Тафгай 3.

А потом в третьем периоде произошла смена ворот и игра резко успокоилась. Мы особо добивать соперника не стремились, чтобы поберечь силы для следующей игры, а гости, может быть, и хотели что-нибудь отыграть, но вязли в нашей ловушке в средней зоне.

- Смотри, кто там сидит, - подтолкнул меня в бок на скамейке запасных Боря Александров.

- Что у тебя «Малыш» за привычка во время игры девочек высматривать на трибунах, - заворчал я, но голову в сторону болельщиков развернул.

Вот это сюрприз, на стуле, который выставили в проход между зрительских сидений, о чём-то болтая с какой-то девчонкой, сидела Алёна, фигуристка из местной школы олимпийского резерва. А если из Минска приехала Алёнка, то должна где-то тут быть и моя Женька Соколова. Но своей подруги на трибунах я не разглядел.

- Шею свернешь, давай на лёд, ваша смена! – Чуть не в ухо крикнул Бобров.

- Сообразим что-нибудь? – Хитро спросил «Малыш», выезжая на лёд вместе со мной и Сашей Скворцовым.

Вбрасывание было назначено судьёй ближе к нашим воротам в средней зоне, есть там для этого такие специальные одинокие точки без всяких кругов. «Хорошую можно организовать контратаку», - подумал я и тихо сказал своим партнёрам:

- Сейчас как только к нашим воротам сместимся, сразу оба рвите по своим флангам к центральной красной линии. Либо я, либо защитники дадим вам на ход.

План в принципе был простейший, выманить противника на себя, а потом его резко и неприятно удивить. Тем более вбрасывание выиграли мы, торпедовцы, в моём здоровом раскрасневшемся лице. Защитник Куликов с шайбой откатился к воротам Коноваленко и перевёл налево Гордееву, я тоже сместился по центру ближе к своим игрокам обороны. Тройка нападения «Спартака» Мартынюк, Шадрин и Климов принялись активно нас прессинговать, чтобы хоть под занавес игры отквитать одну шайбу. И Володя Шадрин с таким азартом насел на меня, что сам того не желая исполнил хоккейный приём, который в народе называют «вилы в бок». Это когда игрока цепляют с боку клюшкой и выталкивают с занимаемой им позиции.

Но в данном эпизоде спартаковец не рассчитал своих сил и соотношения масс наших могучих тел, так как я резко развернулся и он вместе с «хоккейными вилами» кувыркнулся на лёд. Мгновенная передача от Гордеева, я в касание в среднюю зону на «Малыша». И Александров почесал, что есть прыти в контратаку, по пути накрутив как ребёнка московского защитника Кузьмина. Народ, на трибунах вскочив на ноги, ошалело заблажил:

- Шайбу! Шайбу!

Параллельным курсом бросился следом и Скворцов, я же набегавшись за игру, поехал следом по центру, скорее для очистки совести, там и без меня было кому забивать. Ведь мои «пионеры» выкатились вдвоём на одного защитника красно-белых Казачкина. Боря показал, что отдаст пас и тут же хитро с кистей бросил, точно над ловушкой вратаря.

- Гооол! – Обрадовались трибуны дворца спорта «Торпедо», и в то же время что-то обидное Сашка Скворцов высказал «Малышу», в том смысле - почему не отдал мне?

Я резко подъехал к своим партнёрам по тройке нападения и приобнял их так, чтобы они на собственных шеях прочувствовали, что такое настоящая мужская хоккейная дружба.

- Пока в моей тройке играете, чтобы я таких разговоров не слышал! – Зло зашипел я. – Ещё ничего в жизни не выиграли, уже славу делите. Мне, между прочим, и защитникам вообще даже результативной передачи в актив не запишут. Вы учтите оба, на скамейке сидит Вова Ковин, он любого из вас с удовольствием заменит. Руки быстро пожали!

Александров и Скворцов с лицами, как будто проглотили что-то кислое, пожали друг другу руки. А я подумал, что хоккей хоть и игра командная, но славы персональной хотят все. Из-за этой вечной погони за славой, бывшие лучшие одноклубники не разговаривали годами, после завершения спортивной карьеры.

Когда при счёте 5 : 1 в нашу пользу, прозвучала финальная сирена и мы поблагодари хоккеистов «Спартака» за игру, я первым делом, не переодеваясь, поспешил в кабинет тренера по фигурному катанию Людмилы Максимовны. Благо женщина оказалась на месте.

- Интересуешься, где твоя любимая? – Прямо с порога спросила она. – Ты ведь сам спортсмен, должен такие моменты понимать, скоро Олимпиада в Японии, а у Женьки твоей талант. В Москве она осталась, перешла в ЦСКА к Станиславу Алексеевичу Жуку. Там у неё совсем другие перспективы.

- Перешла и перешла, -я пожал плечами. - Москва же не на Марсе находится, есть телефон, можно позвонить, телеграмму послать. Что-то здесь не то, - пробубнил я, закрыв за собой дверь.

По пути в свою раздевалку в коридоре подтрибунных помещений совершенно случайно столкнулся с игроками «Спартака».

- И откуда ты такой взялся Тафгаев? – Услышал я голос Славы Старшинова. – В прошлом году тебя нигде не было, в позапрошлом тоже.

- Между прочим, богатырь Илья Муромец проспал на печи тридцать три года, - усмехнулся я, заглянув в раздевалку москвичей. – А я всего двадцать пять. Никого сегодня не пришиб? Вот Слава, во всём плохом, всегда можно найти что-то хорошее.

- Давай к нам в команду, вместе искать будем, - улыбнулся Саша Якушев.

- Во второй сборной СССР сыграем скоро в одной форме, - ответил я уклончиво. – Бобров уже вам сказал, что тебя, Старшинова, Шалимова и Поладьева в декабре вызывает на игры и тренировочный сбор?

- Вторая сборная – это хорошо, но лучше бы первая, - грустно улыбнулся Якушев, которого Тарасов так часто звал в ЦСКА, что обидевшись, не заявил в первую сборную СССР. Точно так же как и защитника Женю Поладьева.

- Двенадцатого декабря посмотрим, кто кого, - пробормотал я.

***

Вечером после игры на небольшом банкете в честь побед над ЦСКА и «Спартаком», который мы устроили спонтанно на спортивной базе «Зелёный город», пригласив туда жён и подруг, ели мясо в столовой и кто хотел пил вино и пиво. Я своим «пионерам» ещё раз напомнил, что век хоккеиста короток, а если его заливать разными алкогольными напитками, может стать ещё короче.

- Даже чуть-чуть нельзя? – Наседал Сашка Скворцов.

- Те, кто до сорока лет отыграл на высоком уровне, - стал я втолковывать. - Либо отличались богатырским здоровьем от природы, либо режимили по-дикому, ни капли в рот не брали.

- А курить можно? – С другого бока спросил «Малыш» Александров.

- Курить можно смело, - кивнул я. – Правда к сорокету мышцы высохнут, зато к пятидесяти годам рак лёгких разовьётся. Потом сделают тебе химиотерапию, и глупые волосы навсегда покинут умную голову. И прощай мама.

- То есть и курить нельзя? – Догадался «Малыш».

- Я тебе больше скажу, - добавил я ещё пищи для размышления своим юным «падаванам». – Годам где-то к двадцати девяти нужно будет переходить с гирь и гантелей на работу с одним экспандером, чтобы мышцы не потеряли гибкость, и скорость не просела. За всё в этой жизни нужно платить, хочешь долго играть ограничивай себя во всём и паши, конечно, по-умному без дебилизма. Хочешь стать великим музыкантом или писателем, работай ежедневно с утра до вечера над оттачиванием мастерства, и обязательно следи за современными тенденциями, пробуй что-то новое.

- А как же остальные люди, которые живут просто так? – Спросил Скворцов.

- Я думаю, они в чём-то счастливей нас, но мне такого счастья не надо, - я грустно улыбнулся.

Затем, после пива и вина начались танцы под магнитофон, из которого вылетали ритмы советской и зарубежной эстрады. И разговоры на извечные философские темы сошли на нет. А потом после программы «Время» прибежал Сева Бобров со своей тетрадкой, куда он заносил результаты каждого хоккейного тура и потряс нас ожидаемым сообщением: