Дворянство, т.II

— Звучит подобно комплименту, — Биэль удержалась от улыбки. — Но, кажется, он отринул ложную веру?

— От старых привычек сложно избавиться. Что же до меня… начинаю сомневаться, тому ли ребенку доверил наше владение, — мрачно сообщил герцог.

— О, нет, отец, — легко взмахнула ладонью маркиза. — Умоляю, оставьте эти мысли. Пусть Флесса дальше в хвост и в гриву дрессирует Малэрсид. Ей нравится.

— Да, власть это блюдо, которым трудно пресытиться, — мрачно согласился герцог.

— И у нее получается, весьма, весьма неплохо. Мне же это скучно.

— Дела семьи и владения не могут быть скучными, — еще мрачнее сказал герцог.

— Меня не увлекают повседневные, рядовые заботы. Даже если они значимы и приносят выгоду. Мне интересны задачи уникальные, удивительные. Те, которые иным не под силу. Так что сейчас каждый на своем месте. Флесса развлекается, как может, дорвавшись до настоящей власти, причем с пользой. Кай воюет, опять же успешно. А я… — маркиза помолчала. — А я там, где вершатся судьбы мира. И, наконец, могу использовать свой ум, свои знания по достоинству.

— Можно подумать, я тебе препятствовал, — проворчал старик.

— Препятствовали, — с вежливой и холодной непреклонностью отрезала дочь. — Вы хотели запрячь меня и заставить тащить владение Вартенслебенов в общей упряжке. Под вашим кнутом. А я не люблю ни упряжь, ни кнуты. Разве что в удовольствиях, кои вы считаете предосудительными.

— Не хочу этого знать! — возмутился герцог. — Что же до остального, то закаленный клинок обретает единовременно и упругость, и прочность. Надо сказать, не столь уж давно я был разочарован детьми, полагая себя несчастнейшим отцом в мире. Теперь же… следует помолиться и сделать хорошее подношение в Храм, коль уж мы здесь, в духовном сердце Империи. Кажется, роптал я напрасно, гневя Пантократора.

Дочь могла бы сказать отцу многое насчет его воспитательных загонов и методик, но по целому букету причин сочла за лучшее воздержаться. Отвернулась, сосредоточившись на семисвечнике, который освещал кабинет в полуночный час. Маркиза чувствовала, что ноги держат ее лишь на силе воли. Хотелось упасть — не сесть, а именно упасть на стул, развалиться, безвольно свесив руки, позволить физиономии расплыться в гримасе удовлетворения самой собой. И немного помечтать о встрече с интересным человеком, который неожиданно заинтриговал Биэль, не без оснований полагавшей ранее, что ни один мужчина больше не в состоянии чем-либо удивить ее.

Однако было еще несколько вопросов, требующих разрешения. И в первую очередь — коробка на столе. Биэль сложила руки на животе, вымолвила, глядя в сторону:

— Как обстоят дела с нашими податями? Семья Вартенслебен по-прежнему не платит императорскую долю? Это плохо влияет на репутацию и осложняет некоторые переговоры. Мы слишком похожи на алчных временщиков.

— В день коронации я со всем почтением и на всеобщем обозрении преподнесу Оттовио причитающееся Двору мыто, — отмахнулся герцог. — Это уже обговорено. Тем более, что деньги пойдут на оплату войск, коими мы же и станем командовать.

— А… — кивнула дочь. — Понимаю. Сначала вызвать кривотолки, дать им разгореться… Затем публично осрамить клеветников и зарекомендовать себя как вернейшие из верных. При этом армия, нами оплаченная, мимоходом решит кое-какие частные задачи к нашей же пользе.

— Именно так.

Странно, однако при том, что вроде бы все вопросы были разрешены ко всеобщему удовлетворению, голос маркизы теперь звучал еще ниже и… почти зловеще. Как обещание убийства или яда в бокале.

Вартенслебены обменялись понимающими улыбками, но герцог нахмурился, почувствовав некую перемену в настроениях дочери.

— Тебе есть, что еще мне сказать?

— Да. Что в том ящике? — прямо спросила Биэль.

Удивительное дело, старик промолчал.

— Что там? — повторила маркиза и, не дождавшись ответа, едва ли не шепотом закончила. — Значит, это она…

Да, — герцог машинально опустил кончики пальцев на гладкую лакированную поверхность. — Это Клавель.

— Ты должен был спасти ее! Должен был хотя бы попытаться!

— Не забывайся! — рявкнул герцог. — Помни, с кем говоришь!

— Я помню! — и не думала понижать голос старшая дочь. — С отцом, который год за годом повторял нам о долге перед семьей! О нашем долге перед ним, как олицетворением, флагманом и штандартом семьи! И вот, когда одна из нас нуждалась, ты бросил ее акулам! Это что, дорога в одну сторону?! Все тебе и ничего от тебя?

— Она воровка! — рыкнул старик, ужасный в эти мгновения. — Она обманула и обокрала семью. Она обманула меня!

— И она заплатила за это! Дорого заплатила! Ты знал, что по ней ударит ваш комплот, ты должен был о ней позаботиться! — кричала в голос Биэль, сорвавшись. — Какова бы она ни была, она наша кровь, она наша родня. Она Вартенслебен! Кого из нас ты принесешь в жертву следующим?! Флессу? Кая? Меня?!

— Дура, — почти спокойно произнес герцог. — Неужели ты думала, я не пытался?

— Ч-что? — осеклась Биэль.

— Мы договорились!

— Не понимаю, — нахмурилась женщина.

— Мы с островными долго вели переговоры. Я сразу обозначил, что готов платить за ее жизнь и только за это. Никаких иных уступок. Тогда островные начали присылать мне ее пальцы, уши и зубы…

Биэль стиснула челюсти, однако промолчала.

— … но со временем поняли, что это бесполезно.

— Ну, разумеется, — пробормотала под нос маркиза. — Нельзя согреть лучиной каменное сердце.

— В конце концов, они разумно согласились, что деньги лучше расчлененного трупа, — старик будто и не расслышал оскорбительную ремарку. — И мы договорились.

— Сколько?

— Половина нашего годового дохода. Даже не в золоте. В фениксах.

Биэль опустила взгляд. Если это было правдой… такого выкупа не постыдился бы император.

— И что же произошло?

— Она пыталась бежать сама. По крайней мере, так донесли мои шпионы. Случайная стрела. Глупо. Нелепо.

— Ты все равно виноват, — сказала маркиза, но уже без прежней ярости, лишь констатируя факт.

— Это так, — согласился герцог. — В том есть и моя вина.

— Я ненавижу тебя, отец, — сказала Биэль, глядя прямо в глаза отца, холодные, как лед со дна океана, выцветшие от времени и бесчисленных грехов.

— Ненавижу и всегда ненавидела.

— Я знаю.

Биэль подошла к столу, и на пару мгновений отцу показалось, что сейчас дочь ударит его стилетом, который всегда носила в фальшивом шве на рукаве платья. Но женщина лишь коснулась коробки, провела кончиками ногтей по дереву, скрывавшему голову средней дочери Вартенслебен.