Холодный огонь

– Все в порядке?

– Все очень странно, – сказала Холли и только потом поняла, что говорит не сама с собой, а отвечает на конкретный вопрос.

Рядом со столиком стояла озабоченная официантка, на кармашке ее форменной блузки было вышито имя Бернис. Холли поняла, что думала о Джиме Айронхарте, вперившись в тарелку и не съев за все это время ни кусочка. Официантка это заметила и решила, что посетительница чем-то недовольна.

Бернис нахмурилась:

– Странно?

– Ага… Странно… Я вроде как зашла в самый обычный бар, а оказалось, здесь подают вкуснейшие оладьи с черничным вареньем. В жизни таких не пробовала!

– Вы… Вам правда нравится? – запинаясь, переспросила Бернис, словно подозревая, что ее разыгрывают.

– Просто объедение!

Холли донесла вилку до рта и принялась старательно жевать холодное непрожаренное тесто.

– Я так рада! Желаете что-нибудь еще?

– Только счет.

Бернис ушла. Холли стала доедать оладьи, потому что хотела есть, а кроме них, на тарелке ничего не было.

В процессе еды она разглядывала отдыхающих – те возбужденно делились впечатлениями о достопримечательностях, которые уже успели посетить, и обсуждали дальнейшие планы. В этот момент она впервые за многие годы с трепетом почувствовала себя посвященной. Она знала то, чего не знали все остальные. Она, как репортер, владела недоступной и секретной для всех информацией. Она соберет сведения и напишет свой материал. Это будет блестящая проза, честная и экспрессивная, как лучшие заметки Хемингуэя (во всяком случае, она постарается соответствовать). Ее статью напечатают на первых полосах всех главных газет страны и даже мира. Но самое прекрасное во всем этом, что ее секрет не имеет никакого отношения к политическим скандалам, к сбросу токсических отходов или к самым разным формам террора и насилия, которые подпитывают современные средства массовой информации. Она напишет о чуде, о мужестве и надежде, о предотвращенных трагедиях и спасенных жизнях.

И все же жизнь прекрасна! Холли не могла сдержать улыбку.

Сразу после завтрака Холли взяла карты «Томас гайд» и отыскала дом Джима в Лагуна-Нигель. Адрес она вычислила по компьютеру еще в Портленде: нашла в открытых источниках информацию о сделках с недвижимостью в округе Ориндж за последний год. Нетрудно предположить, что человек, выигравший в лотерею шесть миллионов, потратит часть денег на покупку нового жилья. Предположение оказалось верным. Джим сорвал джекпот – возможно, благодаря своему дару предвидения – в начале января. Третьего мая он завершил сделку по покупке дома на Бугенвиллея-вей. Так как согласно записям Джим не покупал недвижимости раньше, можно было сделать вывод, что до своего баснословного выигрыша жилье он арендовал.

Холли удивилась, увидев, в каком скромном доме он решил поселиться. Район был новый и зеленый, совсем рядом с Краун-Вэлли-парквей, спланирован в южных традициях округа Ориндж: широкие улицы усажены молодыми пальмами и чайными деревьями, дома в средиземноморском стиле с черепичными крышами красных, песочных и персиковых оттенков. Многие мечтают жить в таком городке, и пусть даже стоимость одного квадратного фута в типовом доме Лагуна-Нигель сравнима со стоимостью квадратного фута в пентхаусе на Манхэттене, Айронхарт все равно мог позволить себе жилье получше. Его дом был самым маленьким по площади в районе – тысячи две квадратных футов, может, чуть больше. Оштукатуренные кремово-белые стены, широкие французские окна в пол и никаких раздражающих глаз излишеств. Ухоженный, но опять же маленький газон с азалиями и бальзаминами. Пара арекаструмов в то еще не жаркое утро отбрасывали кружевные тени на стены дома.

Холли ехала медленно, чтобы получше все рассмотреть. На подъездной дорожке машины не было. Шторы на окнах задернуты. Единственный способ узнать, дома ли Айронхарт, это подойти к парадной двери и позвонить. Вообще, так она и собиралась сделать. Но не сейчас.

В конце квартала Холли развернулась и еще раз проехала мимо дома Джима. Приятное место, даже милое, но такое… обычное. Не верилось, что именно здесь живет столь удивительный человек.

Виола Морено обитала в живописном зеленом квартале, построенном «Ирвин компани» в шестидесятых-семидесятых годах. Живые изгороди из боярышника с тех пор вымахали до исполинских размеров, и даже в самые знойные безоблачные дни здесь можно было укрыться от жары в тени высоченных эвкалиптов и лавров.

Обстановка в таунхаусе Виолы Морено говорила о том, что его хозяйка стилю явно предпочитает комфорт. Будто раздутый мягкий диван, удобные глубокие кресла, пухлые скамеечки для ног – все в теплых тонах. На традиционных пейзажах, украшавших стены, глаза отдыхали, а не начинали дергаться от напряженной работы мозга. И повсюду были полки с книгами и стопки журналов.

Едва переступив порог, Холли почувствовала себя как дома.

Виола казалась такой же радушной и простой, как ее жилище. Ей, американке мексиканского происхождения с безупречной кожей оттенка тусклой меди и живыми, веселыми глянцево-черными глазами, было около пятидесяти. Ростом она была ниже среднего и в силу возраста немного полновата, но Холли легко представила, как в былые времена мужчины сворачивали шеи, оглядываясь на эту женщину. Да, Виола все еще была красива. Возле двери она взяла Холли под руку, точно старинную подругу, и провела через дом на террасу, хотя до этого момента они лишь однажды говорили по телефону.

На террасе с видом на лужайку их поджидал кувшин с ледяным лимонадом и два стакана. В плетеных креслах лежали пухлые желтые подушки.

День выдался не жаркий, воздух был сухой и чистый.

– Летом я провожу здесь почти все время, – призналась Виола, когда они устроились за стеклянным столиком. – Правда, прекрасный уголок?

Два ряда таунхаусов разделяла широкая, но не глубокая, утопающая в зелени ложбина. Ее украшала пара круглых клумб с красными и лиловыми бальзаминами. Две белки сбежали по пологому склону и перепрыгнули через петляющую тропинку.

– Да, здесь просто чудесно, – согласилась Холли.

Виола разлила лимонад по стаканам.

– Мы с мужем купили этот дом, когда деревья еще были саженцами, а наш гидропосевной «зеленый пояс» зиял проплешинами. Но мы представляли, как в один прекрасный день разрастется зелень, и были терпеливы, хоть и молоды. – Виола вздохнула. – Иногда в плохие дни мне становится горько, оттого что он ушел совсем молодым, так и не увидев, как расцвел наш уголок. Но обычно я просто сижу здесь и наслаждаюсь. И надеюсь, где-то в лучшем мире Джо в этот самый момент радуется за меня.

– Мне очень жаль, – сказала Холли, – я не знала, что ваш муж умер.

– Конечно, дорогая, вы не знали. Откуда вам знать? Это случилось так давно, еще в шестьдесят девятом. Мне тогда исполнилось тридцать, а Джо – тридцать два. Мой муж служил в морской пехоте и гордился этим. И я им гордилась. И до сих пор горжусь, хотя он погиб во Вьетнаме.

Холли вдруг поняла, что большинство павших в той войне молодых ребят сейчас были бы зрелыми или даже пожилыми мужчинами. Их жены прожили без них дольше, чем с ними.

Сколько еще времени пройдет, прежде чем война во Вьетнаме будет казаться молодежи делом давно минувших дней, как крестовые походы Ричарда Львиное Сердце или Пелопоннесская война?

– Тяжкая утрата, он был так молод, – с надрывом в голосе сказала Виола, но уже через секунду спокойно добавила: – Столько воды утекло…

Жизнь этой женщины представлялась Холли спокойным путешествием от одного удовольствия к другому в тепле и уюте, под добродушный смех в компании близких друзей. Теперь она догадалась, что это только видимая сторона. По тому, с какой любовью и уверенностью в голосе Виола произнесла «мой муж», Холли поняла: сколько бы лет ни прошло, воспоминания о супруге, первом и единственном ее мужчине, никогда не потускнеют. После гибели Джо жизнь Виолы кардинально изменилась. Общительная и дружелюбная от природы, она, безусловно, осталась оптимисткой, но потеря легла на ее сердце черной тенью.