Бог-без-имени

— Им будет мягко, — сказал Фьольвир.

Дальше они занялись мертвецами. Старосту, его жену и Вейлиге сложили первыми, закрыв тряпками рубленые и колотые раны. Пошли по дворам, заглядывая в дома и в сараи, стараясь не пропустить ни одного укромного уголка. Фьольвир все думал, что в подпольях, на чердаках или за печкой найдет хоть одну живую душу, но все было напрасно. Мертвецы прибавлялись к мертвецам.

Дотошность кааряйнов и их жестокость не к взрослым даже, а к совсем маленьким детям заставляли Фьольвира бессильно сжимать кулаки. Он не понимал, зачем. Как будто и не люди кааряйны. Как будто не живут и жить не умеют.

Взрослых сносили вдвоем. Детей — по одному. Подбирали пальцы, руки и головы. Гора мертвецов перед общим домом росла. Малые — на стариках, сестры — на братьях, жены — с мужьями, выше, выше, выше. Фьольвиру казалось, что этой страшной работе не будет конца и края.

Они вышли за частокол и собрали свой урожай там. Мейвоса, белобрысый мальчишка, имени которого Фьольвир не смог вспомнить, Ханна Нейманен. Затем подобрали Тотверна, голову которого размозжили молотом, и Хьюлафа, утыканного стрелами, и пошли другим краем поселения, все ближе и ближе подбираясь к родительскому дому и дому самого Фьольвира. Все медленнее, все неохотнее шли ноги, все мельче становился шаг.

— Что ты? — спросил незнакомец.

— Хейвиска, — выдохнул Фьольвир.

— Мертва.

— Нет, я знаю, я не хочу… — Фьольвир замотал головой. — Не хочу помнить ее мертвой. Может, ты один…

Пальцы незнакомца вдруг вцепились ему в лицо и рывком развернули к себе.

— Как? — заорал доброхот. — Как ты будешь спасать мир, если не можешь посмотреть в глаза тому, от чего его надо спасать?

— От Хейвиски?

— От смерти, тупица!

— Все равно…

— У нас нет на нытье времени, парень!

Незнакомец потащил Фьольвира за собой, как безвольную куклу.

Дом родителей встретил их открытой дверью. Отец привалился к очагу с дубинкой в руке. Мать мечи кааряйнов нашли на лежанке — она, похоже, умерла во сне. Фьольвир вспомнил, что ей часто не здоровилось в последнее время. Все жаловалась, что стала стара. А отец подначивал, говорил, что уже засматривается на молодух. «Готовить ли лодку, Гвейла?». Мать улыбалась: «Полно тебе, Магнир». Никто из них всерьез к отцовским словам не относился.

Фьольвир накрыл родителей шерстяными одеялами. Так, в одеялах, будто спящих, он с незнакомцем и перенес их к остальным. Закидывать наверх было уже невозможно — гора мертвецов выросла на голову выше Фьольвира и казалась ненадежной. Тронь — и шесть-семь трупов, словно обрадовавшись неожиданной свободе, сползут вниз. Поэтому Магнир Маттиорайс занял место в подножье слева, а Гвейла Маттиорайс — справа. Доброхот добавил соломы и досок.

— Еще заход, — сказал он.

От старого Гайво на досках крыльца остались сгустки крови. Самого пса, уже мертвого, брезгливо отвалили к стене. Он защищал дом до последнего, но дряхлые зубы и больные лапы не выстояли против злого и острого железа.

Хейвиска животом лежала на широком столе, что когда-то Фьольвир выстругал из цельного бревна. Платье ее было задрано на спину, открывая то, что никому, кроме мужа, видеть было не положено. Кааряйны развлеклись с ней, втроем, вчетвером, впятером, а затем перерезали горло.

Фьольвира хватило лишь на то, чтобы вернуть платье на место. Он сполз на пол и заревел не как человек, а как зверь, не имея слов, а одни протяжные звуки. Как же так? Как же? Острой болью зазвенел висок, потому что Фьольвир разбил его о ножку стола.

— О, братец!

Незнакомец вздернул своего напарника вверх.

— Пусти!

Фьольвир попытался отмахнуться, но незнакомец оказался сильнее. Он врезал Фьольвиру так, что тот задохнулся.

— Слушай меня, слушай, Маттиорайс! — щелкнули его зубы. — Ты хочешь в лодку? Хочешь в Тааливисто?

— Да, — прохрипел Фьольвир. — Да.

— А ты знаешь, кто дал вам Тааливисто? Кто возвел Хингаард йоргам? Кто построил Веххало сверигам и Тиенн хансам?

Фьольвир кивнул.

— Йорун.

— Почти. Хэнсуйерно по приказанию Йоруна, — прошипел незнакомец. — И как ты думаешь, что будет со всеми этими посмертными мирами, когда из изначальной тьмы выползут вахены? Ну? — Он встряхнул Фьольвира. — Скажи мне, арнасон. Не молчи. Или лучше я тебе скажу. Все исчезнет, Маттиорайс! Не будет ни Хингаарда, ни Тааливисто, ни прочих земель и городов. Ничего не будет. Даже памяти не останется!

— Но зачем им это?

Незнакомец захохотал.

— Потому что они — сама тьма, братец. Хаос. — В голосе его послышалось отчаяние. — Сила разрушения. Такова их природа. И боги сдерживали их, пока были.

Фьольвир качнул головой.

— Кажется, ты выбрал не того…

— Потому что мне не из чего было выбирать!

— Значит, у нас нет шансов.

— Есть! Шансы всегда есть. Думаешь, у меня были большие шансы поставить тебя на ноги, арнасон? Все, все, — незнакомец стиснул ладонями щеки Фьольвира. На пятне его лица впервые протаяли глаза, полные холодного, голубого огня. — Пойми, мы должны спасти мир, Маттиорайс.

Фьольвир зажмурился, не в силах смотреть на незнакомца, уж слишком пугающе тот стал выглядеть.

— А Тааливисто?

— Да. И Хингаард. И Веххало. И десятки других. Даже мир богов. А потом, я даю тебе слово, за тобой придет даже не лодка, а корабль.

— Лодки достаточно, — тихо сказал Фьольвир.

— Хорошо, — согласился незнакомец. — Лодка так лодка.

— Тогда надо… надо отнести Хейвиску к остальным.

— Да.

— Только я сам, я должен сам, — сказал Фьольвир. — А ты возьми Гайво.

— Кого?

— Пса.

Хейвиска была очень легкой. Даже накрытая расшитой фенрикой и зимним везингом, она все равно, что ничего не весила. Фьольвир мог бы нести и нести ее, крафур за крафуром, хоть до самого Тааливисто. Только, если подумать, в Тааливисто Хейвиске нет надобности в этом теле. Она только посмотрит и скажет: «Ради Йоруна, Фьоли, что тебе в голову пришло? Мне оно уже не нужно». И улыбнется. Улыбнется.

— Арнасон!

Окрик незнакомца заставил Фьольвира остановиться. Гора мертвецов на сломанной створке почему-то оказалась справа. Неужели он понес Хейвиске к заливу? Ох, дурак.

— Прости, — шепнул он жене.

Присев, он привалил тело Хейвиски к чьим-то ногам, к чьей-то голове, последний раз провел по волосам, коснулся век, губ. Тяжелый дух начинающей разлагаться плоти забивался в ноздри, туманил взгляд.

— Все, арнасон, все.

Незнакомец повлек его прочь.

— А где, где Гайво? — спросил Фьольвир.

— Я положил его с другой стороны.

— Ему же найдется место на Тааливисто?

Ответом Фьольвиру была грустная улыбка.

— Он с вечера уже там. Они все уже там, братец. А нам нужен огонь.

В руке у незнакомца появился факел. Он зашел в общий дом, где в очаге могли долгую ночь рдеть и не гаснуть угли.

— Ты еще хочешь вернуться сюда? — крикнул доброхот изнутри.

Фьольвир оглянулся. Частокол, избы, гора мертвецов. Земля, впитавшая кровь и боль людей.

— Не знаю, — сказал он. — Нет.

— Понятно.

Из проема общей избы через мгновение плеснуло красным. Рыжие, жадные отблески заплясали по бревнам. Незнакомец появился с горящим, капающим смолой факелом.

— Я или ты? — спросил он.

Фьольвир подумал.

— Я, — сказал он. — Это мой народ.

— Тогда держи.

Пальцы Фьольвира сжались вокруг факела. Трепещущим жаром обмахнуло лицо. Клокочущее пламя чуть не цапнуло за бороду.

— Осторожнее! — крикнул незнакомец.

Шаг, другой.

Фьольвир вдруг потерял Хейвиску. Только что видел, только что различал ее под нависающими руками, головами, тряпками, шел к ней — и вот уже не может отделить ее от остальных мертвецов, проложенных деревом и соломой. Словно то, что не позволяло ей смешиваться с ними, пропало. Но, может, это было и к лучшему.

Жди меня, родная. Я скоро, подумал Фьольвир и опустил руку.

Огонь прыгнул с факела. Через несколько мгновений гора загудела и затрещала. Потянулись дымки. Запахло мясом. Вязки сухой соломы брызнули искрами. Через мертвых людей пламя принялось прокладывать себе путь наверх, облизывая головы, выглядывая из подмышек и щекоча пятки.