Страница 2 из 3
Девочка-подросток сидела на земле, таращилась на меня большими непонимающими глазами и ждала чего-то. Но, так и не дождавшись, замычала, дёрнула головой и опять заколотила ногами по земле. Может, хочет что-то сказать?
Я осмотрел грубо намотанную на лице верёвку, представил, как сильно девчонке хочется высказаться, и усомнился, стоит ли её освобождать. В конце концов, для возвращения в город рот ей не нужен, она прекрасно дойдёт и так. Девочка как будто прочла мои мысли, яростно взвыла и промычала нечто, напоминающее ругательства вспыльчивых амазонок, и я решил-таки рискнуть. От греха подальше.
Перерезать верёвку нечем, а руки ещё неприятно ноют. Развязывать тугие узлы будет сложно, но есть другой выход. Я выдернул кинжал из трупа кайергардца, мельком глянул на окровавленный клинок и пошёл освобождать пленницу. Однако та вдруг запищала, попыталась встать, наступила на полы платья и упала лицом вниз.
Успокаивать перепуганных непонятно чем девчонок я не умел и не хотел, поэтому прибегнул к более привычным методам. С силой сжал её предплечье, оставил без внимания панический писк и принялся резать верёвку на запястьях.
Как только дело было сделано, девочка перекатилась катушкой в сторону, вскочила на ноги и схватилась за вторую верёвку, чтобы развязать рот, но в панике только вырвала несколько волос и расцарапала себе лицо. Узел на затылке был затянут очень туго. Она раздосадовано замычала, топнула ногой от злости, подняла на меня огромные испуганные глаза и издала жалобный стон. Это выглядело забавно и даже чуть подняло мне настроение. Я и забыл, когда последний раз улыбался.
Щёки пленницы оказались затёрты верёвкой до густой красноты. Болезненно хмурясь и постанывая, она потрогала лицо кончиками пальцев, облизала стёртые губы, посмотрела на меня, проводила взглядом верёвку, которую я отбросил в сторону, и, точно перешагивая через себя, проговорила:
– Я испугалась… Извини меня.
– За что извинить? – сипло спросил я.
– За моё поведение. Ты спас меня, а я… я запаниковала. Ты так пошёл на меня с этим кровавым кинжалом, как будто прирезать собирался.
– Я не собирался.
– Да знаю я! Говорю же – запаниковала. Извини. И… спасибо.
«Спасибо»… Такое странное и обычно ненужное слово в «повседневной» жизни смертников. Но адресованным мне, да ещё и не в стенах лагеря, звучит… необычно. Я думал, но так и не нашёл, что можно на него ответить. Кинжал был уже не нужен – идти в город с орудием кайергардца чревато проблемами. Я без сожалений кинул его к мёртвому телу и бегло осмотрел труп.
Он лежал на животе. Капюшон слетел в процессе убийства, и теперь было видно половину лица с бледной кожей, сеткой морщин и выпирающими грубыми скулами. Чёрные волосы облепляли взмокший лоб и тянулись к остекленевшим глазам светло-карего, почти жёлтого цвета.
Девчонка тоже смотрела. То на мёртвого кайергардца, то на меня, да таким странным взглядом, будто не понимала, кто из нас кто. Тогда я сказал:
– Ворота скоро закроют. Нам надо идти.
И направился в глубь леса.
– Эй, подожди! – удивлённо крикнула девочка, догнала меня и пошла рядом, держа в руках подол платья. Я всегда отличался высоким ростом, и смотреть на меня ей пришлось, задрав голову. – Может, назовёшь своё имя? Меня зовут Диона. А тебя как?
– Смертник номер шестьдесят семь.
– А… Что?!
– Если слишком длинно, можно просто шестьдесят седьмой.
Диона застыла на месте, а я и не думал останавливаться, и девчонке пришлось вновь меня догонять.
– Подожди, как это смертник? Почему?
– Что – почему?
– Почему ты называешь себя так?
– Как есть, так и называю.
– Но ты живой!
Надавила на больное. А ведь мне ещё предстоит объяснять свой провал надзирателям лагеря, рыцарям, и, возможно, самой королеве Розбель. Самое страшное ещё впереди.
– Я… – Голос подло дрогнул. – Я должен был погибнуть вместе со всем отрядом смертников, но по ошибке выжил. Так получилось, я не специально.
Не оправдывайся, шестьдесят седьмой. Этому нет оправданий!
Диона ахнула.
– Что ты такое говоришь? Почему ты решил, что должен был умереть?
– Потому что моё время вышло. Я прожил эту жизнь и должен перейти в следующую.
Должен был… Лучшей жизни я заслужить не смог.
Пунцовое личико Дионы преисполнилось возмущением. Она побежала вперёд, загородила мне дорогу и выпалила:
– Да тебе же лет шестнадцать, не больше!
Мне всё же пришлось остановиться.
– Ну и что?
– Да то, что ты ещё совсем молодой! Какая следующая жизнь? Ты этой и половины не прожил! У тебя впереди ещё столько лет, а ты говоришь о таких ужасных вещах. Как ты можешь?
– Достойная жизнь достаётся лишь ценой достойной смерти. Умри сейчас, живи потом. Так нас учили, сколько себя помню.
– Как ты…
– Я смертник лагеря Каларгон, и должен был умереть в сегодняшней битве.
Диона рассвирепела так, что из ушей едва не повалил дым.
– Никому ты ничего не должен! А раз выжил, значит, никакой ты не смертник, и не был им никогда!
Она окончательно сбила меня с толку. Её непоколебимая уверенность посеяла в душе смутные сомнения. Это было очень необычно и чуждо, но всё же… Было в этом что-то такое, чему я никак не мог подобрать объяснений.
Я взглянул на Диону по-новому, как будто увидел перед собой совершенно другого человека, более взрослого, более умного, посвящённого в некую тайну, о которой я даже не подозреваю.
– А кто же я тогда? – со всей серьёзностью спросил я.
Выражение Дионы смягчилось и погрустнело.
– Мой отец говорил когда-то – ты то, что ты о себе думаешь, – мягко произнесла она.
Подняв голову к небу, я увидел запоздалую стайку птиц, сгустившиеся синие тучи, ощутил, как усиливается ветер, раздражая ветви деревьев, сказал:
– Ворота вот-вот закроют.
И решительно тронулся с места.
Диона поравнялась со мной, прошла в молчании несколько шагов и тихо заговорила:
– Меня чуть не убили сегодня… Но спасли меня не рыцари, а ты. Я благодарна и обязана тебе жизнью, и мне неважно, кем ты себя считаешь. Я рада, что ты выжил.
Ответить ей было нечего, однако где-то глубоко внутри меня, там, куда не проникнет ни плеть надзирателя, ни вражеский клинок, вдруг сверкнула искра, вспыхнул огонёк и зародилось приятное тепло. Это страшило и в то же время вдохновляло на то, чего никогда не могло быть у смертника.
А вдруг я и в правду могу жить?
Глава 2 «Маска смертника и спрятанное клеймо»
Этот внушительный зал, очевидно, давно не был востребован обитателями замка. Пыль летала в затхлом воздухе и осаживалась на столах и полках многочисленных книжных шкафов, въедалась в обивку диванов и кресел. Окна без занавесок закрыты на наружные створы и темноту разбавлял костёр в камине, настенных свечах и факелах. Их зажигала статная седовласая женщина в чепце и в строгом чёрном платье. Огромная люстра на высоком потолке, казалось, вот-вот сорвётся с цепей и под гнётом древности рухнет на головы.
Затаив дыхание, я смотрел на ворвавшегося в зал человека. Никогда ещё меня не почитали вниманием такие важные особы.
Верховного рыцаря, лорда Демиа́ра, я видел издали, перед сегодняшним боем. Восседая на коне, он наставлял смертников и королевскую армию на доблестный, беспощадный поединок, взбодрил всё войско громким лозунгом: «Умри, но сделай! За Родину! За королевство Андрокад!» и ускакал куда-то в тыл.
Вблизи верховный рыцарь оказался худым мужчиной с сальными волосами до плеч, жидкой бородкой и надменно вызывающим выражением лица. Блестящая кольчуга с новеньким щегольским плащом, почти наверняка отродясь не видывала клинка и крови.
– Как ты посмел ослушаться приказа, смертник?! – запыльчиво отрезал лорд. – Ты должен был стоять до последней капли крови!