Страница 39 из 66
Фаршад открыл рот, чтобы что-то сказать, но его слова были заглушены другой секцией "Сухого", катапультировавшейся с палубы "Кузнецова". Ленты темного дыма начали подниматься вверх на горизонте, когда истребители поразили свои цели, а наступающие российские наземные войска захватили свои цели. Фаршад подумал о том, чтобы скрыться в своей каюте на нижней палубе, чтобы проверить, получил ли он еще одно сообщение из Генерального штаба в Тегеране. Его российские коллеги вряд ли придали бы этому большое значение. Они хотели, чтобы он отчитывался о каждом их шаге, особенно в такой день, как этот, когда каждый шаг приносил им все больший успех.
Фаршад считал эту операцию безрассудной даже по российским меркам. Польша была страной-членом НАТО. Возможно, президент Путин, которому сейчас уже исполнилось восемь лет, допустил катастрофический просчет в своем преклонном возрасте. Он посмотрел на реактивные самолеты и задался вопросом, когда НАТО ответит. Незаинтересованность Америки в предыдущие десятилетия нанесла ущерб североатлантическому союзу. Он казался устаревшим, неуместным, тенью своего "я" времен холодной войны. В этом году он отпраздновал свой восемьдесят пятый день рождения. Но ведь у него все еще были зубы, не так ли? Может быть, и нет. Возможно, из двух восьмидесятилетних людей, вовлеченных в этот конфликт, именно Путин все эти годы держался стойко.
Прежде чем Фаршад успел послать из своей каюты еще один отчет, на мостике поднялась суматоха. Один истребитель проложил себе путь между "Кузнецовым" и "Резким". Он шел низко и быстро, на высоте менее ста футов, так что от его сдвоенных двигателей по поверхности воды пробежала рябь. Из-за постоянных приездов и отъездов российских Сухопутных войск он, должно быть, запутался в этой смеси. Самолет был МиГ-29, на его крыльях был четко нанесен красно-белый шахматный рисунок польских ВВС. Казалось, все сразу поняли это: Фаршад, Колчак, весь экипаж "Резкого". Коллективный шок от обнаружения вражеского самолета на таком близком расстоянии заставил их всех замереть, и в этот момент их окутала глубокая тишина.
Это молчание было нарушено, когда МиГ-29 включил форсаж, выгибаясь вверх, набирая высоту и сбрасывая скорость. На высоте тысячи, двух тысяч, трех тысяч футов он висел над полетной палубой "Кузнецова". Под единственным польским мигом внезапно оказались незащищенными десятки тяжеловооруженных "Сухих" и их наземные экипажи.
"МиГ" перевернулся, ныряя вниз под своим углом атаки.
Фаршад мельком увидел брюхо "мига", когда тот сделал пируэт. Он даже не был оснащен полным комплектом боеприпасов. Две бомбы висели на одной стойке — вот и все. Но этого было бы достаточно.
Вспышка, а затем след дыма на палубе "Резкого", когда он выстрелил по Мигу.
Дым спиралью поднимался вверх.
На брюхе мига Фаршад мог видеть, как бомбы покидают свою стойку, где они на мгновение зависли, подвешенные в воздухе. Фаршад также мог видеть профиль пилота, решительное пятнышко в фонаре. Последнее, что Фаршад увидел перед тем, как ракета, выпущенная из "Резкого", уничтожила МиГ и две бомбы, которые он пытался сбросить, а также пилота, у которого так и не было возможности катапультироваться, были орудийные порты на самолете.
Они были чистыми, не потемневшими от сажи, как возвращающиеся Сухои. Потому что в конце концов, после всей этой суматохи, пилот Мига так и не сделал ни одного выстрела.
Фаршад спустился на нижнюю палубу, чтобы отправить свой отчет в Тегеран.
Вызов Линь Бао из Постоянного комитета Политбюро пришел посреди ночи. Транспорт без опознавательных знаков, который часом позже унес его с палубы "Чжэн Хэ", принадлежал не ему, а другому командованию. На борту было всего два дополнительных пассажира, оба крупные мужчины в темных костюмах, явно из одного из подразделений внутренней безопасности. Линь Бао показалось, что он узнал их по своей последней встрече с министром Чангом в зале ожидания British Airways, хотя он не был уверен. Головорезы, подобные этим, обычно не поддавались дифференциации.
С первыми лучами солнца Линь Бао оказался зажатым между этими двумя охранниками на заднем сиденье черного седана, который ехал по длинной извилистой ленте подъездной дороги к своему невероятному местоположению — главному входу гольф-клуба и курорта Mission Hills в Шэньчжэне. К его удивлению, когда он вышел из седана, Линь Бао встретила гибкая женщина лет двадцати с небольшим. В ее длинные черные волосы была приколота орхидея, на бейджике было указано ее звание: сотрудник гостиничного бизнеса . Она протянула Линь Бао стакан воды, настоянной на огурцах. Он осторожно пригубил его.
Она проводила Линь Бао по запутанному маршруту до его полулюкса, в то время как двое охранников исчезли среди безвкусной мебели гулкого приемного зала. Когда они прибыли в его номер, сотрудник гостиничного бизнеса провел Линь Бао быструю экскурсию, указав на мини-холодильник и диван, который раскладывается во вторую кровать, затем раздвинул шторы, чтобы он мог оценить обширный вид на зеленые лужайки с видом на более чем двести лунок для гольфа в Mission Холмы. Все будет предоставлено для Линь Бао, объяснила она, выдвигая ящик, в котором лежала смена гражданской одежды, и указывая на его полностью укомплектованную ванную комнату. Она знала, что он проделал большой путь, так что теперь пришло время расслабиться. Если Линь Бао был голоден, он мог заказать обед в номер. Она также посылала камердинера почистить и погладить его униформу, которая не была подходящей одеждой на курорте. Сотрудник службы гостеприимства была вежлива и методична в своей речи, не упуская ни одной детали, ее подбородок был слегка приподнят, напряженная линия горла выражала ее слова с отработанной эффективностью, что к концу их разговора заставило Линь Бао задуматься, работает ли она на курорте или в том же подразделении внутренней безопасности, что и мужчины в темных костюмах, которые завели его так далеко.
"Вряд ли это имело значение", — заключила Линь Бао, оставляя его одного.
Но не совсем один. Линь Бао сидел на краю кровати, положив левую руку на левое колено, правую — на правое колено, спина его была строго прямой. Он обыскал глазами комнату. В вентиляционном отверстии кондиционера, скорее всего, находилось подслушивающее устройство и камера размером с обскуру. Зеркало, висевшее над кроватью, скорее всего, содержало то же самое. Телефон в отеле, безусловно, прослушивался. Он подошел к окну, из которого открывался вид на поле для гольфа. Он попытался открыть его — окно было запечатано.
Линь Бао вернулся на край кровати. Он снял ботинки и форму и обернул полотенце вокруг талии. Он пересек номер и включил душ. Свежий тюбик зубной пасты балансировал на крышке возле раковины. Он потрогал щетинки гостиничной зубной щетки; они были влажными. Линь Бао провел по нему пальцем. Прежде чем он успел войти в душ, в его дверь постучал камердинер.
Была ли у него какая-нибудь химчистка?
Линь Бао собрал свою форму и передал ее камердинеру, который сказал ему, что его коллеги будут готовы принять его во второй половине дня. Кто были эти коллеги, Линь Бао не знал, как, вероятно, и камердинер, который ушел со свертком одежды, зажатым под мышкой. Линь Бао принял душ, заказал легкий обед, к которому у него не было особого аппетита, и надел брюки цвета хаки и рубашку для гольфа, которые были оставлены для него. Он сидел в кресле у окна и смотрел на почти пустую площадку, акры и акры травы, простирающейся, как океан.
Впервые он позволил себе задаться вопросом, будет ли он когда-нибудь снова смотреть на океан. С тех пор, как его вызвали сюда из Чжэн Хэ , он дисциплинировал себя против подобных мыслей, но беспокойство взяло верх, пока он ждал в своей комнате. Он уже слышал о таких “вызовах” раньше. В Чжаньцзяне произошла национальная катастрофа, миллионы людей были убиты, сожжены, в то время как многие другие медленно умирали на больничных койках по всей стране — на больничных койках недалеко отсюда. Кто-то будет привлечен к ответственности. Постоянный комитет Политбюро должен был очистить то, что он определил как единственную точку отказа. Который всегда будет человеком.