Страница 5 из 8
Должна признаться, Камаль держался на высоте. Он очень хорошо работал на публику. Казалось, что он очень любит быть в центре внимания, он словно питается этим вниманием, дышит, живет. И публика получает невероятную подпитку от него. Я наблюдала за гостями, они все были очарованы Камалем. Команда Камаля соревновалась с командой Амалии. Кулинарное состязание перешло в музыкальное, герои вечера стали петь, танцевать. Было весьма зрелищно. В завершение поединка Камаль стал петь песню, а Амалию позвал танцевать, он так ее закрутил, что та была невероятно поражена. Камаль героически держался, ведь у него все еще была температура. Мне он виделся богом, спустившимся на Землю. Казалось, что он очень солнечный, он подходил к каждому гостю и заряжал его своей солнечной энергией. Как ему это удавалось… Но это было невероятно наблюдать. В нем было какое-то природное обаяние. Я в какой-то миг подумала, что у него, должно быть, несомненно много поклонниц, а я решила, что я ему нравлюсь. По-моему, это невозможно.
Мероприятие шло успешно. Мне как со-организатору приходилось часто проверять танцоров, музыкантов, встречать гостей. Один из артистов просил гримерку. Однако руководство ресторана сказало мне, что гримерки нет, и переодеваться можно только в туалете. Я заметила, что это огорчило артиста. Ему предстояло исполнять какой-то ритуальный традиционный танец, и перед выступлением необходимо было совершить какой-то обряд, который нельзя было делать в туалете. Мне пришлось в обход руководства просить одного официанта предоставить нам комнатку на 10 минут. Сперва он не соглашался, но потом все же дал добро. Я почему-то ощутила некоторую беспомощность и грусть. Мне не удавалось проявлять внимание и заботу к артистам тем образом, который я считала нужным. Мне приходилось подстраиваться под других, мириться с их условиями. Переговоры с артистами вела я, и виноватой в неудобствах ощущалась я. Я лишний раз поняла, что было бы намного лучше, если бы у меня было свое собственное пространство, если бы я не зависела от других. Но мне надо было вернуться в реальность и продолжать работать.
Я на какое-то мгновение остановилась в холле ресторана, задумалась. Полагаю, на моем лице читалась явная обеспокоенность, недовольство. Я из тех людей, кому с трудом дается скрывать какие-либо эмоции. То есть, я могу ничего не говорить, но мои глаза меня выдадут. Однако, в холле было темно, я думала, мое состояние никто не заметит. А представление все еще шло, и все шло хорошо. Слава Богу, что визуально и снаружи все шло хорошо. Но со сколькими неудобствами приходиться сталкиваться организаторам. Внезапно возле меня появляется Камаль, он нежно касается моего лица и спрашивает:
– Что с тобой? Что-то не так?
Я убедила, что все хорошо, все идет по плану. И он отошел, ему пора было переодеваться для следующего выхода. Я же осталась в полу-мрачном холле, озадаченная, и в то же время озаренная. Камаль обладал каким-то магическим даром. Его голос, его улыбка действовали на меня волшебным образом: сразу же наплывала радость, походящая на вдохновение, словно крылья появлялись. А тут, мне еще и посчастливилось ощутить тонкое, безобидное, нежное, сиюминутное прикосновение к моему лицу. Как будто, он прикоснулся волшебной палочкой и снял с меня грусть. Мое напряжение с лица ушло, я это почувствовала. Это было удивительно. Мои дурманящие ощущения прерывает голос одного мужчины:
– Лучше бы так, как посмотрела на него, посмотрела бы на меня. Хоть один раз одарила бы меня таким взглядом.
Это был мой знакомый, который тоже решил посетить данное мероприятие. Я ему нравилась, а я к нему была равнодушна. Но его вопрос, содержащий тонкое наблюдение (ведь это он разглядел почти в темноте), озадачил меня. Я стала думать о своих чувствах к Камалю. Кажется, я была в него по уши влюблена, просто не отдавала себе в этом отчета.
Я, словно, не имела права признавать это. Но это было до того, как он невольно подал мне надежду на подобные чувства. Странно, но после того прикосновения, я словно получила одобрение или позволение на такие чувства.
Мероприятие успешно завершилось, гости стали расходиться. Камаль сидел со своими друзьями и что-то обсуждал. Я проходила мимо их стола, направляясь на кухню, и Камаль остановил меня, сказав при всех, что я красавица. Я была поражена. Но расценила это как надежду. Правда, надежду на что, не понятно. На дальнейшее общение с ним… Я посидела с ребятами немного, они все стали расходиться. Камаль шёл по ресторану и тепло прощался с каждым, каждого обнимал. Это было очень трогательно. Удивительным образом у него хватало энергии дарить радость людям. Мне казалось, что и на остальных он действовал как-то магически. Они все расплывались в улыбке.
Я уехала из ресторана самой последней. Разбирала оставшиеся вопросы, рассаживала людей в такси, и так далее.
Начиная со следующего дня, я по 24 часа в сутки думала о нем, вспоминая темный холл ресторана и, вообще, вспоминая его. Я ему практически каждый день писала, даже временами звонила. У меня было ощущение, что мы вот-вот встретимся, и уже не по делу. Было предвкушение чего-то прекрасного. А на дворе было лето.
Меня внезапно потянуло на женственные платья, я стала меньше носить брюки. Меня переполняла радость, я стала инициировать встречи с подругами. Я с огромным восторгом читала сообщения Камаля. Но однажды он перестал отвечать на несколько дней. Потом, спустя 3 дня он сообщил, что в больнице. Помню, какое отчаяние меня охватило. Я готова была рвануть в больницу тотчас же. Я спрашивала его, как и когда можно приехать, но это, по его словам, было нельзя. Ему сделали операцию. У него были проблемы с почками. И после операции он сообщил мне, что можно его повидать.
Я купила кучу ягод, всяких полезных продуктов и двинулась в больницу. Она находилась довольно далеко, ехать пришлось на метро, потом на автобусе. Когда я дошла до его палаты, я заметила, что и там он дарил всем радость, всех веселил, всех обадривал. Он удивительно легко держался. Не показывал, что ему плохо и тяжело. Я угостила его ягодами, а также тортом, который сама приготовила. Признаюсь, я думала, что ему понравится, и он через какое-то время напишет мне о своих впечатлениях.
– Карина, знаешь, у меня же отец врач. У него своя клиника в Лондоне. Он предлагал свою помощь, но я специально пошел на операцию здесь, чтобы понять и почувствовать самому дух московской медицины.
Было удивительно такое слышать. В его словах я словно слышала некую состязательность с отцом, желание что-то ему доказать. Казалось, что теперь стало понятнее, откуда такой классический стиль одежды, вечная гонка за материей, и частые фразы «у меня ничего не было, когда я приехал в Москву». Возможно, это все делалось для того, чтобы утвердиться в глазах своего отца.
Он минут 40 мне рассказывал о своих клинических наблюдениях в больнице, о том, что его навещает очень много людей, что он получает много внимания. Внезапно его монолог прерывает доктор, который говорит, что пора обедать. Это означало, что мне пора уходить. Я на прощание Камалю дала очень ценный подарок. По крайней мере, для меня это представляло огромную ценность. Это был камень, привезенный из Армении много лет назад. На нем маслом был нарисован армянский пейзаж, очень красивая и тонкая работа. И мне почему-то захотелось это вручить ему на память обо мне. Вообще, мне хотелось для него сделать все возможное и не возможное. Хотелось, чтоб он был счастлив. Когда я с ним прощалась, я вся была взволнованна, натянута как струна, а он принял мой дар очень просто, как шоколадку (когда угощаешь шоколадкой). С непонятным не утвердившимся чувством тонкой горечи я попрощалась с ним.
Я искренне переживала за него, названивала ему каждый день, чтобы узнать, как он и, чтобы услышать его голос. Мне почему-то казалось, что он часть моей жизни. Звучит весьма банально, но я вставала по утрам и ложилась спать с мыслями о нем. Нет, я вовсе не представляла наш потенциальный с ним союз, я просто о нем думала, без ожиданий будущих отношений. Обычно я представляю будущие отношения, когда влюбляюсь в мужчину, но тут словно было не до этого. Я так за него переживала, что заразила своими волнениями маму, теперь и она переживала.