Страница 35 из 54
Глеб отцепил руки от руля, потянул горловину футболки, пытаясь избавиться от удушья, распахнул дверь, выпрыгнул прямо под ливень в надежде немного прийти в себя. Не придушить эту ненормальную и себя заодно, вспомнить каким женщинам не место в его жизни. Именно таким, как та, что смотрела на него из салона внедорожника, пока Глеб стоял под струями ливня, в свете фар.
Голова кружилась от адреналиновой встряски, нервному напряжению требовался выход, хотелось орать на всю непроглядную ночь, на весь мир! Перекричать ливень хотелось!
Глеб обошёл машину, рванул пассажирскую дверь на себя, уставился на явившуюся в его жизнь проблему. Проблема глубоко дышала, смотрела широко распахнутыми глазами, нервно облизывала губы. Блузка промокла и больше показывала, чем скрывала. Грудь во всей своей красе проступала сквозь ткань, призывно вздымалась. Лёгкая юбчонка задралась, демонстрируя стройные загорелые ноги. Колени провокационно разошлись в стороны, показывая край кружевных трусов.
Глебу хотелось наорать, обматерить с ног до головы, но он лишь потянул Иру за руку из машины, пресекая слабенькие попытки сопротивления.
– Испугалась? – спросил Глеб, тяжело дыша во всклокоченную, промокшую макушку, пахнущую летом, ливнем, инжиром.
– Нет, – услышал он в ответ и невольно улыбнулся, одновременно злясь на это «нет».
Струи воды падали с неба, одежда промокла насквозь, Глеб прижимал к себе ту, которую хотел несколькими минутами раньше придушить. Водил ладонями по женским изгибам, скользил под промокшую, прилипшую к ногам юбку и сходил с ума.
Ирина была рядом, живая, тёплая, несмотря на прохладный ливень. Обнимала его в ответ, тянулась, вставала на цыпочки, тёрлась грудью, тяжело дышала, делила с ним на двоих одно желание.
Глеб обхватил тонкую талию одной рукой, приподнял, прижал к себе, впился в губы наглым, настойчивым поцелуем, тут же ворвался в сладкий рот, тот самый, что злил его, сводил с ума, заставлял кровь закипать в доли секунды, вопреки всем законам физики и физиологии.
От явственного, жадного ответа Глеб окончательно потерял самообладание, если оно и оставалось в его крови. Руки подрагивали, но не от того, что держали на весу женское тело, а от неистового, умопомрачительного желания, с которым он не мог, а сейчас не хотел бороться.
Поверх недоумения, злости, всего напускного, лишнего, как шелуха, всплывала единственная и истинная потребность – обладать этой ненормальной. Здесь, сейчас, безотлагательно, позабыв о собственном терпении.
Глеб углубил поцелуй, всё так же на весу прижимая к себе тоненькое тело, второй рукой подхватил под ягодицы, заставив обхватить ногами себя за талию. Он беспорядочно обрушивал жадные губы на красивое до одури лицо, шею, ключицы, скользил по плечам, превращая поцелуи в лёгкие укусы, дурея от вкуса, запаха, страстного ответа.
Всего лишь несколько шагов с ношей в объятиях к левой двери автомобиля, быстрое движение руки: в бардачке были презервативы, абсолютно точно были. Иначе он взорвётся, как водородная бомба, оставив после себя бесконечные разрушения.
Память не подвела, защита нашлась быстро. Остальное лишь дело техники и охватившего двоих безумия. Прямо на перевале, под ливневым дождём.
Ира крепко цеплялась за плечи, исступленно царапалась, стонала, как обезумевшая, пока Глеб расправлялся с латексом, одновременно держа на весу ту, которую желал до помутнения рассудка, белых мушек в глазах. Ту, из которой хотелось выбить всю дурь.
Хотел. Сейчас. Всегда. Бесконечно. Безумно. Бешено.
Кружево он стаскивать не стал, не смог пересилить себя, выпустить из рук. Не мог напиться поцелуями, вкусом, запахом, страстным, безумным ответом. Лишь отодвинул в сторону, отмечая полную готовность, жажду, такую же снедающую, невыносимую, как и у него.
С алчной жадностью вкусил громкий стон, захлёбывающийся в адреналине, нечеловеческом, истовом желании.
Слизывал слёзы, перемешанные с ливнем, с красивого лица и продолжал, продолжал, продолжал – ещё и ещё, целую вечность…
Глеб не помнил, когда и куда отбросил презерватив, он сосредоточился на обмякшей в его руках Ире. Осторожно усадил на пассажирское сидение, кое-как, максимально быстро привёл себя в порядок, потом вернулся к ней.
Красивая, какая же она красивая… Невыносимо желанная, даже сейчас, сразу после безумной, ненормальной близости, посредине дороги, между отбойником и капотом внедорожника.
Видимо, всё должно было завершиться именно так, а может быть… начаться?
Глава 21
Просыпалась я медленно, словно выныривала из вязкого, тёплого плена. Я выспалась, при этом чувствовала себя разбитой, буквально уничтоженной. Самое злое похмелье не сравнится с тем, что ощущала я, распластавшись на широкой кровати в просторной комнате.
С двух сторон от кровати стояли тумбочки, у входа был обычный трёхстворчатый шкаф из натурального дерева, как и остальная мебель. Окна закрыты тяжёлыми гардинами в пол, так, что не проникал ни один луч света. Понять, какое сейчас время суток и сколько времени я провела в этой спальне, было невозможно.
Я прикрыла глаза, отдаваясь воспоминаниям. То, что случилось в ресторане, пронеслось цветастым вихрем. А перевал – сплошной стеной ужаса, даже лёжа под одеялом, в полной безопасности, я ощущала липкие лапы невыносимого страха, комок в груди, не позволяющий дышать полной грудью.
А вот всё остальное зафиксировалось в моей памяти подетально, складывалось ровными кирпичами, словно я выигрывала партию в тетрис.
Я вывалилась из внедорожника, как неваляшка, когда Глеб остановился в гараже этого дома. Не могла пошевелиться, поверить, что ливень больше не лупил по кузову машины, дворники не сгоняли потоки воды с запредельной скоростью, гром остался где-то там, на перевале, а прямо сейчас я слышала убаюкивающий мерный шум дождя по крыше нашего убежища.
– Испугалась, – не спросил, поставил в известность Глеб.
– Нет, – естественно, ответила я, уткнувшись ему в шею.
Глеб держал меня на руках, прижимая к своему сильному, горячему телу. Потом двинулся в дом через дверь, ведущую из гаража. Легко поднялся по лестнице, минуя несколько пустынных комнат, будто ему не приходилось нести меня в спальню, в которой я и проснулась.
Он раздевал меня, как куклу. Поставил перед собой, сам уселся на край кровати, легко расправлялся с крючками, замочками, пуговицами на моей одежде, снял даже серёжки. После отвёл в душ, зайдя под горячую воду со мной.
Я видела, как смывается грязь с перевала с моих ступней, рядом находились чистые ноги Глеба, и не могла поднять глаза на собственного спасителя. Если бы… если бы… если бы… Большая рука опустилась на моё солнечное сплетение, придавила, вынуждая прижаться спиной к разгорячённому телу, вторая провела по моей шее, снимая напряжение, по голове, выпуская вместе с мурашками по всему телу горячие слезы.
Глеб не пытался меня успокаивать, произносить утешающий, никчёмных набор слов. Слушал мой невнятный лепет и позволял тёплым струям воды смывать мои слезы, пока те не иссякли.
Простыни были холодными, отчего поцелуи казались слишком горячими. Каждое прикосновение губ обжигало, заставляло шипеть сквозь зубы, стонать, метаться, как в лихорадке. Дорожка влажного следа пробежала от шеи ниже и ниже, замерла на животе, опустилась непозволительно низко. Мне следовало удивиться, но в тот момент те немногие резервы, что оставались у меня, сосредоточились на происходящем.
После же всё походило на забытый сон, хотя я точно знала – это не сон. Это уже было, точно так же. Его ладонь обхватывала моё колено, заставляя сходить с ума от неясной, тягучей боли. После плавиться от того, что оказалась снизу. Смотрела сквозь ресницы на напряжённые руки, внимательный взгляд, капельку пота на лбу – точь-в-точь, я точно так же чувствовала вкус его губ, от которого внутри всё цепенело и сладко ныло.
Разум испарялся, сердце заходилось в бешеном темпе, дыхание сбивалось. Мелькавшие воспоминания о случившемся погибали под спудом обрушившихся на меня безумных ласк. От них дыхание перерастало в стон, а организм требовал своего. Немедля.