и возможности спросить что-то не даю – быстрым шагом ныряю в прохладный пахнущий сыростью подъезд и тороплюсь на свой этаж.

Мама погибла в автокатастрофе еще когда мне было пятнадцать и с тех пор бабушка осталась единственным моим родным человеком. Отчима у меня язык не повернется никогда назвать так, это животное вообще недостойно того, чтобы его человеком-то называли. Дядя Витя давно начал выпивать и если сначала это были просто «посиделки» с друзьями на выходных, то потом начались настоящие запои.

Через пару лет стало куда хуже, потому что дядя Витя начал поднимать руку на маму. Доставалось и мне, когда я, как разъяренная кошка бросалась на спину пьяному мужику, чтобы вцепиться зубами и ногтями куда только достану. Лишь бы он отцепился от мамы и перестал над ней издеваться. Но возненавидела я его не поэтому. Точнее, не только из-за этого.

Я не знала, что все может стать еще хуже. Тогда казалось, что хуже просто некуда, но я очень сильно ошибалась. Все изменилось, когда я перешла в старшие классы. Именно тогда, в один из зимних декабрьских вечеров, дядя Витя – я никогда папой отчима не называла – внезапно зашел в мою комнату. Начал расспрашивать про дела в школе, про оценки, друзей. А потом его рука легла на мою голую коленку.

- Ты же знаешь, я твою мать с ребенком принял, с тобой то есть. В квартиру свою привел. Тебя же учили, что надо быть благодарной за доброту? – спросил он тогда вкрадчиво, дыша на меня запахом перегара, и забираясь ладонью мне под юбку.

Так противно и мерзко мне было тогда, даже несмотря на то, что я тут же скинула ладонь и бросилась вон из квартиры как была, босая и без верхней одежды. И не столько от поступка отчима было противно, сколько от себя. Почему? Ведь это же он повел себя, как животное. Но я почему-то ощущала себя бесконечно виноватой непонятно за что.

Уйти с мамой нам было некуда, я понимала это уже тогда. Она разрывалась на двух работах, приходя домой едва живой, и я просто не смогла ей ничего рассказать. А бабушке тем более говорить не стала, опасаясь, что ее больное сердце попросту не выдержит новости, что ко мне пытается приставать ее сын. С того момента я старалась не оставаться с дядей Витей одна в квартире, задерживалась в школе, ходила на все секции, которые можно. Когда же платить за них было нечем, я попросту просиживала время в библиотеке, делая уроки потихоньку в читальном зале или читая книги. Работники библиотеки ко мне относились с заботой, но было время, когда и просто на улице в холод приходилось сидеть, потому что идти было некуда.

С тех пор я дядю Витю избегала всегда и везде. Даже сейчас, уже когда я стала старше и отпор хоть какой-то могу дать, стараюсь брать дополнительные смены, лишь бы не пересекаться с ним. Прихожу домой разве что только ночевать и принять ванную. Лучше уж так, чем терпеть пьяные намеки и приставания. Да и деньги лишними не бывают – их я коплю, не трачу, все оставляю на карте, стараясь покупать только самое необходимое.

Как назло, бабушки дома сейчас нет. Наверное снова задерживается у своей закадычной подружки Лидочки, как она сама называет Лидию Семеновну, старушку, живущую на этаж выше. И что она только так поздно у нее забыла? Может опять пошла «за солью» и засиделась у нее?

Задумавшись, я не сразу замечаю, что пьяное едва стоящее на ногах тело показывается в дверях моей комнаты. Лишь когда я разворачиваюсь и сталкиваюсь нос к носу с мужчиной, вздрагиваю от того, как он близко. От отчима несет перегаром и застоявшимся запахом пота так сильно, что я невольно отшатываюсь и стараюсь не морщиться, чтобы был менее агрессивным.

- Кто это тебя подвез? – рычит он утробно тоном, не сулящим ничего хорошего.

- Это не твое дело, - отрезаю я, огибая его, но дядя Витя оказывается проворнее и преграждает мне путь, не давая пройти дальше по коридору.

- Что, хахаля себе нашла? А строила из себя…