Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 14 из 63

А у меня молодой, здоровый организм, который стремительно оттаивал, нагоняя кровь во все выступающие части. И без шубы это станет видно всем. Я стесняюсь такой открытости миру.

Мы миновали предбанник с гардеробом и вошли большой, похожий на бальный зал, залитый солнцем из высоких окон. Тут играла музыка, слышались веселые голоса и смех. Я сильно не присматривался вокруг, — краем глаза видел празднично одетых людей, которые замолкали и удивленно на нас пялились. Я чувствовал себя не вполне подобающе одетым.

Мы подошли к широкой лестнице и тут, идущий три шага впереди Распутин, против ожидания, не стал подниматься по ней, а прошел мимо. И уверенно шагнул в темный проход, со спиральной лестницей ведущей вниз.

Несколько кругов спустя мы уже шли по очень темному, широкому коридору с высоким потолком, украшенным целомудренно прикрытыми настоящей тканью статуями голых барышень. Мстиславу этот коридор бы не показался таким уж темным — каждые пару шагов его освещали здоровенные свечи, гроздьями стоявшие на высоких вычурных подставках. Для меня тут было темно, как ночью в гараже, при свете зажигалки. Ну, может я немного утрирую, но я бы на месте Гришы посох зажег.

В тенях уютные ниши с диванчиками и столиками рядом. Распутин демонстративно игнорировал окружающее, но совершенно точно знал, куда идти. Он резко свернул, и вошел в неприметную дверь, я едва его не потерял из виду.

Мы еще довольно долго шли по куда менее пафосному, на вид служебному, коридору с длинным рядом простых дверей. Потом Распутин снова, не сбавляя скорости, повернул и вошел в дверь, которая ничем не отличалась от других. За ней оказалась узкая лестница, опять вниз. Еще пара пролетов, потом пара тесных коридоров и мы вышли в уютную нишу с низким и очень широким диванчиком, горой бархатных подушек и маленьким фонтанчиком. Дверь, из которой мы вышли, была прикрыта свисающей с потолка красивой складкой бархатной шторы, или как уж такие штуки называются — короче, щебечущие о чем-то своем одетые только в украшения и радость девушки, лежавшие на подушках, в первый момент подняли визг. И похватали полупрозрачные покрывала с диванчика, прикрывая себя. Получалось это у них плохо.

— Цыц! — гаркнул Распутин командирским тоном. Девушки затихли.

Колдун затопал дальше, а я застрял. Прилип к полу. Магия, не иначе. Чувствуя, что я весь покраснел и совершенно по идиотски улыбаюсь, я смущенно опустил голову вниз. И теперь пялился на девушек исподлобья, низко голову наклоня. Жуткое, должно быть, было зрелище.

Я такое и в прошлой жизни не часто видел. В свое оправдание могу рассказать про гормоны, но не сейчас. Сейчас в башке была звенящая тишина, язычком колокола которой выступала жилка на виске. Из носа капнуло красным на пол. Нет, не подумайте, у меня все было хорошо, я прекрасно проводил время.

— Сы… хызт… уйте, — поздоровался я голосом как у испуганного кота. Этот звук, кажется, привлек внимание проклятого колдуна, успевшего уйти достаточно далеко. И он, конечно же, вернулся чтобы испортить жизнь хорошему человеку. То есть мне.

Вернувшись, Распутин подобрал с пола грубоватый стеклянный бокал и подошел к фонтанчику. Терпеливо подержал бокал под одной из струй фонтанчика, пока посуда не наполнится. Жадно выпил, громко глотая. Крякнул. Утерся рукавом. Налил снова. Протянул бокал мне. Я, как раз в этот момент невероятным волевым усилием отвел взгляд от сис… испуганных больших глаз удивленных нашим появлений красавиц и посмотрел на колдуна. Взгляд отвел, все остальное там и осталось. Я мимодумно взял бокал и начал пить, не чувствуя вкуса. И только в самом конце почувствовал, что пью вино. Терпковатое, я такое не люблю.

— Полегчало? — участливо спросил Распутин. — Прояснилось в мозгах?

Я осторожно кивнул, боясь оглянуться назад, но чувствуя на себе уже не такие испуганные и, кажется, даже заинтересованные взгляды.

— Тогда идем! — рявкнул Григорий тем же командирским тоном. Не вполне мне доверяя, он схватил меня за шубу и потащил впереди себя.





Мы попали в коридор, аналогичный самому первому. Только этот был куда пафоснее. На стенах появилась разноцветная плитка, на полу ковры, ниши стали больше и теперь были занавешены, а оттуда доносился смех. Не только девичий. Я вдруг понял, что этот коридор ведь ниже первого этажа. Довольно глубоко внизу. А тут озеро рядом. Интересно, как они борются с грунтовыми водами?

К тому времени, как мы дошли до конца коридора я смог сосредоточиться на многочисленных животрепещущих вопросах строительства и обустройства ведьминого дворца. Это вернуло мне трезвость мыслей и должно было подготовить к любому повороту событий. Я на это надеялся.

Нет ничего призрачнее, чем надежда. Особенно в логове ведьмы.

В конце коридора нас встретил холл. Далеко не такой большой, как наверху, но потолки были метра четыре и поддерживались массивными деревянными балками. В одной из стен этого пустого, если не считать диванчиков вдоль стен, сразу же привлекала к себе внимания здоровенная двустворчатая дверь из белых досок, оббитых блестящими полосами металла. Настоящие крепостные ворота. А по сторонам от этих ворот стояли два гридня в броне. В первый момент они показались мне статуями. Потом, конечно, память Мстислава дала подсказку, но я её проигнорировал. Уже почти привычно. Есть ведь выборочная слепота на рекламу. Вот и у меня начала вырабатываться привычка отбрасывать вечный поток “не своих” воспоминаний и ассоциаций. Надо с такими привычками завязывать.

Мы с Распутиным прежним порядком направились к белым воротам. Он по прежнему тащил меня силком. Впрочем, в помещении было пусто, поэтому я на столь беспардонное обращение не бухтел. Зачем нервировать человека лишний раз — я прямо нутром чувствовал — Гриша нервничает. Будь мне столько же лет, то меня бы могли заставить нервничать только абсолютные пустяки или нечто по настоящему неприятное.

Когда мы приблизились к белым вратам — очень уж вычурно они были украшены, по другому и не назовешь — “статуи”, стоявшие по обе стороны от створок, синхронно шагнули вперед и скрестили оружие, перекрывая проход. Я совсем не по-княжичьи оймлякнул.

Распутин резко затормозил. Ну и я, вместе с ним, естественно. В одной же сцепке. И мы стали стоять. Молча. Только я открыв рот, а он сопел злобно.

Ворот шубы колдун не отпустил но я не дергался. Гридни реально были страшные, лишний раз внимание привлекать не хотелось.

Гридни были похожи на огромных, человекоподобных роботов. Только сильно стилизованных под русских витязей. Конусообразная голова наверху с серебрянной личиной, имитирующая привычные мне по историческим иллюстрациям русские шлемы, сидела на массивном, бочкообразном теле. Руки и ноги толщиной с меня. А в руке у каждого Т-образные мечи, с расходящимися на конце серпообразными клинками. Не меч, а двухсторонняя коса. Людей косить.

Высоты в гриднях было метра три. Они впечатляли и неподвижными, но в движении создавали впечатление невероятной, непреодолимой силы. Трудно такое понять, пока сам не увидишь. Представьте, что ваш рост примерно метр семьдесят. Возьмите стол, его стандартная высота семьдесят сантиметров. На стол поставьте обычный стул. Высота сиденья стула, как правило, сантиметров сорок. Заберитесь сами на эту конструкцию. Теперь ваша голова находится примерно на уровне шлема гридня в броне. Можете посмотреть, какими маленькими будут вокруг вас люди. Или, слезть и прикинуть, каким большим будет он. Но постарайтесь не забыть, что гридень выглядит почти квадратным — я даже не могу предположить, сколько же в нем массы.

А двигается эта конструкция стремительно и ловко, нет и капли неповоротливости, которую можно ожидать от такой громады.

В школе нас учили, что феодализм умер по причинам чисто экономическим. Если упростить до почти неправильного, то люди способные купить коня, оружие и доспехи, могли себе позволить не воевать. Их доходы были слишком хороши, чтобы рисковать жизнью за возможность пограбить с сомнительными результатами. Поэтому армии потихоньку становились профессиональными, создавались городские и частные арсеналы из которых вооружались обедневшие дворяне для конницы и просто мужичье для пехоты. Так, постепенно, феодал, властитель судеб, хозяин земли и просто благородный всадник, уступил место в истории всяким выскочкам с толстыми кошельками. А там уже и до французской революции докатились, с дикой идеей о всеобщем равенстве.