Страница 2 из 8
Даже крушение паранойяльной империи ускользает от «собственной личности». Император не замечает распада. Он ведет с распадающимися другими непримиримую борьбу. Параноик не знает смерти. Он пребывает в зоне бессмертия. Он «лишь» приводит в действие машину смерти, Машину Судного дня. Если в паранойяльном психозе не существует радикально Другого, то не может быть и признания другого субъекта. В бесконечных удвоениях воображаемого бес-порядка возможно только чье-то бессмертие. Смерть повержена вместе с символическим Законом Жизни. Как можно убить того, кто не существует как смертный, под знаком смерти? Как можно убить того, кто и есть знак смерти, кто – сама Смерть?
Парадокс заключается в том, что параноик только и делает, что идет на – воображаемое или нет – уничтожение, разрушение, смерть, но делает это, потому что у него нет представления о смерти. Нет смерти в царстве бессмертия. Бессознательное не знает смерти. Убийство «нормализовано» не столько потому, что оно производится из благородных, высших побуждений, сколько потому, что оно неведомо. Понимания смерти нет, поскольку нет установленного символического порядка. Закон не ратифицирован, и в мире воображаемого хаосмоса царит бессмертие. Смерть невозможна еще и потому, по мысли Фрейда, что негативность, тем более абсолютная негативность смерти не представима в бессознательном. Лакан вслед за Фрейдом задается двойным вопросом об отрицании:
смерть ставит перед нами вопрос о том, что служит отрицанием дискурса. Но одновременно она ставит и другой вопрос: не она ли сама вводит в дискурс отрицание? Ибо отрицание в дискурсе, вызывающее в нем к бытию то, чего нет, отсылает нас к вопросу о том, чем же именно заявляющее о себе в символическом порядке небытие обязано реальности смерти[3].
Отсутствие, всегда уже задействованное в символическом, оказывается сопряженным со смертью как с невозможным, неизвестным, реальным. Распад символической матрицы ведет к отрицанию того отрицания, которое несет признание смерти, смертности другого. Никто не умирает, в бессознательном все живы. Так говорит Фрейд о мире сновидений. Его слова постепенно начинают описывать в том числе и глобальный бессознательный онейроид паранойяльного мира, в котором нет ни смерти, ни времени, ни энтропии. Голоса раз за разом напоминают Шреберу, что вечность беспредельна, и отмена времени дезориентирует пространство, раздвигает его пределы до бесконечности, открывая пропасть за пропастью. И смерть есть не что иное, как изменение состояния нервов: наяву одно состояние, во сне, в бессознательном, в смерти – другое. Нервы меняют свое состояние при переходе в вечность. Никакой негативности. Во всяком случае никакой смерти, пока действует телекоммуникация с божественными лучами: «На самом деле у меня очень сильные сомнения на тот счет, что я вообще смертен, во всяком случае, пока длится связь с лучами, Strahlenverkehr»[4]. Даниэль Пауль уверен, что ни один яд, даже самый сильный, не причинит ему никакого вреда. И вот еще какая здесь действует логика: человек – венец творения, и план творения «заключался в создании его по образу и подобию Бога как существа, которое после смерти опять преобразуется в Бога»[5]. Пока действует нервно-лучевая коммуникация с Богом, бессмертие гарантировано. Почему лучевая связь должна прерываться, если налажена она не Шребером, а самим Богом? Вечность связи с лучами, впрочем, нужно выстрадать.
Вечность – одно из тех понятий, которые, как пишет Даниэль Пауль, понять более чем сложно. Людям трудно помыслить что-либо, не имеющее ни начала, ни конца. Как помыслить причину, за которой нет причины? Вопрос вечности ставит перед судьей Шребером проблему каузальности. В то же время вечность – один из атрибутов Бога, и «божественное творение – творение из ничего»[6]. Во всяком случае, разумом это положение не понять, его не понять, как говорит Шребер, с помощью «нашей позитивной религии»[7]. Творение из ничего – символическое творение, точнее творение символического, и негативность ex nihilo в него вписана.
Однако Сын Божий как его творение воплощен в человеке, и рассуждения Шребера смещаются в сторону вопроса о сексуальности, но только для того, чтобы отрицать возможность сексуальных отношений: то, что Иисус Христос – Сын Божий, можно понимать исключительно в некоем таинственном смысле, поскольку никому не придет в голову полагать, что у Бога есть сексуальные инструменты, Geschlechtswerkzeuge, и он вступает в сексуальную связь с женщиной, от которой появляется на свет Иисус Христос. Вечность не предполагает причины, следствия, пола, рода, инструментов, начала, конца, рождения и смерти.
«А смертен ли я вообще?»[8], – задается Даниэль Пауль риторическим вопросом, ведь совершенно определенно ясно одно: пока он в контакте с божественными лучами, смерть ему не страшна, и даже если он умрет, то будет воскрешен, и будут восстановлены его жизненные силы. Как сегодня это происходит в кино, компьютерной игре или анимации. Сегодня, кстати, виртуальные технологии и ненасыщаемое потребление вносят свой вклад в возможности безграничного расширения воображаемой империи бессмертия, очередного «тысячелетнего рейха». Безграничное пространство раздвигает границы времени. Оно необратимо и ненеобратимо. Его просто нет, и оно всегда уже есть. И потому вполне можно покончить с собой в этом мире и продолжать существовать в мире виртуальном. Цифровая революция меняет отношение к смерти и к жизни, меняет сами понятия жизни и смерти. Творцы Сингулярности обещают царство бессмертия и непреходящего наслаждения. Впрочем, это уже речь о сегодняшней революции, о новой машине тотального контроля, о новой машине влияния, о Системе записи 2000. Резонанс между двумя революциями и призывает нас ввернуться на сто с лишним лет назад, чтобы обратиться к завещанию Даниэля Пауля Шребера.
2. Техники письма и промпаранойя 1900
1900 год. Болезнь власти. Кризис власти. Смена парадигмы, смена курса в политике знания. Судья Шребер в центре этих трансформаций разлома времени на рубеже веков. Вторая промышленная революция идет полным ходом. Происходит смена средств массовой коммуникации; телеграф, телефон реорганизуют пространство, сжимают время, и автомобиль с двигателем внутреннего сгорания им в помощь. Меняются отношения между людьми, меняются отношения между полами. Производство выходит на поток. Мировой порядок ускоряется. Как человеку без истерии, без паранойи встроиться в радикально меняющийся мир, частью которого является он сам? Как ему окончательно не превратиться в homo industrialis? Или, напротив, превратиться?
Сегодняшняя паранойя предельно массмедиальна и высоко технологична. От техники нервно-теологической коммуникации Шребера она переходит к одухотворяющему вовлечению в паранойяльную конструкцию мобильных телефонов, автомобильных навигаторов, цифровых телевизоров, умных домов и приборов, дронов и повсеместных камер слежения.
Конец того света, который был светом Шребера, мы переживаем сегодня. Апокалипсис перехода в цифровую вселенную сопровождается тем, что когнитивные науки вместе с науками о мозге и компьютерными технологиями открывают перспективу неопосредованного символическими координатами соучастия в мышлении и переживании других людей. Мечта ученых Системы записи 2000 между тем уже была отчасти осуществлена. Где? В бреду Даниэля Пауля Шребера, принадлежащего Системе записи 1900. Понятно, что судья Шребер ничего не говорит о компьютерных технологиях, но он говорит о телекоммуникации, не требующей символического опосредования. Если сегодня речь идет о том, что цифровая машина должна быть подключена к нервным системам людей, и тогда они через нее смогут обмениваться информацией, то в системе Шребера возможно просто подключение нервов одного человека к нервам другого, и не только человека. Сохраняет ли Шребер в этой телекоммуникативной среде свою сингулярность? Какая уж тут сингулярность, какая уж тут идентичность, если Шребер в своей паранойе вовлечен в разворачивающуюся на полную катушку сверхъестественную коммуникацию, в обмен мыслями, переживаниями и даже головами.
3
Лакан Ж. (1954). Предисловие к комментарию Жана Ипполита на статью Фрейда «Verneinung» // Семинары. Книга i. Работы Фрейда по технике психоанализа / Пер. А. Черноглазова. М.: Гнозис/Логос, 1998. С. 391.
4
Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. Berlin: Kulturverlag Kadmos, 2003. S. 112.
5
Ibid. S. 175.
6
Schreber D. P. Denkwürdigkeiten eines Nervenkranken. S. 2.
7
Ibid.
8
Ibid. S. 212.