Девчуля для братвы

— Обзавелась новыми дружками? — свысока интересуется Глеб.

— И тебе хватает совести спрашивать? — распахнула глаза я. — Ты… ты обманул меня — сказал, что снял квартиру, а сам отправил к этому Эдику, в логово диких зверей! Такое ощущение, что ты просто не осознаешь всего ужаса своего поступка, Глеб!

— Ну, не убили же они тебя. Мы с Лихановым договорились, что больно тебе не сделают, — хихикнул бывший муж. — Так, поиграют слегка, немного помнут…

— Слегка поиграют? — мне показалось, что я ослышалась. — Немного помнут?

— Между прочим, тебе полезно, — искривил губы Глеб. — Может, хотя бы его ребята тебя немного расшевелили. А то ты в постели, как бревно! Что, пустили они тебя по кругу? Или делали это все вместе?

— Подонок! — мои губы задрожали, а на глаза навернулись слезы. — Какой же ты подонок!

Я замахнулась для удара, но мое запястье перехватили.

— Не марай об эту падаль руки, детка, — проговорил Вольф, буравя Глеба своим тяжелым волчьим взглядом.

— Падаль? — завопил Глеб. — Падаль — это она! И такие, как ты!

Он трусливо попятился назад, но позади него была стена. Поэтому отступать моему бывшему мужу было некуда, когда Вольф хорошенько приложил его об эту стену. А затем — я даже не поняла, как это произошло. Движения Вольфа были неуловимы, но спустя несколько мгновений Глеб с окровавленным носом валялся около крыльца ЗАГСА, баюкая правую руку.

Которую, судя по всему, Вольф ему сломал. Легко, словно деревянному болванчику.

Глеб мучительно скрючился, а грязный снег облепил его дорогую дубленку некрасивыми хлопьями.

— Ты не прав, — негромко и очень спокойно проговорил Вольф, склонившись к моему бывшему мужу. — Надеюсь, ты уяснил это?

— Уя…уяснил, — провыл мой бывший муж, размазывая кровь по своему лицу.

— Что ты уяснил?

— Что… что я — падаль, — жалко проскулил Глеб.

— Замечательно, — кивнул Вольф. — Я рад, что ты такой понятливый. Не забывай этого.

Брезгливо тронув Глеба носком идеально начищенного ботинка, Вольф кивнул мне, что означало, что я должна следовать за ним.

Забавно, я уже понимаю его без слов…

Забавно? Нет, дико.

Жалкий и униженный Глеб в снегу продолжал стоять у меня перед глазами.

Глава 21

— Жалеешь его? — спросил Вольф, внимательно наблюдая за мной.

Я прижималась к стеклам отъезжающей машины, пытаясь разглядеть, что там происходит с Глебом. Несколько прохожих кинулись к нему, его подняли, отряхнули…

Дальше я уже не видела, потому что автомобиль Вольфа вырулил на проспект.

Наверное, я плохой человек, но мне было ни капли не жаль своего бывшего мужа. Даже сама себе удивилась. Наоборот, в душе поднялось какое-то темное удовлетворение и… И ощущение, что он еще мало получил за то, что меня предал.

— Мне жаль того, каким он оказался, — едва слышно ответила я. — И что я так долго верила в фальшивку.

Жаль, что милый, дружелюбный и нисколько не высокомерный парень, каким я помнила Рудного, когда мы с ним познакомились, оказался таким отпетым негодяем.

— Уже неплохо, — усмехнулся Вольф. — Возможно, так ты дойдешь до осознания, что на самом деле тебе было нужно все эти годы.

— Принадлежать вам — вы имеете в виду? Это исключено, — я отвернулась. — Вы — совершенно чужой, неприятный и отталкивающий человек. Весь ваш образ и ваши методы бесконечно от меня далеки.

— Со мной ты получишь то, о чем говорила психологу. То, чего не давал тебе твой муженек. И не один раз. Поверь мне, малышка.

— Это мерзко! — щеки мои заалели. — Мерзко, что вы позволили себе узнать такое и… заговорить со мной об этом!

— Дурочка… — он покачал головой и неожиданно сказал. — Ладно, давай так. Ты сможешь сделать два звонка — своим родственникам и на свою долбанную работу. Хотя, между нами говоря, с такой зарплатой ты можешь послать ее ко всем чертям. В обмен на два моих условия.

— Каких условия? — встрепенулась я.

Даже страшно подумать о том, какие условия он способен мне поставить. С другой стороны — это шанс поговорить с Варей! И с Романом Евгеньевичем!

Вольф не ответил. Преодолев кованые ворота, машина въехала на территорию «Огней Манхеттена».

Около входа в башню нас уже ждали.

Одиннадцать молодчиков очень значительного вида, среди которых я углядела Обезьяна. Своей низкорослостью парень портил общее впечатление, однако так же сурово, как и остальные, выдвигал челюсть вперед и свирепо пучил глаза.

Обычно в таких местах, как этот жилой комплекс, очень хорошая охрана, но, похоже, эта команда с легкостью смогла ее обойти. В целом, это не радовало. Все-таки их было много, и, скорее всего, даже с оружием.

— Может быть, мы не будем выходить из машины? — неуверенно поинтересовалась я. — Может, куда-нибудь еще съездим? Вам не надо в продуктовый? Или в химчистку?

По мою душу они пришли. Я знала это. Знал и Вольф.

— Развернуться и уехать сейчас — значит дать им карты в руки. Странно, что ты этого не понимаешь, Ульяна. А, хотя — нет, не странно. Выходи из машины. И главное — молчи. Не начинай вопить и качать права в своем стиле. Для тебя это сложно, я понимаю. Но ты ведь постараешься, да?

Я хотела возразить — как он может затыкать мне рот?!

Но язык просто не повернулся.

Слишком внушительно выглядели эти парни. Возможно, иногда действительно лучше помолчать.

— Здорово, Немец, — чавкая жвачкой, прохрипел один из парней, когда мы подошли ближе.

Коренастый крепыш с такими широкими плечами, что удивительно, как такие вообще существуют в природе. Кажется, он был в этой команде главным.

— Зачем пожаловал, Бурый? — бросил Вольф.

Словно одиннадцать быков не глядели сейчас так, как будто хотели разорвать в ту же минуту.

— Да знаешь ты, — отозвался крепыш. — Эдик меня прислал. Подгончик ты общий от фраерка одного приватизировал. Попользовал девку, а делиться не хочешь. Общество обижается.

— Обиженных через шконку перекидывают, — уголком рта ухмыльнулся Вольф.

— Огорчается в смысле, — тут же исправился Бурый, поймав свирепые взгляды товарищей. — Эдик говорит — пора девчулю по очереди-то… Ее — вона Жорик заждался. Только о ней и балаболит.

И он указал на Обезьяна, который гордо выступил вперед и еще свирепее выпучил глаза, которые, казалось, от напряжения готовы были полезть у него из орбит.

Даже что-то вроде подвыл со своим картавым выговором.

— Уродец ваш пусть хлебало свое завалит, — Вольф оскалился. — Девка моя.

— Дык, — крепыш поскреб в затылке. — Дык, чего-то я не пойму, что ты, Немец, толкуешь? Это ж баба! Сунул — вынул. Шваль подзаборная. Было б, о чем базар тереть?

— Она не шваль, — оборвал Вольф. — Только лишь моя. Даже не думайте разевать на нее свои грязные пасти.

Он правда в эту минуту походил на волка. До чего похож! Стоял, ощерившись. Мелкие снежинки оседали на его темных приглаженных волосах, на черном кашемире пальто.

Я куталась в свою куртку, зажимала воротник со сломавшейся застежкой.

Зябла. И страшно. Такая свора на него. Ну как одному против?

А Вольфу словно и не холодно было вовсе. И не страшно.

Говорю же, не человек — злой дух.

Такой же красивый, как демон или оборотень. Безукоризненное лицо — хоть сейчас в рекламу мужского парфюма или лосьона для бритья. Тяжелый колючий подбородок, чувственные губы. Нос — тонкий и прямой, благородный высокий лоб… Прядь темных волос выбивается из идеальной прически.

Я бы поправила.

Какие они на ощупь? Мягкие или жесткие? Если бы я гладила его по волосам, когда он…

Он сказал, что… Что я могу не один раз…

Стоп, Ульяна!

Ты с ума сошла?! Что за мысли приходят тебе в голову, сейчас, когда целая толпа потихоньку окружает нас.

Все они представляют разительный контраст с мужчиной, который стоит рядом со мной. Простецкие лица, покатые лбы, маленькие мутные глазки, ручищи с толстомясыми пальцами и тупая враждебность. Особенно усердствовал Обезьян. Чувствуя за собой такую мощную поддержку, он чуть из штанов не выпрыгивал.