Страница 32 из 38
Фельдшер подошёл к шофёру и взялся за его ремень. Но шофёр резко повернулся и хотел нырнуть под полог.
– Держите его, дурака! – закричал врач, и Смирнов ухватил шофёра за полу полушубка. – Ты же без рук останешься! Понимаешь ты это? Гангрену хочешь?
Шофёр больше не сопротивлялся. Смирнов стал расстёгивать на нём полушубок.
– Вот что, – буркнул шофёр, – если смазать или перевязать, то давайте, только побыстрее. Мне ещё людей надо найти, машину толкнуть.
– Ты никуда не поедешь, – сказал врач, перебирая на полке какие-то склянки. – Тебя сейчас положат в постель.
– А машина? – спросил шофёр. В его голосе звучали растерянность и испуг.
– У машины выставят часового. Потом поедет другой шофёр.
– Да вы что? – рванулся к выходу шофёр. – Вы что, смеётесь, что ли, товарищ военврач? Машину бросить на полдороге – и в постель? – Он схватился за полушубок.
– Ты не дури, – прикрикнул врач, – у тебя обморожение второй степени. Ты понимаешь, что это такое? С культяпками жить хочешь?
Шофёр растерянно смотрел на свои руки.
– Да и не больно совсем, – сказал он внезапно осевшим голосом.
Врач посмотрел на меня.
– Видите? – воскликнул он. – Этому тоже не больно. Всем им сначала не больно.
Он подошёл и налил что-то из бутылки в жестяную кружку.
– Выпей, – протянул врач кружку шофёру.
Тот взял, понюхал и улыбнулся.
– Это, конечно, можно. – Шофёр выпил. – Сильна, чёрт! – воскликнул он восхищённо.
– Теперь давай сюда руки, – приказал врач.
Вдвоём с фельдшером они стали чем-то смазывать ало-фиолетовые кисти рук. Шофёр не стонал и не морщился.
– Сколько в ей градусов? – спросил он. – Наверно, коньяк?
– Коньяком ещё тебя поить, – проворчал Смирнов.
– Ну, довольно болтать, – сказал врач, бинтуя правую руку. – Сейчас – в постель.
Но шофёр вырвал руки и сделал шаг к выходу. Лицо его снова стало злым.
– Сказал, что не пойду никуда, товарищ воендоктор. – Он схватил забинтованной рукой полушубок, лежавший на топчане. – У меня там груз продовольственный. Для Ленинграда!
– Ты у меня поагитируешь! – закричал врач.
Я смотрел на него с удивлением. В начале знакомства он показался мне флегматичным и уравновешенным человеком. Было странно, что он двух слов не мог сказать спокойно.
– За бинты спасибо, – поблагодарил шофёр. – А только я пойду!
В его голосе было столько решимости, что, попробуй мы его задержать, он полез бы в драку.
– Где тут ещё палатки есть? – спросил шофёр, надевая полушубок. – Пойду людей собирать.
– Далеко твоя машина? – спросил врач.
– Да вот, недалече, метров пятьдесят от вас.
Врач сорвал свой полушубок с крюка.
– Одевайся, Смирнов! – приказал он.
Я стал тоже натягивать полушубок.
Один за другим мы вышли из палатки. У меня тут же захватило дыхание. Мне показалось, что ветер стал дуть ещё сильнее. Казалось, что он пронизывает насквозь, а острые иглы снега впиваются в тело. С первых же шагов я залез в какой-то сугроб и зачерпнул полные валенки снега.
– Левее держите! – крикнул врач из темноты.
Я повернул на его голос. Идти было очень трудно. Приходилось преодолевать сплошную стену из ветра и снега. Я не мог себе представить, как можно ехать в такую погоду на машине.
Шофёр шёл где-то впереди и время от времени окликал нас.
– Идём, идём, – ворчал врач, – чтоб тебе пусто было!
Мы шли очень долго. Мне показалось, что тут не пятьдесят метров, а целый километр. Очевидно, это так и было: у шофёров своя манера определять расстояние.
Наконец мы пришли к машине. Полуторка стояла, увязнув передними колёсами в сугробе.
– Федюшов, вылазь! – весело крикнул шофёр. – Подмога пришла.
В ответ я услышал голос откуда-то сверху: «Ого-го!» Потом спрыгнул человек.
– Теперь нас пятеро, – сказал шофёр. – Неужто не сдвинем?
– Подкопать надо малость, – предложил Федюшов.
Он вытянул откуда-то из темноты две лопаты и сунул одну мне.
Мы подошли к передним колёсам и стали освобождать их от снега. Моя лопата была маленькой и неудобной, вроде игрушечной.
– Попробую мотор разогреть, – услышал я из темноты голос шофёра.
Я работал без устали. Мне стало до того жарко, что я снял полушубок. Я уже не чувствовал, как снежные иглы вонзаются в лицо.
– Идёт дело! – услышал я голос фельдшера; он откапывал другое колесо.
– Не берёт стартер! – крикнул шофёр. – Крутануть надо!
– Давай ручку, – крикнул врач. Потом я услышал рывки от заводной ручки и отчаянную ругань. – Да она у тебя промёрзла вся! – кричал врач.
– Ещё раз крутаните, – умоляюще отвечал шофёр. – Ну, ещё разок, товарищ военврач!
Затем раздалось ровное тарахтение мотора.
Теперь оставалось главное: вытолкнуть машину на трассу.
Мы остервенело толкали машину, но она не двигалась. Я чувствовал, что с меня катится пот. Я ощущал его липкие струйки под рубашкой. Мы толкали машину и под команду и вразброд, но она будто примёрзла ко льду.
– К чертям! – закричал врач, подходя к кабине. – Иди ложись в постель, а у машины поставим часового. Так до утра без толку пробьёмся.
Шофёр выскочил из кабины.
– Да нет же, товарищ военврач, – сказал он, и мне послышались слёзы в его голосе, – сдвинем мы её, честное слово, сдвинем! Вот погодите, я под колёса постелю. – Он быстро снял полушубок и подпихнул его под правое колесо. – Ну, ещё разок двинем!
Снова хлопнула дверца кабины и затарахтел мотор. Мы снова стали толкать машину. Мне казалось, что мы упираемся в борт с такой силой, что ноги проломят лёд. Внезапно я почувствовал, как борт машины медленно уходит из-под наших рук.
– Пошла! – закричали все. – Пошла!
Машина двигалась. Мы шли за ней, подпирая борт руками. Так мы выкатили машину на трассу.
– Ну, спасибо вам! – крикнул из кабины шофёр. – Я уже не вылезу, боюсь, мотор сдаст. Спасибо вам!
Он дал газ, мотор затарахтел сильнее, и машина, гремя цепями, провалилась в темноту.
– Стой, стой! – неистово закричал врач. – Полушубок оставил, дурья башка!
Он схватил лежащий на снегу полушубок и побежал в темноту.
– Как приедешь – в госпиталь немедленно! – услышал я его голос. Затем загремели цепи.