Тот, кто умер вчера

На самом дне, в целлофановом файле, лежали бумаги и фотографии. На фотографиях были запечатлены двое мужчин, снятых при различных обстоятельствах, в основном в ресторациях, при входе и выходе из зданий, при посадке в транспортные средства и высадке из них. Бумаги содержали отпечатанный на принтере текст, быть может, комментарии к снимкам, читать который у меня в тот момент не было желания. Скажу лишь то, что среди вороха фотокарточек я заметил одну, отличающуюся от других. Снимок был групповым. На фоне экзотического дерева стояли симпатичная женщина с короткими волосами, маленькая белобрысая девочка в салатовом сарафанчике и я, улыбающийся, в пляжной рубахе навыпуск и шортах-бермудах. На обороте красивым почерком было написано: «Ла-Валетта. Август 2004».

Рассматривая снимок, я сделал поразительное и неожиданное открытие, заключавшееся в том, что меня почти не интересовали эти люди. Может, так всегда бывает с теми, кто теряет память, а может, я по жизни был человеком черствым, но теперь я испытывал к ним едва ли не равнодушие. Для меня это были обычные люди, о которых я ничего не знал. Казалось, из субтропического рая на меня смотрели совершенно чужие лица. А я сам, если хорошенько вдуматься? Разве это я был на снимке? Пожалуй, что уже не я. Какой-то чужой мужик, только очень на меня похожий, которого тоже звали Макс Красилов. Мертвый человек, некогда живший в моем теле, и только. Это его семья погибла при взрыве автомашины, а он сам утонул в реке. Какое отношение он имел ко мне? Я поселился в теле этого человека, равнодушный ко всем его прошлым раскладам.

— Извините, — сказал я людям на карточке то, что недавно говорил мертвому Сёджу, — но это не моя война. Уже не моя. Меня нет. Я умер.

Сразу стало легче. Решение было принято, и я знал, что буду делать дальше. Я уеду. Куда угодно, лишь бы не оставаться здесь. Документы у меня были. Деньги на первое время тоже.

Я сложил снимки и бумаги обратно в файл и зашвырнул его на дно сумки.

Вроде бы все. Никому ничего я теперь не должен. Что-то не так? Ага, машина. Посмотреть, что там с колесами, и оттарабанить ее на автостоянку. Чтобы глаза не мозолила.

За окном уже начинало темнеть. Захватив найденные в той же сумке ключи, я спустился во двор и скептически оглядел свое движимое имущество. Детище Ли Якокки, некогда поставившее на уши всю автомобильную Америку, выглядело старым и жалким. Должно быть, «мустанг» был ввезен из-за границы еще во времена перестройки. Во всяком случае сейчас на него уже никто бы не позарился. Кстати, дедок с мусорным ведром ошибся, употребив слово «колеса», — спущенным оказалось всего одно колесо, заменить которое оказалось проще простого. Запаска и все необходимое для этого имелось. Я устранил неисправность и, складывая инструменты в багажник, обратил внимание на лежащую там сумку, не такую, как в квартире, а поменьше. «Наверное, еще что-нибудь из вещей», — решил я, открывая молнию. «Опаньки! — воскликнул я про себя, когда заглянул внутрь. — Только этого мне и не хватало!»

В сумке в самом деле лежали вещи, но весьма специфического свойства. От всех остальных вещей они отличались тем, что совсем не годились для повседневного пользования среднестатистическими гражданами. Зато, если бы я, скажем, захотел угнать самолет куда-нибудь в Тегусигальпу[3], мне не пришлось бы ломать голову над материально-техническим обеспечением проекта, ибо все необходимое находилось сейчас передо мной. Не сумка, а мечта начинающего террориста. Три единицы стрелкового оружия: автомат Калашникова со складывающимся прикладом, пистолет-пулемет «Стечкин», малогабаритный «ПСМ», несколько гранат с отдельно лежащими, завернутыми в промасленную бумагу взрывателями, кусок чего-то твердого в газете, скорее всего, тротила, куча патронов, еще какая-то взрывающаяся хрень — словом, было отчего почесать в затылке, тем более что угонять самолеты я не собирался. Все, чего я хотел, так это взять билет на поезд или, еще лучше, на рейсовый автобус и тихо исчезнуть из города. Навсегда. Поэтому восторга по поводу неожиданно свалившегося на голову наследства я не испытал.

Было не по себе от мысли, что вся эта гора оружия, тянувшая на солидный тюремный срок, почти целый месяц преспокойно лежала в багажнике оставленной на улице машины! Куда бы это сбагрить? Отвести подальше и выкинуть? Но я не очень хорошо ориентировался в городе и не знал, куда именно нужно везти. К тому же был риск напороться на милицейский патруль, а патрули после известного события наверняка умножатся. Отнести на ближайшую помойку? Но сумку сразу же подберут бомжи или дворники. Они могут сообщить в милицию, поднимется шухер, и кто-то ненароком вспомнит, как один человек из дома напротив опускал сумку в контейнер.

Подумав, я выбрал, как мне казалось, оптимальный вариант — отнес сумку в квартиру и оставил на балконе среди прочего барахла, принадлежащего, без сомнения, людям, сдавшим мне квартиру. Пусть попробуют доказать, что это мои вещи. А завтра я подумаю о более подходящем тайнике.

Вернувшись к машине, я сел за руль. Навыки вождения утрачены не были, не считая того, что, пробуя тронуться с места, я пару раз заглушил двигатель. Для «мустанга» нашлось место на автостоянке за два квартала. Ее я заприметил, когда искал свой дом. На обратном пути я заскочил в магазин, купил пачку пельменей и пару булочек, но спокойно отужинать и завалиться отдыхать после первого активно проведенного дня не получилось. Когда я высыпал разварившиеся чудеса местной кулинарии в тарелку, раздался звонок. Сама мысль, что кто-то еще в этом мире мог мне звонить, казалась до того нелепой, что я не сразу понял, что этот раздражающий звук издает телефонный аппарат. Решив, что это либо хозяева квартиры, либо кто-то ошибся номером, я поднял трубку:

— Слушаю.

— Это Аня, — услышал я голос. — Анна Югова. Ну, медсестра из больницы.

Что ж, весьма неожиданно.

— Анна! Как ты меня нашла?

— Слава богу, это ты!

— Как ты меня нашла? — более настойчиво произнес я.

— По номеру, который был написан на той карточке. Я его запомнила без одной цифры. Видишь, я была права, что это все-таки твой номер. Значит, ты нашел свой дом. И я за тебя рада.

— Я тоже за себя рад.

Последняя, сказанная мной фраза прозвучала достаточно сухо. Какую бы симпатию я ни испытывал к этой птичке, теперь мое местонахождение было известно постороннему, а это мне не нравилось. Еще я боялся, что она станет напрашиваться в гости, а я был не в том состоянии, чтобы доставлять удовольствие противоположному полу.

— Что делаешь? — будто читая мои мысли, спросила Аня.

— Ложусь спать.

— Один?

— Если бы… У меня в гостях женская волейбольная команда.

— Ха-ха!

— Ну а если серьезно, я просто валюсь с ног. Скажи лучше, как ты провела день?

— Обычно. Полдня отсыпалась, потом стала делать вареники. Решила отнести немного тебе. Вечером было скучно, вот я и подумала, а не проведать ли мне тебя? А когда узнала, что ты ушел, вспомнила о визитке и догадалась, что ты последовал моему совету. Ты бы не ушел из больницы, если бы тебе негде было ночевать. Ну а потом я стала набирать возможные варианты цифр. Всем говорила: «Это Аня из больницы». Когда меня спрашивали: «Какая Аня?», просила прощения и вешала трубку. До тех пор, пока не попала на тебя. Видишь, какая я умная. А вы, мужчины, считаете нас, женщин, полными дурами.

— Я этого не говорил.

— Ты, может, и нет, но большинство других — да. Кстати, — вдруг спохватилась она, — насчет волейбольной команды. Ты точно один живешь? Может, я не вовремя? Ты скажи…

Вопрос был задан вовсе не из желания соблюсти правила хорошего тона, а исключительно для того, чтобы понять, есть ли у нее шанс продолжить наши отношения, не занято ли место. Я не мог сдержать улыбки. «Насчет дур сказать не могу, — подумал я, — но всем вам в конечном счете нужно одно и то же: чтобы как можно меньше холостых мужиков на земле осталось».

3

Столица Гондураса, международный аэропорт.