Страница 8 из 13
Но вот слетает шелуха с картошки,
Вот уксус подливается к грибам,
И рюмка, запотев на тонкой ножке,
Ждет приглашенья вознестись к губам.
Часы бьют девять, время «Ч» подперло,
Я руку протянул вперед и вот:
Немиров льется, согревая горло,
Чтоб приготовить к пище пищевод.
Да, кайф ловлю! Полезно кушать сытно.
Любители диет безбожно врут.
И если Вам хоть чуточку завидно
То, видно, я не зря писал сей труд.
Я Вас веду к заветному итогу.
Рецепт от Пини (подпись и печать):
Хотите – ешьте мало или много,
Но только с аппетитом, ради Бога!
От жизни нужно радость получать!
1.24 Эволюция бывает разная
Где-то за Альфой Центавра,
без революций и смут,
скромно живут людозавры.
Очень подолгу живут.
Для заполненья досуга
(длится он тысячи лет)
яйца крадут друг у друга:
очень уж любят омлет.
Были они эрудиты,
старец любой и юнец.
Только давно позабыты
все их науки вконец.
Бродят где пары, где стаи,
бедра прикрывши едва.
Книжек они не читают,
все позабыли слова.
Ход эволюции квёлый,
явно достигший венца,
до совершенства довёл им
методы кражи яйца.
Люди! Примите на веру
и запишите в тетрадь,
что с людозавров примера
вам бы не стоило брать!
1.25 Наставления оптимисту
Не сдайся пессимизму
в эпоху перемен!
Есть польза организму:
ты станешь супермен,
а может супервумен,
а может супергёл.
Но будь благоразумен
и не меняй свой пол.
И не меняй диету
волосьев цвет и грудь
дабы иммунитету
не повредить ничуть.
Ни в чем, скажу короче,
себе не измени
ни в утра и не в ночи,
ни в вечера, ни в дни.
Пускай грозит нечисто
тот вирус, пресловут,
но только оптимисты
его переживут.
Эпоха Водолея -
то вирус, то война
но были и пошлее
(поверь мне!), времена.
И вирус был покруче
и войны пострашней
Так не наделай кучу!
Не трусь! Не цепеней!
Иди путём тернистым
"вперёд и вверх, а там…"
почиешь оптимистом
годам к четыремстам.
И над твоей могилой,
создав мемориал,
напишут: "Был чудилой
но верил в идеал"
1.26 О пении
С детства жил я в горе и печали.
Прочим людям с песней жить легко,
мне же петь жестоко запрещали.
И ведь что причиной называли?
У соседок кисло молоко.
Прям в грудях, мол, кисло молоко.
Изредка ходил попеть на речку
(я ведь, как назло, попеть любил).
Так в соседней церкви гасли свечки,
из загона вырвались овечки,
в речке щуки зарывались в ил.
Сом огромный кверху брюхом всплыл.
Юность всю провел я одиноким.
Раз в общаге, сочинив стишок
спел его девчонкам синеоким.
Их как будто всех пришибло током.
Трое не успели на горшок.
Врач потом сказал: «Культурный шок»
С той поры (давно) меня невольно
слушают шакал и дикобраз
Петь хожу в пустыню, на приволье.
И когда зовут меня в застолье,
зубы крепко сжав, шепчу отказ:
мол, спою, но лишь не в этот раз
И живу не шатко и не валко,
усмиряя пыл своих страстей.
Вслух не стану петь, хоть из-под палки.
Очень окружающих мне жалко.
Пусть хоть и непрошенных гостей.
И особо – женщин и детей
1.27 Ужасная история накануне Рождества
Черной ночью гроза бушевала впотьмах.
Гром рычал и сверкали разряды зарниц.
Люди в страхе дрожали в убогих домах,
на коленях стояли и падали ниц.
В детской спаленке маленький мальчик лежал.
И как все он боялся до спазмов нутра,
и зарылся в подушку, и тоже дрожал,
и молился, чтоб смог он дожить до утра.
Вдруг настало затишье, и шепот в тиши
зазвучал. Леденящими были слова:
– Мальчик, мальчик, я встала уже. Поспеши.
Ты обязан сказать, где моя голова.
И забилось сердечко в груди у него,
холодела, в предчувствии страшном, душа:
что хотело то шепчущее существо
от него, от него, от него, малыша?
В черных тучах сверкнула зарница, бела.
Громыхнуло. И шепот как зуд изнутри:
– Мальчик, мальчик, вот в город уже я вошла.
Говори, где моя голова, говори!
Мальчик молча лежал, как убит наповал,
лишь глазами в испуге на окна косил.
Если б мог, он бы встал, маму с папой позвал,
только встать у него уже не было сил.
Вновь зарница, и грохнул раскатисто гром,
снова шепот загробный раздался в ночи:
– Мальчик, мальчик, уже захожу я в твой дом.
Где ж моя голова? Говори, не молчи!
Желтоватым свеченьем сквозь стену прошло
нечто жуткое, будто гниющая слизь
и шагнуло по комнате так тяжело
что, казалось, все страхи в единый сошлись.
И под тяжестью чьей-то скрипели полы
и сосульки повисли над каждой стеной
И заполнили страшные тени углы.
Снова в комнате шепот поплыл ледяной:
– Мальчик, мальчик, не ты ли лишь из озорства
склеп мой вскрыл и похитил богатство моё?
Говори же скорей, где моя голова!
Так тоскливо в могиле мне быть без неё.
Тут малыш, на кроватке привстав заблажил:
– Погляди, мертвечѝна, как слаб я и мал.
Не зорѝл я ни склепов ничьих, ни могил
и голов никаких я из склепа не брал.
Стен от инея мигом очистилась гладь.
Шепот тише звучал, улетая во тьму:
– Ну не брал и не брал. И чего так орать?
Обозналась. Бывает. Другого дожму.
И затихла, умаявшись, в далях гроза
И блаженно окутала мир тишина.
Мальчик взял узелок*. Развязал и сказал:
Дура! Мне голова, может, больше нужна!
––
* узелок – сумка в виде свёрнутой материи, подвешиваемой на палке
1.28 Пародия на "Ледяной остров" Маршака
(По интернету ходит уже немаленькая подборка пародий
на тему Ковида и прививок (ну как пресловутые "Веверлеи" и "Козлики").
В числе пародируемых авторов не было еще Самуила Маршака.
Я хочу восполнить недостающее.
Над тундрой сибирской гудит самолёт.
Грозят ему ветры и вьюги
В нем врач для прививок вакцину везет
И в руку колоть её будет.
Для этого врач будет прыгать с высот
В седой океан, на изрезанный лед,
Куда не пройти пешеходу,
Куда не доплыть пароходу,