Кризис доверия

Люди в форме недолюбливают прессу. Эта нелюбовь какая-то интуитивная, пронесенная через года, если не века и отнюдь не связанная с боязнью грязевых потоков. Хотя и с ними тоже: гражданским зачастую попросту не понять тех, кто их защищает. Мирное население думает иначе, у них совсем другое восприятие действительности. Там, где боец видит задачу и зачастую решает уравнение с одним или несколькими переменными, общественное мнение начинает накручивать беллетристику, изрядно прибавленную фантастикой, философией и эмоциями. А кроме того, журналюги лезут везде и так, словно они не только бессмертны, но и неуязвимы и вообще живут в выдуманной реальности, в которой пули не рикошетят, мерзавцы не трогают представителей СМИ, все поголовно мечтают «попасть в телевизор» и преступления происходят только ради рейтингов и популярности.

Потому, когда Елизавета Браун на всех парах мчалась брать интервью у нацистов, у генералов уже болели головы: как, кого и насколько быстро переместить по полученному адресу. У Виктора Викентьевича не болело ничего: в случаях форс-мажора ему не требовалось ни с кем ничего согласовывать.

Как так вышло, что форс-мажор связывался с прессой, а не с информацией о сборе, следовало бы спросить у всей дрянной системы разом, только никто не стал бы: система, как и любой простой механизм, разговаривать не умела. Да и одного ответственного не существовало. Система, именно в таком паскудном виде существовала всегда, в том числе в головах.

Ну а дальше Кир запасся иллюзорным попкорном и, заняв одно из кресел в квартире Паши, принялся смотреть новости. Паша сидел в соседнем и вел себя очень тихо. Словно его и не было.

До этого момента.

— Ты куда?

Паша вздрогнул, хотя не ожидал же он, в самом деле, проскользнуть мимо Кира к входной двери.

— Я все слышал!

— Да? И что именно?

— Это ты здесь блакаешь с какой-то фифой, а там, — кивок на телевизор, — Хмырь по телеку прямо пообещал, что выдавшим их полиции — не жить!

— И ты настолько впечатлился обещаниями отморозка, что решил бежать из города?

— Кирилл, ты не понимаешь, Хмырь и был посредником, у них там свой этот… как его?.. фюрер. Он узнает.

— Но ты ведь обратился ко мне, можно сказать, за помощью.

— Я не подумал, что…

Очередной телефонный звонок не дал ему договорить. На этот раз звонили не Киру, а Паше.

— Прими.

Паша побледнел, потом отправился в комнату за мобильником. Кир вошел следом. Найти трубку, надрывавшуюся дешевым рэпом о власти и жажде денег, а также о любви к телкам, текущим при виде дорогих шмоток, хотелось только за тем, чтобы отключить словесно-музыкальное испражнение. Впрочем, схватив мобильный телефон, Паша застыл.

— Это… Жмур. Правая рука Хмыря.

— Ну! — поторопил Кир. — Принимай вызов!

— Не понукай, не лошадь…

Просьбу включить громкую связь Паша проигнорировал, но и по обрывочным фразам картинка складывалась. И Киру не нравилась.

— Да я-то могу, а смысл? Ну да, уже. Опоздал. Агарева? А он-то причем? Ладно, сейчас поднимусь к этому упырю и выйду…

— И на кой тебе выходить? — поинтересовался Кир, когда Паша положил мобильник на столешницу.

— А на той! — огрызнулся тот. — Если я не выйду, они сюда поднимутся.

— Пусть.

— И сразу все поймут.

Кир усмехнулся.

— Что?! — Паша побледнел. — Уже поняли?

Кир пожал плечами:

— А чего ты, собственно хотел, придя ко мне?

— Ну… я хотел, чтобы было, как раньше. А ты… я не хочу ни в стукачи, ни в помощники полиции!

— Больше прочего ты хотел испортить малину этим пришлым. Ну, ты и испортил, — скрестив руки на груди и привалившись к стене плечом, сказал Кир. — Но кто сказал, будто я или кто-то еще станет решать твои проблемы и исполнять желания просто так?

— Но я же вам помог!

— И только потому сидишь дома, а не в обезьяннике.

— Вована с Гошей выпусти и остальных!

Кир покачал головой.

— Сука!

— Паша, — спокойно, но настойчиво проговорил Кир. — Я принял для себя следующую версию: тебе очень не понравилось, что некий пришлый фюрер тебя подвинул, потому ты пришел ко мне и рассказал об общегородском сборе всей этой шушеры. Я оценил, потому из фигурантов дела тебя выкину, никто не узнает о твоем деятельном участии. Даже всеобщий информатор Миша. Но я точно не собираюсь вызволять твоих дружков или давать послабления твоему нацистскому сборищу.

— Но…

— Однако я ведь могу принять и другую версию, — не дослушав возражения, предупредил Кир.

— Какую еще другую? — Паша посмотрел исподлобья.

— Что ты не столь наивен и мстителен, как хочешь казаться, и ко мне пришел отнюдь не за помощью, а аккурат наоборот. Тебе всеми правдами-неправдами поручили вытащить меня из дома. Думал, я сорвусь на место сбора или в полицию. Зачем бы мне тогда мобильный, если не для разрешения рабочих моментов? Ты действительно полагал меня отмороженным на голову героем, которому только бы сунуться в пекло? Да я, будь так, не дожил бы до своих лет.

— Какая же ты дрянь, Кирилл, а я с тобой еще пытался говорить, мстить не стал, а ты ведь…

— Что я «ведь», Паша? Не позволил подружайкам твоего папаши завладеть его имуществом и состоянием? Не дал увезти тебя, единственного наследника, к черту на рога?

Он кивнул.

— Я действовал по закону, ты здесь не при чем. Не позволил забрать тебя в детдом?

Паша кивнул снова.

— Ну… это да, личное, но с тобою никак не связанное. Да и не дело это: тащить под опеку семнадцатилетнего парня. У тебя стокгольмский синдром, не иначе, или как там зовется, когда постоянно ищут встреч… да, куда там! без стеснения лезут к тем, кого на словах ненавидят?

— Да пошел ты! — заорал Паша и выметнулся на лестничную клетку. В каменной трубе загрохотали уносящиеся вниз шаги.

Кир выругался и бросился следом, с тоской раздумывая над тем, что получи идиот пулю, обязательно найдется гнида, готовая утверждать, будто Кир просчитал заранее его реакцию и подставил. Фигушки! Паша, по его мнению, был слишком труслив для подобных эскапад. О том же, что его заманивают под пулю, Кир старался не думать. И о Ки-И-асе — тоже. В лучшем случае фанг вмешается, в худшем…

«Я действительно рассчитываю на своевременное появление фанга? — вяло удивился Кир. — Докатился».

А еще он понял, что почему-то разучился бегать по лестницам. Все казалось, будто ноги не успевают за скоростью, и он вот-вот полетит носом в плитку. Приходилось постоянно притормаживать на поворотах, а когда перепрыгивал через ступеньки, время будто замедлялось.

Пашу он едва не поймал на первом этаже. Протянул руку, схватил за плечо, рванул, но остался ни с чем: пальцы скользнули по ткани. Кир ударился о стену, подвернул ногу, зашипел от боли. Грохнула, закрываясь, железная дверь. Рев мотора и скрип тормозов. Хлопок. Короткий крик. Завывание полицейской сирены.

Выбегая, он уже готовился увидеть Пашу либо размазанным по асфальту не успевшим остановиться или повернуть автомобилем, либо уложенным пулей. На деле все оказалось чуть иначе: Паша действительно валялся на асфальте, но прижимал его, одновременно прикрывая собой, Ки-И-ас. Черный, с глянцевыми боками, обалденно красивый мотоцикл лежал в нескольких метрах от них. Кир на мгновение аж пожалел красавца. Уж он-то, служащий своему хозяину верой-правдой, точно не заслужил такого обращения. По крайней мере, жизнь Паши-нацика точно ценилась меньше.

— Обратно в дом! Живо!!!

Все же низкий рык фанга — это вещь. Если бы было возможно, Кир с удовольствием ему поучился. Он так и не понял наорал на него Ки-И-ас воочию или мысленно. Не успел решить стоит ли подчиниться. А, моргнув, тотчас оказался возле лифта, к которому переместился неясно как. Отпрыгнул что ли? На несколько метров? Или вообще перешел на фангскую скорость?

В общем неважно, поскольку по снова закрывшейся двери звякнуло. Странно, что не прошило, видать, пули были так себе и ружьишко тоже.

Кир выждал несколько секунд.