Его сладкая месть

— Пора поговорить, — Алекс опустился в кресло, разместив руки на подлокотниках. Я старалась на него не смотреть. Пила кофе из чашки, желая одного — чтобы он не заканчивался как можно дольше.

— Я не услышал ответа, — голос стал холоднее.

Я не подняла на него свои глаза. Я так могла потерять волю.

— Я не знаю, разрешено ли мне вообще с тобой говорить.

Колени затекли, и я сменила позу. Просто так. Не дожидаясь разрешения своего хозяина, которого я таким не назову даже под дулом пистолета.

Алекс задумчиво коснулся подбородка, глядя на меня сверху вниз.

— Вижу, что перезвон собственных цепей и воспитательная порка не помешали тебе собраться мыслями. Рад видеть, что присутствие духа тебе не изменило.

Он меня провоцировал? Да, мало бы кто увидел в подобном провокацию. Но Марина Самохвалова имела мало общего с абстрактным кем-то.

— Я все-таки не ошиблась, Александр. Видимо, ты как раз тот тип мужчин, который подойдёт, только когда женщина беспомощна. В цепях, к примеру.

Улыбка на правую сторону рта могла бы показаться милой, улыбнись мой палач так при других обстоятельствах.

— Металл тебе к лицу. Вижу, утро было не слишком утомительным? Подумываю о том, что тебе следует носить мои цепи круглые сутки… Смотри мне в глаза, твою мать!

Я все же вздрогнула. Хотя на крик Крейн так и не перешел. Просто сменил тон и медленно поднялся с кресла, сделал несколько шагов, сжав мой подбородок и всматриваясь в лицо.

— Храбришься? — в его вкрадчивом голосе было что-то дьявольское.

— Прости, что не плачу и не целую тебе ноги! — я не понимала, что чувствую. Но в этот миг мне захотелось выстоять любой ценой. И даже срок в две недели не показался столь огромным.

— Прощаю, — сминая мои губы нажимом пальца, удерживая голову так, чтобы я не могла отвести взгляда, проговорил Алекс. — Иллюзия мнимой безопасности иногда отравляет мозг.

Как бы я ни пыталась абстрагироваться, его слова прошли как пули навылет, оставив в сознании свой след. Сколько еще пройдет времени, прежде чем я начну жалеть о такой беспечности?

Алекс коснулся моих волос, пропустив прядь через пальцы. Я покрепче обняла свои колени.

— Ты ведь понимаешь, Марина, что я могу назначить тебе целую систему штрафных баллов, и ты просто напросто не выйдешь отсюда?

Не меняя тона голоса. Продолжая играть моими волосами, опаляя висок горячим чувственным дыханием. Что-то оборвалось у меня внутри, распустив пока еще спящих бабочек одним порывом ледяного ветра.

— Был уговор… — я не могла поверить в то, что правила будут меняться по одному желанию этого маньяка. — Две недели…

— Был уговор, что ты примешь мою власть беспрекословно. Но ты решила затеять собственную игру. Я не буду с этим мириться, Марина.

— Я ничего не сделала!

— Ты сама знаешь, что сделала предостаточно. Придется уяснить, что такое поведение неприемлемо. Я могу продлить твоё заточение на тот срок, который сам захочу. И день за днём. только мои шаги и голос будут нарушать тишину этих стен… возможно иногда это будет твой голос…или крики…если я захочу их слышать.

— Ты сошел с ума. — стало трудно дышать. — Я не соглашалась на такую сделку, психопат ты гребаный!

— Уже поздно. Уже выбора у тебя нет. — рука переместилась на затылок. Я отшатнулась в сторону, но Алекс сжал мои волосы у корней и склонился к моему лицу.

— Надеюсь, до тебя начинает доходить, что я никогда с тобой не играл? Насколько все это серьёзно? Нельзя забрать сердце у хищника и свалить в закат, девочка моя. Я либо верну его себе… либо позволю ему биться в твоих руках, но под моим контролем.

Это было безумие. Сейчас Крейн расписывался в собственной слабости передо мной и одновременно держал меня в своих руках, забрав право на свободу.

— Ты там, где должна была оказаться рано или поздно. Здесь твоё место.

«Интуиция меня не обманывала. Я просто не могла понять в двадцать лет, что скрывается за обликом идеального и безумно любящего мужчины. Все было правдой. И я не надумывала себе причин, когда убегала от него прочь!»

Мне хотелось впервые за все время сжаться в комочек и заплакать. Крейн уже начал ломать мою волю по тонким осколкам, не замеченным мною. Но я понимала, что если покажу свою слабость сейчас, дальнейшие… боже. Уже даже не две недели, а непонятный срок, станут стремительным полетом в бездну. Я никогда не буду прежней.

— Что мне мешает перегрызть тебе глотку, Алекс? Прямо сейчас? Если человеку нечего терять он готов на многое.

— Не успеешь, — мягко возразил дьявол во плоти.

— Это был риторический вопрос.

— Ты прекрасно знаешь, чем закончится твоя попытка.

Хватка в моих волосах ослабла. Руки гладили затылок, а нежность прикосновений создавала убойный диссонанс с его словами.

— Ты представить себе не можешь, сколько раз я рисовал в своем воображении совсем другой сценарий. Без добровольных сделок. Без временных рамок. Как я хотел просто тебя похитить и увезти прочь.

Я ощутила, как кровь отливает от лица. Вашу мать, он что, серьезно?! Серьезно рассматривал именно такой вариант?

— Что тебе помешало?

— Мы все же люди. И, наверное, я люблю тебя сильнее, чем мне казалось.

Как легко ему удалось раскачать эмоциональные качели! В горле защипало. А ведь Крейн и не отрицал, что перестал меня любить. Ни минуты.

— Если ты ждешь того же самого от меня… так не любят, Алекс. Это нездоровая любовь!

— Любовь уже давно отнесена к психическим диагнозам, Марина. Поэтому никто из нас даже не догадывается, какие формы она может обретать. Тебе здесь плохо, наедине со мной? Ты считаешь дни до окончания сделки? Отвечай.

Почему я не соврала, я тогда и сама не поняла.

— Это странно, но что плохо, я сказать не могу. Но, наверное, не настолько хорошо, чтобы нормально воспринять это как пожизненное заключение.

— От твоего поведения зависит насколько оно может быть для тебя… удобным. — Ласка затылка прекратилась. Алекс вновь сжал подбородок пальцами, заставив поднять голову. — Осознай это. И насколько его можно сделать невыносимым. Лишив при этом возможности причинить себе вред.

Он мог ломать словами без угроз. Легко, непринужденно. Целуя губы и вонзая нож между лопаток… Я поняла одно: надолго меня не хватит. День. Два. Потом я сама шагну навстречу лезвию, оправдывая свое бессилие именно этим.

— Даже у заключённых есть надежда, что они выйдут. Если ее нет, такие перспективы…Хотя разве это тебя волнует?

— Не настолько, что бы сочувствовать тебе сейчас. Поднимайся.

Неужели он ожидал, что после всего озвученного я смогу что-то делать, и вести себя покорно? А ничего другого ведь мне не оставалось. Алекс сложил пальцы вместе, указав в сторону кресла. Развернул за плечи и слегка подтолкнул вперед.

— Коленями на кресло, Марина. Помогать не буду. Живо.

У меня закружилась голова.

— Алекс, скажи мне, что это не насовсем. Что ты оставишь срок таким, каким он был…

Холод вспорол мои нервы от его бесчувственного голоса.

— Я сейчас считаю до одного…если ты не будешь там, где я сказал, то на коленях ты будешь стоять на каменном полу.

Я не могла сделать и шага. Когда-то давно Крейн сказал мне одну фразу: «власть — не в том, чтобы что-то сделать. Власть — это когда ты можешь, но не делаешь». Только сейчас я осознала ее значение в полной мере.

Я не пошевелилась. Лишь подчинилась нажиму, когда Крейн сжал мою шею и повел к креслу. Помог взобраться, заставил принять необходимую позу. Наклонил головой к мягкой спинке кресла, прижимая щекой к кожаной поверхности..

— Ты будешь чувствовать. И слышать.

Я ощутила, что мои нервы на пределе.

— Подожди. Мне стоп-слово сказать? Или ты меня выслушаешь? Ты обязан…

— Забавно, когда ты напоминаешь мне о моих обязанностях. Среди них, если ты помнишь… воспитывать в тебе покорность и послушание. Видимо, я ими пренебрег.

— Зачем мне подчиняться твоей воле, если у меня нет надежды искупить свою вину перед тобой и выйти на свободу?