Неудачник (ЛП)

— Картошка, наверное, убежала от меня, — говорит он с сожалением. Он целует Кейси в щеку, когда она достает из холодильника бутылку воды. — Ты выглядишь немного бледной, милая. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Я в порядке. — Кейси отпивает немного воды. — Просто на улице жарко.

Его внимание переключается на меня через стойку. — Тебе не стоит так сильно ее подгонять. Нельзя ожидать, что она будет идти в твоем темпе.

Я пожимаю плечами. — Это она хотела погнаться за мной.

— Ты за мной. — Кейси исполняет дразнящий танец, ее клубничный светлый хвост развевается.

— У тебя ничего не было. Я могла бы победить тебя, бегая задом наперед.

— Слоан. Я ожидал, что ты будешь немного более предусмотрительной. — Папа делает кислое лицо. Проблема только у него, но почему-то это моя вина. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь вернулся сюда с солнечным ударом.

Под «кем-нибудь» мы оба знаем, что он имеет в виду Кейси. Потому что она — ребенок. Хрупкая, еще не разрушенная и не закаленная до конца.

— Серьезно, папа. — Кейси пытается вмешаться. — Расслабься. Кто-то должен поддерживать Слоан в свежем состоянии для пробных выступлений.

— Иди сюда и попробуй это. — Он предлагает ей ложку, полностью игнорируя ее заверения.

В глазах нашего отца Кейси — из стекла, а я — из камня, и никто не сможет убедить его в обратном. Еще до несчастного случая с Кейси он считал само собой разумеющимся, что я не нуждаюсь в опеке, что я всегда выдержу и буду сильной. К сожалению, давление, заставляющее меня всегда быть «сильной», невыносимо. Я чувствую, что взваливаю на себя всю тяжесть, плюс разбираюсь со своим собственным дерьмом, в то время как он обижается на любое проявление уязвимости, считая это какой-то личной обидой на него.

Такой статус-кво не может быть устойчивым, и я почти сыта по горло.

К счастью, колледж не за горами. Еще один год, и тогда я смогу, наконец, поставить себя на первое место. Отвлечься от постоянного внимания и узнать, каково это — снова быть самим собой.

Мой телефон снова жужжит в кармане, и мне не нужно проверять его, чтобы понять, что это Дюк с очередной жалкой попыткой измотать меня.

Не в этот раз.

Новый учебный год, новый план игры.

Никаких отвлекающих факторов. И абсолютно никаких парней.

ГЛАВА 3

ЭРДЖЕЙ

— Так ты действительно уезжаешь, да?

Джули натягивает трусы-боксеры, которые, возможно, когда-то принадлежали мне, а затем натягивает через голову свободную футболку. Все это время ее взгляд остается прикованным к моему. Она хочет, чтобы я смотрел, как она одевается. Это ее маленький способ поставить точку. Между нами.

— Так мне сказали. — Присев на край ее кровати, я натягиваю джинсы.

— Облом.

Она ищет по комнате зажигалку, потом открывает жестянку из-под мяты и достает косяк. Она раскуривает один конец и раздувает угли, а затем топчет их на деревянном полу. Мне всегда нравилось, как она выглядит, когда закрывает глаза и вдыхает.

Она выдыхает дым в открытое окно и предлагает мне попробовать. Когда я беру, она прикусывает губу и проводит шоколадно-карими глазами по моей обнаженной груди. Не прошло и десяти минут, как ее язык обследовал каждый сантиметр этой груди.

— Мне еще не совсем наскучила эта договоренность, — признается она.

Я выдыхаю в окно. — Все хорошее…

Забрав косяк с моих губ, она садится на кровать у изголовья, пока я нахожу свою футболку и надеваю обувь.

— Да, все хорошо, — отвечает она. — Я знаю, как отмахнуться, когда слышу это.

— Неважно. Мы оба знаем, что ты почти не будешь скучать по мне. — Она никогда не была эмоциональным типом людей, и я не ожидаю, что она начнет сейчас. Ей просто нравится доставлять мне неприятности.

— Возможно, — протестует она, и я усмехаюсь. — Это действительно отстой, что тебя не будет рядом в выпускном классе.

— Да. Ну, исключение позаботилось об этом.

— Это был глупый поступок. Она смеется надо мной. — Чертов дилетант.

— Полегче, кексик.

Джули насмехается над моим предупреждением. — О, посмотрите на меня, я студент, учащийся на твердую тройку, подтасовывающий свои оценки, чтобы поставить себе пятерки. Надеюсь, никто не заметит.

— Ладно, я пожадничал. Я признаю это. Урок усвоен.

Честно говоря, я не думал, что несколько перегруженных работой, недополучающих зарплату учителей государственных школ с тремя работами и двумя сотнями учеников будут обращать на это внимание. Или даже не обратят внимания. Я ведь не для себя это делал, правда. Я подумал, что это будет хорошим подарком маме на день рождения. Чтобы она чувствовала себя хорошо, как будто я не полным неудачником. Я должен был просто подарить ей цветы. Или хотя бы не вмешиваться в урок, который вел учитель, ненавидящий меня больше, чем уколы.

— Сделай себе одолжение. — Джули затушила косяк и зажгла благовония на тумбочке. — Постарайся держаться подальше от неприятностей.

Я пожимаю плечами. — Это невозможно.

Мы прощаемся, обнявшись. Так эффективнее. Чисто и быстро, нет смысла притворяться, что кто-то из нас вложил в это много эмоций. Даже если это был не просто секс, я сменил достаточно школ, чтобы научиться уходить. Когда ты много переезжаешь, ты не беспокоишься о привязанностях. Все заканчивается.

У нашего маленького дома на Филлипс Авеню, я глушу двигатель своего старенького Jeep и вижу, что грузчики загружают грузовик, припаркованный на улице. Еще не дойдя до входной двери, я слышу скрип отрываемой от рулона упаковочной ленты. Переезд — это практически ритуал в нашей семье. Запах картона. Пустые комнаты. Крошечные частицы, пойманные в воздухе косым солнечным лучом. Эти вещи знакомы мне больше, чем куриный суп.

— О, ЭрДжей, вот ты где. — Мама выходит из башни коробок. Она хмуро сверяет часы. — Грузчики здесь уже несколько часов. Где ты был?

— Прощался.

— Ну, поторопись. — Она сует мне в руку толстый черный маркер. — Мне нужно, чтобы ты определился, что ты хочешь перевезти в Гринвич, что отправить в Нью-Гэмпшир, а что пожертвовать.

— Пожертвовать? — Я не знал, что мы ликвидируем вещи.

— Конечно. — Мама сдувает волосы с глаз и вытирает пот со лба. От нее исходит почти бешеная, головокружительная энергия, которая немного мешает моему кайфу. — У Дэвида уже есть мебель гораздо лучше, чем это старье. Мы начинаем все сначала. С чистого листа.

— Ладно, хорошо, я оставлю тебя и твои стереотипы для твоей работы. Я собираюсь бросить кое-какую одежду в сумку и счий, что все в порядке.

— Нет, я серьезно. Тебе нужно будет сделать немного больше. — Она почти тащит меня в мою комнату, которую грузчики уже начали разбирать на открытые коробки. — Этикетки. На все, хорошо? Все, что ты хочешь отправить в Сандовер, обязательно пометь.

— Точно. А как насчет ремней и шнурков? Мне их отправлять? Не хочу, чтобы их конфисковал надзиратель.

Ее лицо вытягивается, и я мгновенно понимаю, что переступил черту. Я не всегда был таким ослом. Не для нее, во всяком случае.

Мама смягчает свой тон. — Ты так себя чувствуешь? Скажи честно, ты злишься на меня, потому что я отправляю тебя в интернат?

— Я пошутил. Все в порядке.

— Нет, поговори со мной. — Она тянет меня за руку, чтобы я сел на кровать рядом с ней.

Когда я молчу, она зачесывает мои волосы назад, изучая мое лицо. Господи. Это всегда неловко, когда она так по-матерински косится на меня. Это просто не ее естественное состояние. Это не значит, что она ужасная мать. Мы всегда хорошо ладили. Но что касается семейных уз, наши отношения никогда не были самыми крепкими, потому что она часто летала и вообще больше интересовалась собой, чем тем, что происходило со мной.

Хотя я понимаю. Она не собиралась заводить ребенка в девятнадцать лет. Всякое бывает. То, что она не бросила меня в автобусе или у пожарной станции, — это больше, чем, когда-либо давал нам мой отец. Так что я не могу жаловаться. Но эти сердечные разговоры не приходят естественным образом к нам обоим. Когда они случаются, кажется, что мы пародируем персонажей, которых видели по телевизору.