Федина любовь

Я не видел Мадину несколько лет и, когда наконец увидел, едва ее узнал. Из застенчивой девушки Востока она превратилась в уверенную в себе молодую женщину, общительную и остроумную. Волосы отрезала, встала на каблуки, черное одеянье сменила на брючный костюм цвета африканского фламинго и выглядела очень современно. Я ни за что бы ее не узнал, если бы мне не сказали заранее, что Федя будет с женой. Правда, в ней появилась какая-то основательность, тяжеловесность. Присущее ей обаяние совсем исчезло. Черты лица как будто огрубели, и взгляд теперь был увесистый, прямой, как будто каждого из нас она в чем-то подозревала. А та улыбка… ее не стало. Улыбалась она теперь вежливо, как все. Смотрела на нас с радушием, но в глазах ее читался холодок и некоторая отстраненность, как будто она говорила нам – никому из вас я больше не верю. Я невольно поймал себя на мысли о том, что о Фединых похождениях ей хорошо известно и что, должно быть, нас, его друзей, она всех до одного считает его сообщниками и ненавидит всей душой. Однако она ничем себя не выдала. Мастерски отыграла роль преданной супруги и, прощаясь, звала всех к себе в следующий уикенд. С Федей они производили впечатление одной из тех пар, что ведут светский образ жизни и держатся на людях вместе, а внутри каждый живет сам по себе. Чем жил Федя, мы все прекрасно знали, а вот о ней не было известно ничего. Разве только, что, благодаря свекру, она занимала какой-то пост в одной из его компаний и по-прежнему была образцовой матерью для сыновей – дети для нее всегда стояли на первом месте. Знакомые дамы диву давались ее выдержке и не могли дождаться, когда случится взрыв – и в самом деле, не может же женщина вечно терпеть такое?! Но она сумела всех удивить. Накануне пятидесятилетия мужа Мадина родила ему дочь. На своем юбилее Федя сиял как медный грош, как будто говоря нам всем – ну что, видали? Накось выкуси! И все снова были вынуждены признать – жизнь всегда относилась к Феде с особой благосклонностью. Кое-кто восхищался мудростью Мадины, по всей видимости, намеревавшейся таким образом закрепить свои позиции и сохранить брак вопреки пересудам. Кто знает, быть может, она надеялась, что появление на свет третьего ребенка изменит Федю, но этого не произошло. Рождение дочери не поставило точку в его похождениях – от души попраздновав, он укатил в отпуск без семьи и неделями пропадал вне дома, предоставляя жене самой управляться с малышкой.

– Женщины это обожают, так зачем я буду им мешать? – снисходительно говорил он, закуривая сигару где-нибудь на средиземноморских пляжах.

Говорили, Мадина и правда не могла надышаться на дочку, с рук ее не спускала и баловала так, как нельзя было баловать сыновей. Я как-то видел их девочку – настоящая куколка, розовощекая и жизнерадостная. Это было на праздновании дня рождения нашего общего друга. Где-то в середине вечера у ресторана, где мы сидели, остановился Гелендваген. Я как раз вышел в холл, отвечая на телефонный звонок, и видел, как водитель привычным движением взял на руки девочку, одетую во все розовое, и понес ее в ресторан. Навстречу им в холл выбежала Мадина. Нужно было видеть, с какой нежностью она опустилась на колени перед дочерью, вглядываясь в ее личико и расспрашивая о чем-то. Девчушке тогда было года два, и она вовсю уже болтала – бойко, смешливо, приводя в восторг всех, кто ее слышал. Водитель, тот самый Айса, стоял рядом. Мадина обращалась то к девочке, то к нему, вместе они что-то обсуждали, и по их разговору я понял, что он привез ей дочку, чтобы она могла увидеться с ней до того, как ее уложат спать. В эту минуту девчушка что-то произнесла, состроив смешную гримасу, отчего оба взрослых издали возглас удивления, а потом все трое рассмеялись. Вот тут-то я и увидел прежнюю улыбку Мадины. С этой улыбкой она прижала к себе дочь, и с этой улыбкой, все еще стоя на коленях, посмотрела снизу вверх на Айсу, которому, по всей видимости, вверяла самое дорогое, что у нее есть.

Казалось, у них с Федей все шло, как прежде, и тем неожиданнее оказался потрясший семью скандал и решение Феди обнародовать свое новое увлечение. Пожалуй, никто не удивился бы, если бы топнула ногой Мадина. А тут Федя, папенькин сынок, палец о палец не ударивший ради благополучия семьи, раскапризничался и захотел, видите ли, новую игрушку. Семья высказалась однозначно: видя, что попытки урезонить Федю на этот раз ни к чему не привели, вся родня в лице Магомеда Магомедовича встала на сторону невестки. Все знали, как Магомед Магомедович любит внуков. Он скорее согласится распрощаться с сыном, чем позволит случиться чему-то, что хоть как-то ухудшит жизнь подрастающих отпрысков. Его слово – закон, а потому все в доме, от мала до велика, выступили единым фронтом. Федя остался один на один со всем внушительным семейством. Единственный, чье мнение никому до сих пор не было известно, это Мадина. Никто не знал, что думает она, на что надеется. Даже Федя. Он и раньше не слишком беспокоился об этом, а сейчас, окрыленный новой страстью, он весь отдался чувствам и думать ни о чем не мог. Наверно, он наделся, что все как-нибудь утрясется. Что отец все устроит. Что Мадина пообижается на него, как положено, и примет все как есть. Но она словно бы и не обижалась. Во всяком случае, не показывала виду. Посещала мероприятия под руку с мужем и стойко держала лицо. За ее спиной шептались, а она и бровью не вела. Как будто ее это не касалось. «Кавказский характер», – говорили о ней и неодобрительно качали головой. Пора бы уж показать кузькину мать этому подлецу! Пора бы поставить его на место! А Мадина такая сдержанная, такая покорная – как будто все еще живет в горах. И все еще боится мужа.

– Ты почему не на Сардинии? – спросил я, как только Федя появился в ресторане и мы обнялись. Как я и думал, он пришел один, и по лицу его было ясно, что что-то стряслось.

– Да ну, – он махнул рукой, – мне вообще не до Сардинии. Все намного хуже.

Он хотел встретиться со мной, чтобы поговорить, так что мы заказали еду и сразу перешли к делу.

– Мадина, – сказал он.

Что ж, этого можно было ожидать. Наверно, она наконец высказалась. Не хочет развода?

– Пффф… Если бы!

Федя мученически ухмыльнулся и выдавил:

– Не поверишь. Замуж собралась.

Вот это да. Неожиданно.

– Это еще полбеды. Знаешь, за кого?

Он нервно повернулся, чтобы достать из куртки сигареты, и, не заметив официанта за спиной, сшиб локтем поднос. Грохнула об пол посуда. Вокруг нас засуетились, и в этом шуме Федя проорал мне через стол:

– За Айсу! Ты представляешь? Да, да! За него! За моего слугу! Вот у меня такое же лицо было, когда она мне это сказала!

Оказывается, накануне его отъезда к нему подошла Мадина, со словами «нужна твоя подпись» увела его в кабинет и сунула по нос ошарашенному Феде бумаги на развод. Тут выяснилось, что ей все давно известно – и о его новой пассии, и об их планах.

– Хочешь жениться на ней, женись. Но сначала подпиши.

– Но зачем, – не понимал Федя, – зачем нам сейчас разводиться?

У него и самого, конечно, появлялись мысли о разводе, но он еще не обдумывал это всерьез и совсем не ожидал, что первой произнесет это слово Мадина.

– Я тоже замуж выхожу!

– Чего… Ты шутишь?

Но она не шутила. И его насмешливый тон ее задел. Он что же думает, что она не может устроить свою жизнь без него? Что ею не может заинтересоваться другой мужчина? Так вот, пусть знает – ей сделал предложение Айса, и она приняла его.

Федя ушам своим не верил. Айса? Слуга без роду без племени, кое-как прибившийся к их семье? Айса, который в руках не держал ничего кроме четок? Который, кроме Корана, ни одной книги за всю жизнь не прочел? Который целыми днями ковыряется в своем Гелендвагене, у которого пальцы черные от мотора, которого за один стол с приличными людьми не посадишь? Который по-русски и говорить-то толком не может, а только мычит что-то в ответ со своим ужасным акцентом? Айса, который ничего в жизни не умеет, кроме как исполнять приказы и быть у всех на побегушках? Вот этот Айса смеет делать предложение его жене?!