Страница 2 из 7
Что я переживала в тот момент когда жена убила Вовку? Скорее всего я офигела от неожиданности и от множества вопросов. Зачем его было убивать? Ведь сейчас тебя посадят, и кому нужен твой семимесячный ребёнок? Я никогда не интересовалась тем, как Вовка живёт с женой, но где то в глубине души я понимала, что не очень. Ведь хоть и говорят, что на чужом несчастье счастья не построишь, но я считаю, что если у одного из супругов появился партнёр на стороне, то в семье нет никакого счастья, да и семьи уже нет.
Мне было не понятно, зачем убивать? А потом ещё и скинуть с высоты четвёртого этажа? Ты так его ненавидела? А зачем тогда с ним жила? Вообще это не было удивительным в том районе. Раз в год стабильно, жена убивала мужа в районе Жилкино. Знаете почему? Эти женщины работали в бойне. Они каждый день резали горла коровам и баранам, вскрывали туши, сверху донизу, это для них становилось обыденностью. Нож в руках, лужи крови вокруг, движения, которые превращают нож в орудие убийства, это для них просто их трудовые будни, работа.
Сколько лет было Вовиной жене? Так же как и мне, 21. Была ли она убийцей? Вряд ли. Сколько она проработала в бойне до декрета? Года, два, вполне хватило для того, чтобы профессионально нанести удар в сердце. И вот, сломана жизнь у трех человек, ради чего? Вернее у одного то жизнь просто отобрали, и это печально. Вот так я думала в то время, каких либо ярких эмоций у меня не было. Я не рыдала, не оплакивала Вову, не жалела себя. Я одеревенела еще под поездом, и тогда же перестала сопереживать чужому горю. Ведь все уже случилось, он мёртв, спасибо ему за то, что подарил мне столько ярких дней и вечеров.
До завершения моей работы на мясокомбинате, оставалось где то дней десять. Я прямо мечтала о последнем дне. Сильно давила обстановка, которая сложилась на мясухе в связи с убийством. Шло следствие, и все обсасывали и обгладывали эту ситуацию, смакуя детали чужой жизни. При жизни Вовку мало кто знал, а после смерти он стал героем. Хотя ничего героического в нем я не заметила. Мужик, как мужик, молодой, симпатичный, и это все, чем он запомнился.
Его жену превратили в исчадие ада. Люди, ей чуть больше двадцати лет, я уверена, что она не хотела этого делать. Или она была пьяна, или эмоции перли из ушей так, что она вообще ничего не сображала. Нет, я её не оправдываю, но я её понимаю, как женщина. Интересно, сколько бы раз я убила Генку, если бы я умела это делать? А она умела. Вот и убила. Следствие шло долго, почему то у следователей не складывалось картинка. Я не знаю, сколько присудили этой девочке, я к тому времени уволилась и жила в другом измерении.
Да и Вовку и любовь нашу бешеную я с тех пор не вспоминала. Но вот вспомнила, видимо так надо.
Все, трудотерапия на мясокомбинате была закончена. Это была реальная перезагрузка. Эти три с половиной месяца изменили меня. Я сама себе прописала боль, невероятные физические нагрузки, яркие эмоции влюблённости и шок от чужой смерти. Все это случилось за это время со мной. Как бы я равнодушно не относилась к смерти Вовки, но задуматься то она меня заставила. Я опять думала о том, почему люди уходят, а я остаюсь. Ведь он тоже совсем молодой, почему ушёл? Ведь его жена могла промахнуться, но ведь не промахнулась. А я мучаюсь, умираю под поездом, переживаю клинические смерти, пытаюсь добить себя сама, и все мимо? Я живу назло, вопреки, наперекор. Почему?
А физически я тоже изменилась. Я однозначно к своим костям нарастила мышцы, я в разы повысила свое мастерство ходьбы на протезе, теперь я умела ходить ещё и с утяжелением. Мозоли под протезом трансформировались и ушли, конечно изредка я что то то там натирала, но это случалось именно изредка. Кроме этого меня радовали мои пустые мозги. Работа, постоянная физическая боль и эмоциональные переживания, начисто освободили мою голову от того дерьма, которым она была заполнена после развода, это сильно облегчало моё существование.
Мой кошелёк, благодаря ударному труду, утяжелился на 1037 рублей, и деньги меня тоже очень радовали. Даже с учётом того, что в Иркутске в то время магазины были пустые, я мечтала о том, что я куплю на эти деньги. Жаль, что мы в то время не имели понятия о том , как можно жить, а то бы я уже тогда приступила к построению суперкомфортного пространства. Хотя моё пространство нельзя было назвать некомфортным или аскетичным. Как только я получила возможность зарабатывать деньги я изо всех сил создавала комфорт и уют в своей комнате.
Я по расписанию вернулась в институт. А так, как два месяца были пропущено, мне просто пришлось грызть гранит науки и в институте, и дома, и ночью. Но в тот момент мне это доставляло радость, я ещё была на подъёме, вокруг меня не было тех, кто вгонял меня в грусть и уныние. Да и вообще вокруг меня никого не было, кроме моего курса, почти целиком состоящего из мужчин. И моё окружение мне нравилось, они были ко мне внимательны, заботливы, и добры. Мы вместе учились, писали контрольные и курсовые, готовились к семинарам. Такие у нас тогда сложились отношения.
Институт очень расцвечивал мою жизнь не только тем, что рядом были настоящие мужчины, но и обучением. Было много предметов, о которых ещё полгода назад я и не догадывалась, поэтому мне приходилось вникать, искать литературу, расспрашивать однокурсников. А с учётом того, что я два месяца пропустила, мне приходилось догонять, сдавать пропущенную практику и зачёты, писать несданные рефераты и контрольные. Короче, меня засосала эта трясина, я прямо с удовольствием в неё погрузилась.
И надо признать, что этот бег по аудиториям, библиотекам, лабораториям очень отвлекал меня от единственной думы, которая мне совершенно не нравилась. Периодически я все таки думала о Вове, и пыталась понять, почему так случилось? Была ли я виновата в этом или это бы случилось и без моего участия? Мне было жаль этого молодого человека. Но мозгами я понимала, что думать об этом не стоит, и каждый раз прогоняла эти мысли. Опять же, это был просто интерес к ситуации, но интерес требовал ответа на многие вопросы. А ответов не было.
Надвигалась зимняя сессия и росло напряжение на курсе. Почему? Потому что надо было сдавать высшую математику. А высшая математика для моих однокурсников была чем то непостижимым. Мои однокурсники этот предмет никогда не знали , а потом ещё и забыли. Все алгоритмы, производные, синусы, косинусы, тангенсы, так перемешались в их головах, что достать оттуда что то определённое было просто невозможно. Да и вообще, я считаю, что если преподаватели хотят, чтобы их предмет знали, надо найти способ, как его донести.
Но доносить было уже поздно, экзамен был на носу, причём это был последний экзамен, после него пара зачётов и все. Тройки нужны были всем, и преподавателям тоже. Стоял вопрос, как сдать хотя бы на тройку, это же не история КПСС, где можно хотя бы просто нести белиберду, которую слышал по телевизору. Но хорошо знала высшую математику я. Во первых, я закончила математическую школу, а во вторых, я любила этот предмет, циферки меня завораживали и поглощали моё внимание полностью. Осталось придумать, как сделать так, чтобы мои знания помогли всем.
И мы придумали. Я должна была зайти первой, сдать экзамен, выйти, и потом в течение дальнейшего экзамена, в коридоре, решать билеты остальных тридцати человек, которые мне будут выносить из аудитории. Технология была простая, мои знания по высшей математике были отличными, поэтому план сработал. Опять же преподаватель прекрасно понимал, насколько сложно усвоить этот предмет на факультете, который изучает зверей. Поэтому особого контроля не было, и часов через пять все закончилось. А некоторые, особо одарённые, списав с моих шпаргалок, получили четвёрки, молодцы.
На этом экзамене сессия для нас закончилась. Занятий больше не было! И это надо было срочно отпраздновать. Не в подворотне, не в свободной аудитории, не в общаге, а обязательно в ресторане. Надо отметить, что мои сокурсники не были людьми, ограниченными в финансах. Параллельно учёбе они посещали охотничьи угодья, охотились, и что то добывали. А с учётом советской действительности, когда в магазинах нас встречали пустые полки, все шкуры, которые они добыли и выделали, раскупались ещё до подъезда к институту. В общем, у них в кармане всегда шелестело.