Страница 35 из 77
За дверью тишина. Я уже думаю, что Аран меня не расслышал. Только собираюсь повторить сказанное, как он, наконец, прокашливается и спрашивает:
— В каком смысле?
— Во всех…
Как маленькая прячу лицо. Просить об этом — это то же самое, что признать свою никчемность. Но я для себя уже все решила.
— Мари, я требую уточнений, — голос призрака звучит совсем близко.
Я поднимаю голову. Аран сидит на корточках рядом с ванной и внимательно вглядывается в мои глаза. Смутившись, я подтягиваю колени еще выше к подбородку, обхватываю их руками, закрываясь, но прогонять его не хочу.
— Я хочу, чтобы ты помог мне стать лучшей во всем, в чем может стать лучшим кадет этого проклятого заведения.
Я не знаю точно, чем обусловлено мое желание — жестким разговором с куратором или презрительными взглядами, но я знаю, что мне просто жизненно необходимо доказать всем и в первую очередь себе, что я не пустое место. Аран еще минуту всматривается в мое лицо, выискивая для себя что-то понятное только ему.
— Хорошо, — наконец кивает он. — Я помогу тебе. Но ты должна будешь меня слушаться. Ты понимаешь это?
— Да, — не раздумывая соглашаюсь я.
— Ну и славно. Значит, хватит киснуть, мойся скорее, нам пора.
— Куда?
— На лекции, принцесска, на лекции.
Я горестно вздыхаю, но не спорю.
До первой лекции остается еще немного времени. Поэтому я решаю не только помыться, но и забежать позавтракать в общий зал. Нас, как кадетов военизированного учебного заведения, конечно, подготавливали к голоду и жажде, но обычно, я не участвовала во всеобщих голоданиях — еду мне кто-нибудь добывал, как и питье. Сейчас же я с удивлением осознала, что не ела примерно столько же времени, сколько и не мылась. Это все они — проблемы и мужчины, мужчины и проблемы.
Немного помешкав перед входом и поймав на себе несколько любопытных взглядов проходящих мимо студентов, я выпрямляю плечи, задираю подбородок и шагаю в импровизированный обеденный зал.
Голоса завтракающих студентов стихают в то же мгновение, головы поворачиваются в мою сторону. Мне вдруг кажется, что я не могу дышать. Воздух не входит в легкие, застревая где-то в районе горла, а руки становятся неприятно влажными и холодными.
— Иди, — звучит над ухом. — Ты королева. Бывших не бывает. Иди гордо.
И я иду. Не могу сказать, доверяю ли я словам Арана или механически делаю то, что мне велят (чтобы избавить себя от обязанности принятия решений), но я иду. Не взглянув ни на одного глазеющего, я добираюсь до своего места. Теперь вокруг него абсолютно пусто. Никто не сидит рядом или напротив. Я замечаю, что по мере моего приближения отсаживаются дальше даже те, кто сидел за пару мест от меня. Будто бы я прокаженная. Да уж… Чувство не из приятных.
В горле печет.
— Не смей плакать. Ничего удивительного не происходит: ты слишком долго лидировала, используя силовые методы. Теперь получай то, что заслужила.
Я сверкаю глазами в ту сторону, в которой, по моим представлениям, должен находиться Аран.
— И не надо так смотреть, — я представляю, как он качает головой, говоря эту фразу. — Ты сама все прекрасно понимаешь. А если не понимаешь, значит, дура. Но ты ведь не дура, правда?
— Нет, — сквозь зубы цежу я, от чего мальчишка, который поставил передо мной тарелку, шарахается в сторону и старается как можно скорее скрыться с моих глаз.
— И я так думаю, — удовлетворенно отвечает невидимый воин. — Поэтому учись править правильно.
— Пф… — тихо характеризую я его поучения.
— Нет, ты не умеешь. Посмотри на желтоглазого.
Я бросаю «случайный» взгляд в сторону стола тактиков, за которым теперь сидят кадеты не только этого факультета, но и всех остальных, кому хватило места. Ивес смеется, раздает комплименты, поощряет и вообще всем раздаривает лучи своего хорошего настроения. С горечью я отмечаю, что он никогда не вел себя так со мной.
— Что ты видишь?
— Короля со свитой, — одними губами произношу я.
— Правильно. И как к этому королю относятся его подданные?
Я закашливаюсь, но отвечаю:
— Его любят.
— Вот именно. Его любят. Не боятся, не опасаются. Его любят. Тебя любили так же?
— Да! — рявкаю я чуть громче, чем хотела, и некоторые кадеты недоуменно косятся на меня.
— Уверена? — в голосе призрака прорезаются ехидные нотки.
— Нет.
42
Больше Аран меня не трогает, он ждет, пока я доем свой завтрак. Несмотря на то, что я не ела почти два дня, аппетита у меня нет. Но я упорно продолжаю ковырять вилкой в тарелке с тушеным мясом и тыквой и механически пережевывать безвкусную еду. Я понимаю, что Аран прав, но его правоте противится все мое мировоззрение и воспитание. Власть должна основываться на страхе, уважении, но никак не на любви, — именно эту мысль мне всегда внушал папенька. Но правда ли это? Теперь я знаю, что если у тебя нет преданных людей, то твоя власть не стоит ничего. У папеньки такие люди есть. Они полностью ему преданы, но никогда его не любили. Чем папенька удерживает своих приближенных, я никогда не задумывалась, но точно знаю: если он хотя бы на немного ослабит поводок, они все вместе и каждый по отдельности перегрызут горло моему родителю. И вот сейчас со мной произошло именно это — я ослабила поводок, и мне вцепились в горло. Но случилось бы это, если бы меня любили? Аэрту не нужны поводки, чтобы держать людей вокруг себя. Ему достаточно улыбнуться.
Мальчишка опасливо подходит ко мне, чтобы забрать пустую тарелку и поставить передо мной десерт — блюдце с куском пирога и бокал с соком.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я неожиданно для нас обоих.
Он из поварят, лет одиннадцати, в огромном фартуке, который юбкой закручен вокруг худенького тельца; руки в шрамах, похоже, от ожогов. Голубые глаза недоуменно глядят на меня. Ребенок не понял, что я обращаюсь именно к нему, а когда до него доходит смысл сказанного, он дергается, видимо, хочет убежать. Но, надо отдать ему должное, быстро берет себя в руки.
— Хидо, мите, — мальчонка опускает голову, бросая на меня робкие взгляды исподлобья.
— Спасибо, Хидо, было вкусно, — я растягиваю губы в улыбке, которая должна означать благожелательность, но мальчик испуганно отступает назад.
Мда.
— Это не я готовил, мите, — дрожащим голоском напоминает мне поваренок.
— Я знаю, и ты передашь мою благодарность повару, — киваю я.
Хидо поспешно трусит головой и вновь дергается в попытке ретироваться, но я снова его останавливаю.
— Но и тебя я хочу поблагодарить за то, что успел принести еду горячей.
Глаза ребенка расширяются еще больше. Он, очевидно, ждет от меня подвоха, но я продолжаю смотреть на него прямо и абсолютно серьезно, без тени насмешки. В конце концов, на мальчишеское лицо все же наползает сначала робкая, а после и горделивая улыбка. Я улыбаюсь в ответ, теперь уже совершенно искренне — уж больно забавно морщится конопатый нос, когда Хидо улыбается.
— ХИДО!
Мы с мальчишкой вздрагиваем, как по команде.
— Мне надо бежать, мите, — спохватывается мальчишка и мчится на зов, не забыв одарить меня радостной улыбкой.
Я тоже улыбаюсь, откусываю большой кусок пирога, впервые за долгое время не думая, как это скажется на моих боках.
— Это ведь не сложно, правда? — Аран доволен и не скрывает этого.
Я не отвечаю, разглядываю свой бокал, а потом слегка, едва заметно салютую самой себе.
— Поглядите-ка, а король-то смотрит.
Вскинув голову, встречаюсь взглядом с Аэртом. Он глядит прямо на меня. Его золотые глаза ничего не выражают. А может, я просто не очень хороший чтец взглядов. Не уверена, что он так же плох в этом, как и я, поэтому отвожу взгляд. Алиша сидит к нему так близко. Неприятное чувство колет где-то в районе желудка. Разве я имею право ревновать? И должна ли я? Нет. Конечно, ревность — последнее, что мне сейчас нужно. Просто нужно взять себя в руки. Хорошее настроение сдувает ветром унизительных воспоминаний и презрительных взглядов. Зачем только я туда смотрела?