Страница 47 из 48
Пока Маунд говорил, Хорнблауэру вспомнилось затруднение, о котором он поначалу не подумал.
– А как вы будете держать курс? «Гарви» станет неуправляем.
– Поставлю дополнительную планку на задней кромке руля, сэр, – тут же ответил Маунд. – Если сделать ее достаточно большой, она повернет что угодно.
– «Дайте мне рычаг, и я переверну землю», – процитировал Хорнблауэр.
– В точности так, сэр. А в лихтерах выпилю отверстия для весел. Ветром сносить будет не больше, чем плот. Если прикажете, сэр, могу приступить немедленно.
Маунд говорил с жаром десятилетнего мальчишки, от его напускного спокойствия не осталось и следа.
– Я отправлю записку губернатору, – сказал Хорнблауэр. – Попрошу четыре лихтера. Даже шесть, на всякий случай. Даю вам час на составление планов. Можете брать матросов и материалы с «Несравненной» и шлюпов.
– Есть, сэр.
Надо было спешить, потому что в тот же вечер залив огласили выстрелы – не угрожающее рычание полевой артиллерии, которое они слышали раньше, но низкий рев осадных пушек: неприятель на пробу открыл огонь из установленных в траншее тяжелых орудий. На следующее утро, как раз когда Хорнблауэр вышел на шканцы, с берега донесся как будто раскат грома: первый неприятельский залп. Его эхо еще не стихло, как грянул другой, менее стройный, за ним третий, еще более разноголосый, и наконец воздух наполнился беспрестанным грохотом, от которого ухо тщетно ждало передышки. Впередсмотрящий с мачты докладывал, что от вражеской батареи по ветру плывет длинный шлейф дыма.
– Спустите мой катер, – приказал Хорнблауэр.
К «Несравненной» уже были пришвартованы чуть ли не все шлюпки эскадры, нагруженные припасами с кечей. В искристом свете зари катер запрыгал по волнам туда, где стояли на якоре кечи, каждый с двумя лихтерами по бокам. Дункан, капитан «Мотылька», обходил три сцепленных судна на ялике. Поравнявшись с катером, он откозырял Хорнблауэру:
– Доброе утро, сэр, – и тут же, возвращаясь к делу, поднял рупор. – Чересчур высоко нос! Подберите носовой канат еще на пал!
Хорнблауэр велел подвести катер к «Гарви» и, не беспокоя офицеров и команду официальными приветствиями, вспрыгнул на лихтер – практически шагнул, поскольку судно было тяжело нагружено балластом. Маунд стоял на крохотных шканцах, ногой проверяя натяжение каната, обмотанного вокруг кеча и лихтеров, по два витка на каждом, на носу и на корме. Канат пришлось позаимствовать на «Несравненной».
– Левая, продолжай! – заорал он.
На каждом лихтере стояли матросы с лопатами, по большей части сколоченными на скорую руку из чего попалось. Как только Маунд отдал приказ, с левого лихтера начали выбрасывать песок за борт. Пыльные облака поплыли к корме. Маунд вновь проверил натяжение каната.
– Правая, продолжай! – крикнул он, затем, увидев подходящего коммодора, отсалютовал.
– Доброе утро, мистер Маунд, – сказал Хорнблауэр.
– Доброе утро, сэр. Как видите, балласт приходится выбрасывать постепенно. Я так облегчил нашу старушку, что она опрокинется, только дай.
– Ясно, мистер Маунд.
– Русские очень быстро прислали лихтеры, сэр.
– Ничуть не удивлен, – ответил Хорнблауэр. – Слышите, как бьет французская батарея?
Маунд прислушался и, очевидно, впервые различил канонаду. Он так погрузился в работу, что до сих пор не замечал грохота пушек. По серому небритому лицу было ясно, что он не отдыхал с тех пор, как вчера днем Хорнблауэр изложил ему свой план. За это время с обоих кечей сняли припасы и доставили на них канаты. В темноте подошли лихтеры, и суда соединили по трое. Натяжение канатов обеспечивал шпиль.
– Извините, сэр, – сказал Маунд и побежал на бак проверить второй канат.
По мере того как сто пар рук выкидывали за борт балласт, лихтеры всплывали, поднимая кеч, канаты скрипели, и надо было следить, чтобы они постоянно оставались натянутыми. Хорнблауэр повернулся к корме глянуть, чем занята там еще одна команда матросов. За борт скинули большую, наполненную водой бочку. К ней были привязаны два троса. Они тянулись к обеим раковинам и дальше от киповых планок к импровизированным лебедкам на палубе. Травя или выбирая тросы, можно было регулировать положение бочки: когда кеч будет на ходу, она станет работать как мощный рычаг. Ей предстояло заменить руль, который уже значительно поднялся над водой.
– Такая вот самоделка, сэр, – сказал вернувшийся с бака Маунд. – Я, как говорил вам, сэр, собирался увеличить заднюю кромку руля. Идею с бочкой предложил Уилсон – я хотел бы особо его отметить, сэр. Убежден, такой руль будет гораздо действенней.
Уилсон, подняв глаза от работы, улыбнулся щербатым ртом.
– Ваше звание? – спросил Хорнблауэр.
– Помощник плотника, сэр.
– Лучший, какого я знал, сэр, – вмешался Маунд.
– Где служили?
– Сперва на старине «Великолепном» два плавания, сэр, потом одно на «Аретузе», теперь здесь.
– Я назначу вас исполняющим обязанности плотника, – сказал Хорнблауэр.
– Благодарствую, сэр, благодарствую.
Маунд легко мог приписать всю заслугу себе. То, что он так не поступил, делает ему честь. Быстро вознаграждать за хорошую работу полезно и для дисциплины, и для боевого духа команды.
– Очень хорошо, мистер Маунд. Продолжайте.
Хорнблауэр вернулся на катер и велел грести к «Мотыльку». Здесь работа продвинулась дальше: песка выбросили столько, что теперь матросам приходилось кидать его через борт на высоте своего плеча. Над водой уже показалась медная обшивка подводной части «Мотылька».
– Следите за дифферентом, мистер Дункан, – сказал Хорнблауэр. – Судно немного наклонилось влево.
– Есть, сэр.
Пришлось довольно долго травить и выбирать канаты, прежде чем «Мотылек» вновь встал на ровный киль.
– Когда закончим, осадка будет меньше двух футов, сэр! – с жаром сообщил Дункан.
– Превосходно, – ответил Хорнблауэр.
Дункан отправил на лихтеры еще матросов, чтобы те перекидывали песок от внутреннего борта к внешнему, облегчая работу тем, кто выбрасывал его за борт.
– Еще два часа – и мы выбросим весь балласт, сэр. Потом останется только выпилить порты для весел.
Он глянул на солнце, еще невысоко поднявшееся над горизонтом, и добавил:
– Будем готовы за полчаса до полудня, сэр.
– Отправьте плотников вырезать порты сейчас, – сказал Хорнблауэр, – а остальные пусть пока отдохнут и позавтракают. А после они смогут кидать песок в порты, и дело пойдет быстрее.
– Есть, сэр.
Теперь Хорнблауэр скорее готов был поверить, что работу закончат к одиннадцати тридцати. Впрочем, даже если она займет на два часа больше, светлого времени, чтоб нанести удар, будет еще вдоволь. Покуда в бортах вырезали порты для весел, он вызвал Дункана и Маунда к себе для последних указаний.
– Я буду с сигнальщиками в церкви, – закончил Хорнблауэр, – и прослежу, чтобы они действовали четко. Ну что ж, удачи.
– Спасибо, сэр! – в один голос ответили они. За радостным возбуждением их усталость была почти незаметна.
Хорнблауэр велел спустить катер и грести к деревне, где узенький дощатый причал избавил его и сигнальщиков от необходимости брести к берегу по мелкой воде. Дибич и Клаузевиц встретили их у пристани и повели к церкви. Проходя мимо земляного вала, опоясывающего деревню со стороны суши, Хорнблауэр поднял глаза и увидел, как русские солдаты – бородатые, голые по пояс из-за жары – заряжают пушки. Офицер переходил от орудия к орудию, наводя каждое на цель.
– В нашей артиллерии мало хороших канониров, – сказал Клаузевиц.
Деревня уже заметно пострадала от обстрела: в ветхих домишках зияли провалы. Когда отряд подходил к церкви, срикошетившее ядро ударило в ее стену, выбив сноп осколков, и осталось в кладке, как слива в пироге. Через мгновение Хорнблауэр обернулся на непонятный звук и увидел, что два мичмана ошалело смотрят на безголовое тело матроса, который мгновение назад шел следом за ними. Ядро, перелетевшее через бруствер, разорвало голову на мельчайшие частицы и бросило тело вперед. Сомерс в ужасе уставился на кровь и мозги, забрызгавшие его белые штаны.