Страница 37 из 62
— Подождите, я зайду в «историю плательщика»… Верно, у них была перерегистрация, после чего ООО превратилось в ЧП. Теперь я вспомнила. Там один учредитель уступил свои акции другому и вышел из состава учредителей. Все официально оформлено: протокол собрания, изменения в уставе.
— Давно это было?
— М-м-м… в апреле.
— Я пришлю вам официальный запрос, а вы подготовите мне справочку по этому поводу. Хорошо, Наталья Александровна?
— Разве я могу отказать прокуратуре? Тем более вам, Лесенька.
Поблагодарить Семчук я не успела — деньги кончились, связь оборвалась. Поразмыслив над только что услышанным, я решила, что ничего не будет плохого, если я наведаюсь в «Техникс» лично. В неофициальном качестве, как хорошая знакомая Саши Подольского, которая якобы ни сном ни духом о происшедших на фирме изменениях.
Спрятав телефон, я невольно вспомнила, как впервые оказалась в Сашиной квартире. В тот день еще кое-что было впервые. Наша первая близость, первое признание в любви. Мое признание. Я сказала ему об этом, как только переступила порог этой квартиры. Зачем? Да просто хотелось его чем-то удивить, ошарашить. Чтобы сразу и наповал.
— Знаешь, почему я согласилась прийти в твой дом? — спросила я, когда он помогал мне снимать плащ.
— Знаю, — с обычной долей самоуверенности самца произнес он.
— Тогда скажи.
— С моей стороны это будет нескромно.
— Ничего, переживу. Говори.
— Ты здесь, потому что я тебе нравлюсь.
— Нет. Я здесь потому, что я люблю тебя.
Он как раз нагнулся, чтобы поцеловать меня, но, сбитый с толку моими словами, остановился.
— Разве можно полюбить человека за такое сравнительно короткое время?
— Вот уж кого нельзя полюбить, так это человека, о котором тебе все известно, — возразила я. — А которого не знаешь — можно. В этом и заключается весь фокус.
— Но тогда есть риск разочароваться.
— В девяносто девяти и девяти десятых процентах именно так и бывает, — согласилась я. — Но к любви это не имеет никакого отношения.
— И все же, я думаю, тебе только кажется, что ты меня любишь.
— Кажется, не кажется… Какая разница?
— То есть как какая? В одном случае — это правда, в другом — фикция!
— А что, по-твоему, любовь?
— Мало ли что. Каждый понимает это по-своему.
— А как по-твоему? — не унималась я.
— Ну, это… — Он развел руками и задумался, стараясь подобрать подходящее определение. — Это такое интимное чувство, испытываемое одним человеком к другому.
— Все ясно. Пятый класс, вторая четверть. Любовь — это когда два человека разводят друг друга по полной программе. И оба в этот взаимный разводняк верят. А все потому, что эта их вера обусловлена определенными химическими реакциями в организме. Поэтому никакой другой любви, кроме кажущейся, не бывает. И чем же тогда отличаются между собой «люблю» и «кажется, что люблю», если и в том, и в другом случае я испытываю одинаковые чувства? Если у меня внутри происходят те же самые химические процессы?
— Значит, сегодня тебе кажется одно, завтра — другое?
Он нахмурился, а я задумалась, не слишком ли сильно я его загрузила? Интеллектуальную прелюдию надо было сворачивать.
— Всякое может случиться, — осторожно произнесла я. — Поэтому, вместо того чтобы болтать, пользуйся случаем, пока можно. Поцелуй меня быстрее. Как женщину…
— Ты первый мужчина в моей жизни, — призналась я спустя некоторое время.
— Да ну? — не поверил он, и, признаюсь, не без оснований. — Впрочем, если тебе кажется, что все дело в химических процессах, то я, конечно, согласен. Пусть я буду первым.
— Я понимаю, что ты хочешь сказать, но тогда… это нельзя было назвать близостью. Скорее небольшим хирургическим вмешательством. Просто хотелось убрать преграду, отделяющую меня от взрослой жизни. Чтобы потом не за что было переживать, нечего было терять. Я даже имени того человека не помню. Он хотел этого, и я ему позволила. Сознательно. Чтобы облегчить себе дальнейшую жизнь.
Да не забыла я его имя. Он был моим однокурсником. Мы тогда здорово напились шампанского, и я сама его совратила. Через два дня он заявился ко мне с цветами и билетами на «Океан Эльзы». На концерт я сходила, но потом сказала парню прости-прощай.
Я вдруг вспомнила наш разрыв с Сашей.
В день, когда это случилось, мне удалось вырваться с работы раньше обычного. Предупреждать любимого о том, что приду, необходимости не было — я уже имела ключ от его квартиры. И вот, у самого парадного, я столкнулась с любимым, который целовал какую-то фифу бальзаковского возраста. Кстати, последнее обстоятельство меня разозлило больше всего. Подавив желание стукнуть обоих чем-то тяжелым, я развернулась и пошла прочь.
Когда я оказалась дома, Саша уже названивал мне, как сто пожарных машин.
— Ты, наверное, хочешь сказать, что это все не то, что я думаю? — задала я риторический вопрос.
— Это действительно не то, что ты думаешь. Та женщина — моя бывшая жена. Несмотря ни на что, мы сумели сохранить нормальные отношения. Я же тебе рассказывал. Она была здесь проездом. У меня остались кое-какие ее вещи, и она заезжала, чтобы забрать их. Мой поцелуй был просто дружеским жестом.
— Целуйте друг друга хоть до упаду. Меня это уже не трогает.
Александр повесил трубку первым, и это привело меня в бешенство. Его счастье, что мы разговаривали по телефону.
Прошел месяц. Я успокоилась, соскучилась и решила дать ему шанс вымолить у меня прощение. «Может, и вправду, — думала я, — у него с той стриженной под ежика куклой ничего не было». Я позвонила ему в офис.
— А, это ты, — произнес он безразличным голосом. — Перезвони мне попозже, через час. У меня совещание.
И повесил трубку, скотина. Это уже выходило за рамки допустимого. Нет, я понимала, что у него совещание и все такое прочее, но разве это я должна была перезванивать? Разве я уже не сделала свой первый шаг к примирению? Прождав напрасно до самого вечера звонка Подольского, я набрала его номер, а когда он ответил, дала отбой. И опять он даже не подумал связаться со мной, хотя мой номер обязательно должен был определиться.
Всю ночь я проплакала в подушку, а под утро дала себе слово забыть этого неблагодарного человека. Как видите, забыть не удавалось. И все потому, что один из фигурантов первого порученного мне настоящего дела мог оказаться Александром Подольским. И чем больше выяснялось обстоятельств, тем больше это грозило обернуться правдой.
Я забрала со стола фотографию в рамке и, кинув ее в сумку, вышла из квартиры. Спустилась вниз. Снаружи дома, как и внутри, тоже ничего не изменилось. Те же клумбы под окнами первого этажа, обложенные половинками силикатных кирпичей, те же рябины, достающие ветвями до окон третьего, выкрашенные жэковскими работниками скамейки с неизменными бабульками. Напротив дома стояло все то же трансформаторное здание, возле которого нашел свой последний приют салатовый «запорожец» без двух задних колес. Все та же старая облезлая иномарка с конем на радиаторе, выглядевшая, если ее сравнивать с «запором», апогеем автомобильного строительства. Хотя нет, иномарок с конем раньше здесь не было. Но, тем не менее, она казалась мне знакомой. Может, потому что на такой же ездил персонаж фильма «Служебная собака К-9», которого сыграл Джеймс Белуши. Кажется, он называл свою машину «мустангом».
— Здравствуйте, — сказала я пожилой женщине, которая сидела на лавке и грызла семечки, одним глазом наблюдая за копающимся в песочнице бутузом, другим изучая меня. — Я ищу своего друга. Его зовут Александр Подольский. Вы знаете его? Он живет в этом подъезде. Он такой…
Я задумалась, как более доходчиво описать Сашу, на тот случай, если женщина не знает его по имени, но та перебила меня:
— Я вас помню. И друга вашего знаю. Только я давно уже не видела его.
— Как давно?
— С весны, наверное. Где-то так. Сначала вы перестали появляться, а потом месяца через два и он исчез.