Страница 13 из 14
– Это «Гарретс»? – спрашиваю я.
Кэл, все это время сидевший молча, криво мне улыбается.
– Ну, голова у тебя по-прежнему варит. Это хорошо. Ты помнишь, почему отключилась?
– Я увидела шприц, – говорю я с содроганием. – И не успела…
– Держи. – Матео садится напротив и ставит на стол между нами стакан с водой. – Сначала выпей. И отдышись.
Я подчиняюсь – отчасти из-за невыносимой жажды, а отчасти потому, что мне приятно в такой момент чувствовать, что обо мне кто-то заботится. Однако покоя не дают роящиеся в голове вопросы. Смотря на траурные лица Матео и Кэла, я задаю самый важный:
– Что случилось с тем парнем?
Матео и Кэл переглядываются.
– Мы точно не знаем, – говорит Кэл. Матео забирает мой пустой стакан и еще два с соседнего стола и возвращает их в бар. – У нас не было возможности проверить. Когда ты упала в обморок, ситуация осложнилась. Сильно осложнилась.
– Сильно осложнилась? – переспрашиваю я. – В смысле?
Кэл барабанит пальцами по столу.
– Неожиданно приехала полиция с мигалками. Они вынесли дверь и помчались наверх, так что мы… Ну, ты понимаешь. – Он засовывает палец за ворот рубашки и слегка ослабляет его. – Мы решили, что у них все под контролем, и… ушли.
Я хлопаю глазами.
– Ушли, – повторяю я за ним.
– Да. – Кэл облизывает губы. Он мертвенно-бледный, отчего веснушки на носу и щеках выделяются сильнее, чем обычно. – Через заднюю дверь.
Ничего не могу с собой поделать: опять вскакиваю и начинаю мерить шагами облупленный деревянный пол.
– И вы не поговорили с полицией?
– Нет, – отвечает Кэл.
– Я правильно понимаю? Вы мне сейчас говорите, что решили сбежать с места преступления?
Кэл еще раз молча облизывает губы, и я поворачиваюсь к Матео. Он ставит локти на стойку, выглядя как заправский бармен, готовый выслушать любые мои проблемы.
– Как вы могли? – спрашиваю я обвинительным тоном.
Матео стискивает челюсти.
– Слушай, момент был очень напряженный. Приехали копы, а мы не понимали почему. Действовать надо было быстро, так что те, кто еще был в сознании, приняли именно такое решение. У нас не было возможности с тобой советоваться.
Я встречаю его напряженный взгляд – и переосмысливаю ситуацию. В средней школе, когда мы втроем бродили по «Карлтон-моллу», охранники постоянно следовали только за Матео. Однажды они даже обыскали его рюкзак. Пока охранник выкладывал его потрепанные тетрадки, карандаши, пару наушников с безнадежно запутанными проводами и толстовку, Матео стоял с каменным лицом. А тот потом вернул все обратно, даже не извинившись. Так что я понимаю – лучше поздно, чем никогда, – почему он не хотел оставаться в той студии. Тем не менее, не в силах остановиться, я продолжаю возбужденно ходить между столом и стойкой бара.
– Надо хотя бы сказать кому-то, что видели, как Бони зашел…
Тут я запинаюсь, потому что замечаю, как напрягаются плечи Матео при упоминании имени Бони. Мое возбуждение тут же испаряется, сменяясь холодным ужасом.
– Что? – спрашиваю я.
– Парень, которого мы видели… – Матео громко сглатывает. – Кто бы это ни был – он мертв.
У меня земля уходит из-под ног. Я опираюсь на стойку, чтобы не упасть.
– Это был Бони.
– Откуда ты знаешь? – спрашивает Матео.
– Кроссовки, – произношу я с трудом. – Точно его.
Когда я, оцепенев от ужаса, стояла на пороге той комнаты, я еще сомневалась. Но сейчас, вспоминая, как Бони поднимался на сцену актового зала для дебатов… Помню, как заметила что-то ярко-фиолетовое на его ногах, помню, как сильно меня это задело. Где-то в глубине души я уже знала, что проиграю выборы, причем проиграю с треском… и все думала: почему он всегда такой эпатажный?
Я злилась на него вчера, злилась сегодня утром. Когда я увидела, как он заходит в то здание, мне не терпелось все ему высказать. Пока я переходила улицу, в голове созрела целая речь – и никакие записи мне были не нужны!..
Закрываю лицо руками и прижимаюсь горячим лбом к холодной стойке бара. Но как только чувствую руку Матео на своем локте, тут же поднимаю голову. Мне нельзя плакать, ведь если я сейчас расплачусь, то не смогу себя контролировать. Инстинкт удерживает слезы глубоко внутри меня, предупреждая, что мне нужно держать себя в руках.
– Айви, – говорит Матео мягко, а я дергаюсь будто от крика.
– Откуда ты знаешь?.. – спрашиваю я глухим голосом. Приходится несколько раз сглотнуть, прежде чем голос вновь начинает звучать нормально. – Откуда ты знаешь, что он умер?
– Мы видели… – Матео показывает рукой мне за спину, и я оборачиваюсь. Только сейчас я замечаю телевизор в углу и с удивлением узнаю лицо на экране.
– А почему вы смотрите Дэйла Хокинса? – спрашиваю я.
Матео выныривает из-за стойки и направляется к столу, за которым сидит Кэл.
– А это Дэйл Хокинс?
– Да, – киваю я. – Мои родители его знают. Ну, и я немного. Мы сотрудничаем с одними и теми же благотворительными организациями.
Когда-то Дэйл был репортером одного из бостонских каналов, но ввиду возникших разногласий ушел на местный кабельный и начал свою собственную передачу. Папа говорит, что он слишком вольно трактует понятие «новости». Впрочем, папа может быть необъективен. Дэйл несколько раз делал нелестные репортажи, связанные с папиной работой, утверждая, что «большие шишки из корпораций подбили под себя весь местный бизнес».
– Этот лицемер излишне категоричен! – Папу бесконечно раздражает тот факт, что Дэйл Хокинс, тоже живущий в Карлтоне, снес старинный домик, чтобы отгрохать себе гигантское поместье.
Место на экране мне знакомо. Граффити за правым плечом Хокинса и зеленая дверь позади заставляют меня замереть от ужаса. Он стоит у того здания, где недавно были мы.
Матео берет пульт и целится им в телевизор.
– Сейчас перемотаю.
Через пару секунд Дэйл Хокинс оживает и с тревожным выражением лица говорит:
– Мы в тихом индустриальном районе на севере Файнейл-холла, где этим утром случилась страшная и загадочная трагедия…
Мы смотрим репортаж в тишине.
– …просим вас звонить с любой информацией, которая может иметь отношение к делу. Судя по описанию, девушка привлекательная, примерно двадцати лет и находится, вероятно, где-то неподалеку.
Тут Матео опять ставит видео на паузу.
– На этом мы закончили, пока ты была в отключке.
– Ясно, – бормочу я. – Давай дальше.
Но ничего интересного больше не показывают: Дэйл Хокинс диктует номера телефонов и замолкает, вперившись в камеру своим знаменитым раздражающе-внимательным взглядом. Несколько секунд мы все молчим, пока Матео не решается сказать очевидное.
– Ну вот, – говорит он, – блондинка.
Я перекидываю хвост через плечо, наматывая его кончик на палец. Тишина.
– Он же не имел в виду?.. Он же не мог говорить обо мне? – наконец спрашиваю я.
Оба молчат.
– И мне не за двадцать, – упорствую я, глядя то на встревоженного Кэла, то на бесстрастного Матео. Меня бесит, что выражение лица Матео невозможно прочитать: про себя он может как соглашаться с тем, что я подхожу под описание, так и размышлять о том, что «привлекательная» – понятие довольно растяжимое. В размышлениях я сильно удаляюсь от сути, и тут же подсознательно даю себе подзатыльник.
Матео пожимает плечами.
– Многие люди не умеют адекватно оценивать возраст.
– Да, но… – Слова Дэйла продолжают вертеться у меня в голове. – Даже если кто-то и видел меня на входе, нельзя было подумать, что я делаю Бони инъекцию. Я и близко к нему не подходила. – Я чувствую огромную благодарность к Матео и Кэлу за то, что они меня оттуда вытащили до приезда полиции. Какая чудовищная ирония: меня допрашивали бы о случае смерти от передозировки прямо перед церемонией награждения моей матери!
– Может, кто-то видел, как ты поднимаешься наверх, и что-то перепутал, – предполагает Матео.
– Ты считаешь… А Бони не мог сделать это сам? Ну, превысить дозу? – Кэл трет виски и смотрит на меня. – Мы как раз об этом говорили, да? Наркотики сейчас везде, даже в Карлтоне.