Его сладкая месть

Алекс поддел кольцо ошейника указательным пальцем, направляя меня к агрегату.

— Может, ты сейчас что-то хочешь мне сказать? Волшебное слово, к примеру? — разворачивая лицом к себе и силой усаживая в прохладное кожаное кресло, прошептал в мои губы. — Есть такое желание?

— Нет, — от дерзости меня накрыло новым сладким приливом.

— Хорошо подумай. Потом у тебя такой возможности не будет.

— Поему не…

Я не успела договорить. В его руках появился ремешок с шариком по центру, и в следующий момент этот самый резиновый шар запечатал мой приоткрытый рот. От неожиданности я вскинула руки, чтобы снять, но Алекс полоснул по ладоням стеком. Я вновь зашипела от боли, че он и воспользовался, защелкнув ремешок кляпа на моём затылке.

— Нет, так нет. Теперь ты его не скажешь, даже если очень захочешь.

Слова должны были меня напугать, но произошло наоборот. Я широко раскрыла глаза, словно не веря, что он произнес именно это. Мой доминант сам не хочет, чтобы я это говорила?!..

— Если станет невыносимо, ты постучишь пальцами рук о подлокотник, — Крейн защелкнул стальные обури на моих руках и приковал к перилам. — Я подумаю, считать ли этот знак твоим стоп-словом… или же дать возможность произнести его еще раз.

Я закусила шарик зубами. Так было удобнее. К подобным штукам я не привыкла. Есть и свой плюс: меня точно не станут насиловать глубоко в глотку.

А Алекс спокойно, словно никуда не спешил, развёл мои ноги в стороны, зафиксировав цепью. Похлопал стеком по своей ладони и отошел в сторону, разглядывая меня, как картину в музее.

— Игры кончились, — известил, глядя прямо в глаза. — Ты проведешь в этом положении ровно столько времени, сколько я пожелаю. И за это время я смогу сделать с тобой все, что захочу.

Он явно издевался надо мной. Если тотчас же не начнет воплощать свои обещания в реальность и делать то, что хочет… я точно свихнусь от желания и ожидания. Даже то, что Крейн в некотором роде уберег меня от унижения с помощью кляпа, не успокаивало. Я готова была его умолять не медлить, прикоснуться ко мне… да хотя бы стеком!

— Мы никуда не спешим, — последовал новый тезис, — но я не собираюсь откладывать удовольствие в долгий ящик.

Стек вновь коснулся моей киски, развел в сторону лепестки, легко скользя по обильной смазке. Я дернулась в своих оковах и запрокинула голову. Жестоко ухмыльнувшись, Крейн усилил нажим, проникая внутрь, задевая самые чувствительные точки внутри.

— Даже не думай кончить раньше, чем я выебу тебя своим членом, — предупредил, глядя, как мои глаза закатились от острого удовольствия. — Иначе придётся наказать. Возможно, ты и выйдешь отсюда через два дня… но вряд ли ты захочешь носить красные отметины на своем красивом теле.

Его слова едва доходят до моего сознания. Я испытываю много разных чувств, но страха по-прежнему нет. Есть что-то другое. Новое и незнакомое, а оттого накрывающее нереальным возбуждением.

Губы привыкают к кляпу довольно быстро, и я закусываю его зубами посильнее — лёгкая вибрация по самой кайме заводит еще больше. Смотрю на пальцы Крейна, считая, сколько раз стучит наконечник стека по его открытой ладони — следить за его руками с некоторых пор стало моим навязчивым фетишем. Недолго. Потому что влажная жесткая кожа вновь касается моей вульвы, и я теряю связь с реальностью.

Сопротивляться острому желанию все тяжелее. Я покорно жду, когда сладостное истязание сменит чувство наполненности от его члена внутри. Закрываю глаза, чтобы иметь возможность убежать в свое сознание. Вскрикиваю от резкой боли, вонзив зубы в кляп.

Только болевой ожог кратковременный. Уже в следующий момент его стирает искусный нажим языка.

Чертов Александр Крейн. Чертовы его безумные идеи. Чертова тьма, которая наполняет меня до краев! Я уже отравлена ею куда сильнее, чем думала. Пройти через асфальтоукладчик его изощрённой одержимости и не испачкаться в черном — невозможно.

Язык выписывает языческие заклятия на моей вагине, стирая след боли. Судорожно втягиваю воздух, раскрываю ладони… и по правой тут же прилетает шлепок стека. Мой экзекутор не дремлет.

Если Алекс сказал, что не даст мне кончить раньше времени — так и будет. Сопротивляться бесполезно. И я вновь стону в кляп от усилившегося нажима его языка, закрывая глаза.

Образы сменяют друг друга. Я пытаюсь представить со стороны, как же все это выглядит. Я, распятая в кресле адского агрегата, прикованная цепями, открытая рукам и языку Майкла. От беззащитности и острого экстаза кружится голова. А затем происходит что-то странное.

Язык уже насилует мою вагину резкими чувственными толчками, иногда его сменяют пальцы. Сопротивляюсь, как могу, из последних сил. Дергаю руками, напрягая тело. Крейн резко останавливается, «успокаивая» меня ударом стека по лобку.

— Не смей убегать, — предупреждает чувственным голосом, — Иначе я тебя просто разорву…

Я его не слышу. И когда удары стека ложатся поперек напряженного живота, появляется странное чувство. Будто я взлетаю, освобождаясь от всех креплений. И ослепляет, словно вспышкой, совсем иной картиной…

Уже не я распята на кресле. Я взираю с высоты на него, наблюдая свои эмоции, искаженное сладострастной судорогой лицо, сбившееся дыхание… в его глазах. И стек опускает моя рука. Поверх обнаженного четко очерченного пресса, оставляя розовые отметины, которые быстро сходят.

Вижу, что еще нем немного, и он просто разорвет эти цепи. Такому сильному мужчине нужны крепкие. Те, что не разорвать даже десятерым. И волей моей мысли они превращаются именно в такие. Стек ложится поперек его живота, и я с темным, каким-то частично садистским удовольствием заглатываю его восставший член на полную глубину, но теперь сама контролирую процесс.

Не позволяю трахать себя в рот. Сама имею его своими губами и языком. Его рык в почти прокушенный шарик кляпа накрывает девятым валом, унося еще выше и выше. Туда, где абсолютный космос. Только не холодный и безжизненный, а невообразимо яркий…

Когда я очнулась, за окном уже было темно. А тело бил озноб, от которого не спасало даже одеяло. Я села на постели, даже не понимая, что руки свободны, губы больше не терзает кляп, а во всем теле восхитительная пустота. Только чувства обнажены до предела. Скажи что-то смешное — я рассмеюсь от чистого сердца. Что-тот грустное — расплачусь, как ребенок. Мне хочется и остаться наедине с собой, и прижаться к крепкому плечу, чтобы укрыться на груди. А плечо у меня здесь только одно. И оно принадлежит Алексу Крейну.

Он сам тоже здесь. Сидит в кресле, глухо цокают о стекло стакана кубики льда. Его задумчивый и тяжелый взгляд устремлен прямо на меня.

— Не вставай. — вот, я же говорила, не надо со мной сейчас говорить таким тоном, будто за окном — ядерный апокалипсис, и нам осталось жить несколько минут. — Отдыхай.

Сглатываю, проклиная себя за уязвимость. Откуда она взялась? Ее не было все эти дни. После непонятного и восхитительного транса — тут как тут. Может, ПМС начинается? Да, Крейну точно не поздоровится. Я становлюсь невыносимой.

Что-то в его взгляде цепляет, царапая душу и сердце. Я не хочу этого видеть, потому что… что? Этот дьявол не имеет права на такие чувства? Или я сама отрицаю, что вижу под приоткрывшейся завесой Александра из прошлого?

— Что произошло? Я потеряла сознание?

Он слегка ведет плечом, и грусть в глазах смещается в пользу восхищения, триумфа и какой-то растроганности. Я ее видела, когда наши отношения только набирали обороты.

— С тобой все хорошо. Ты просто очень устала.

Нехорошая догадка рассыпает по спине озноб колючей крупой.

— Я произнесла свое стоп-слово?! Я не собиралась! Я ничего не помню!

Крейн не отвечает. Ставит стакан с виски на столик. Я в его спальне. Уже второй день подряд. Я сжимаюсь, когда он подходит ближе, поправляет подушку за моей спиной. Что случилось? Я точно сдалась. Сознание просто отключило эти воспоминания, чтобы я не свихнулась от того, что проиграла.