Мышка

Следующая страница. Бойко Элина Геннадьевна, 43 года, доцент кафедры лингвистики в Институте культуры. Интеллигентная блондинка в очках с тонкой оправой, в кипенно-белой блузке, ухоженная, с мягкой, приятной внешностью, но уже изрядно «помятая». Биография чиста, как горный кристалл.

Рустам усмехнулся. Естественно, зачем при таком муже пыжиться. Деньги сыпятся, как из рога изобилия – можно расслабиться и заниматься наукой!

Ух, какая… Кто у нас тут?

Громова Елизавета Валерьевна, 30 лет, любовница.

Сладкая девочка. Ай да прокурор! Чёрные волосы по самую задницу, голубые глазки, пухлые губки. Сделанная вся, конечно, но очень сочная… Жаль, что блядь. Такой тюнинг нуждается в поддержке, папик Серёжа поможет не увядать красоте ещё лет пять. Потом спишет, когда «посыплется».

Бойко Владислава Сергеевна, 23 года, дочь.

На фото скорее подросток, нежели девушка, хотя возраст указан отнюдь не детский. Маленькая, худенькая вроде, на фото в каких-то дурацких джинсах и толстовке – фигуру не разобрать. Свежее личико, точёные скулы, аккуратный острый носик, большие глаза необычного бирюзового оттенка. Улыбка искренняя такая. На голове небрежный пучок из каштановых волос. Совсем не похожа на прокурорскую дочь, не хватает лоска и сволочности. Обычная серая мышка, в повседневной жизни прошёл бы мимо. Чем же наша мышка занимается? Хореографический факультет, последний курс. Ведёт кружок детского танца, студия «Солнышко»… Ты ж моя радость!

Милая девочка, совсем ещё наивняк. Жаль, что придётся окунуться во всё это дерьмище. «Но родителей не выбирают, малая!».

Рустам зловеще улыбался, предвкушая такую сладкую, терпкую, опьяняющую месть. Только она вытащила его, готового лезть в петлю от отчаяния, когда кишки выворачивало наружу от боли потери и от лютой несправедливости. Только месть придавала смысл его дальнейшему существованию.

– На волю завтра? – вывел его из раздумий скрипучий голос Седого.

– Да. – Рустам поднял на него холодный, безэмоциональный взгляд серых глаз. Сталь, закалённая годами – начиная от изнуряющих тренировок, когда он начинал свою спортивную карьеру, заканчивая выживанием на зоне, среди ментовского произвола и криминальных разборок.

– Будь осторожен, сынок. Свяжись с торпедой1, Сивым, действуй через него. Твой прокурор сразу узнает, что ты вышел. Начнёт пасти. Не подставляйся. – С этими словами старик извлёк меж последних страниц папки конверт с деньгами и сунул Рустаму. – Здесь немного зелени из общака. Тебе на первое время, чтобы устроиться.

– Спасибо, Седой. В Дербенте у меня остался бизнес, не пропаду. Что касается прокурора – не волнуйся, у меня было достаточно времени всё продумать. Ему меня не достать.

– Шесть лет? – Хмыкнул старик.

– Шесть лет и полгода в СИЗО. – Уточнил Рустам.

Он выдержал. Ярость питала его все эти годы. Если бы он не открыл при зоне свой клуб по борьбе при поддержке Седого, то начал бы калечить всех подряд, поскольку в клетке нет иных способов выпустить пар. А его разрывало изнутри, особенно первый год.

Ему снилось, как он зверски убивает прокурора, как его ладони становятся липкими от крови врага. В плане разгрузки клуб просто спас его. Тренируя зеков и устраивая спарринги, он забывался, переключался. Начальник колонии был только рад, гордо рассказывая журналистам, как его «подопечные» любят спорт и как их тренирует мастер спорта России по ММА Рустам Алиев.

Завтра он будет свободен.

Просто убить прокурора – слишком лояльно для этой гниды. Хочется, чтобы он испытал всю ту боль, которую перенёс сам Рустам когда-то по его вине. В голове уже давно созрел куда более нетривиальный способ поквитаться, чем просто смерть.

1. Торпеда – человек, исполняющий воровской приговор или приказ.

Глава 2

Москва, май 2010г.

Мы всегда обедали в два и всегда дома. У папы всё было по расписанию, обед в том числе. Наша домработница Татьяна готовила божественно! Во время её отпуска готовила мама, и мы с отцом быстро худели, поскольку «это» есть было невозможно. Зато с возвращением Татьяны – возвращался и здоровый румянец от гастрономических изысков.

По будням мама забирала меня на своей красной ауди с последней пары с института, а папа приезжал на перерыв из прокуратуры. Мы жили в центре, всё было рядом – и папина работа, и наш с мамой институт. Обед проходил быстро, в тишине, под дружное позвякивание ложек. В выходные – также в два, но уже более степенно, с разговорами и обменом новостями.

Сегодня был как раз выходной.

Я торопилась поскорее закончить обед и бежать на тренировку к детям, от предвкушения внутри всё кипело! Суббота – мой любимый день, моя отдушина! День обмена энергией с самыми благодарными учениками, день торжества тела и духа!

– Владислава! – мама поправила изящные очки, бросив недовольный взгляд в мою сторону.

– Мам, я опоздаю. – Ответила я с набитым ртом в своё оправдание, пытаясь в рекордные сроки пережевать говядину с овощами.

– Лучше опоздать, чем заработать язву.

– Твоя мать права, Слава, торопиться некуда. – Властный голос отца острым лезвием скребанул по моим нервам.

Я послушно замолчала, в очередной раз проглотив рвущийся наружу протест. Мне 23 года, в этом году я заканчиваю институт! Я уже прошла защиту диплома и фактически являюсь специалистом! Осталось несколько посещений – для галочки! Но разве это имеет значение для родителей, которые до сих пор продолжают меня дрессировать, будто домашнюю зверушку??

У нас в семье всё решал отец. Иногда он позволял маме думать, что в каких-то вопросах решает она. Ну а мне он даже иллюзий не оставил на этот счёт.

В прилежном поведении есть и плюсы, конечно… Самый весомый из них – полное отсутствие ответственности. Можно заниматься любимым делом, а все серьёзные решения примет кто-то другой. Чем не плюс?

Но иногда моё свободолюбивое нутро пробивалось наружу. В виде резких реплик или хлопаний дверью. Однако, гонимая муками совести, всё равно на примирение всегда шла первой. Ведь всё, что у меня есть – дали мне родители. В частности, мой отец. Для меня он был неоспоримым авторитетом, олицетворением порядочности, силы и характера.

– Я вообще не понимаю смысла твоей работы в этой студии. – Произнёс отец пренебрежительным тоном, не отрываясь от трапезы. Он всегда говорил негромко, но так, что мы с мамой сразу вытягивались по струнке. – Скакать там за копейки.

– Я получаю от этого удовольствие. – Честно ответила я.

Только не сейчас, опять этот разговор… так я точно опоздаю! И настроение будет испорчено на весь оставшийся день.

– Я предлагал тебе купить студию. Твоё удовольствие можно монетизировать и превратить в хороший бизнес, а не работать на дядю.

– Тётю.

– Не понял?

– Начальница у нас женщина. Спасибо за заботу, папа. Я побежала. – Лаконично уходя от неприятной темы, встала из-за стола.

– Сядь, я не договорил.

Ну всё, приплыли. Назидательный тон и сдвинутые брови анонсируют мне о приближающемся психологическом насилии…

Медленно опускаюсь обратно на стул. Бросаю умоляющий взгляд на маму, но она молчит, с деловым видом ковыряя рагу в тарелке.

Удавка родительской опеки всё сильнее сдавливает мою шею, скоро я не смогу сделать вдох.

Неожиданно у отца завибрировал сотовый. Рабочий. Я спасена! Сейчас он уедет по важному делу, как бывает всегда, когда ему звонят на этот телефон. И я свободна! Закажу такси, может, даже не опоздаю…

– Бойко. – Представляется отец и внимательно слушает собеседника. Неожиданно бледнеет, взгляд меняется, словно он… испуган?? Невольно замираю и смотрю на него во все глаза. Таким я его ещё не видела. Обычно он сдержан и непоколебим, как скала. Годы работы в прокуратуре закалили его, даже в свои 56 он не растерял мужской силы и выдержки. Но сейчас был сам на себя не похож. Если бы я не знала его, подумала бы, что его замешательство – не что иное, как страх.