Бог бросил кости

Лориан потрясённо обернулся на Франца — тот с азартной улыбкой наблюдал за боем.

— Два — ноль!

Гидеон попрыгал и крутанул мечом пару раз, и Борс снова дал сигнал к началу боя. На этот раз удары Персиваля были отбиты — Гидеон перешёл в контратаку. Персиваль сделал шаг назад, но даже не пошатнулся: одной рукой он взмахивал мечом, предугадывая каждый удар Гидеона. Блок, блок, ещё блок. Лориан сжал кулаки, вслушиваясь в тяжёлое дыхание бойцов и думая — если бы только Персиваль мог обучить хотя бы парочку друзей отца подобному стилю боя…

— Три — ноль!

У выхода из спорткомплекса Лориана ждал Франц.

— Не устали? — спросил он с небольшой улыбкой.

— Но я сражался всего раз, и то в самом начале, — ответил Лориан. — Дали бы мне ещё пару шансов…

— Я не хочу говорить, что вы могли бы просто попросить, вы и сами это знаете, — сказал Франц и взглянул на часы над дверью. — Я наблюдал за вашим боем, и знаете, что заметил? Вы сражаетесь так, как будто стремитесь убить соперника. Я прав?

Лориан опустил взгляд.

— Если ты не убил, умрёшь сам, — ответил он. — Так учил меня отец. Когда напротив меня стоит кто-то в маске, гораздо легче ударить его мечом в лицо. Но…

— На вашем пути вам придётся убивать, и убивать не только скрытых за масками друзей, — сказал Франц, постучав пальцем по набалдашнику трости. — Напротив могут стоять как и ужаснейшие во Вселенной твари, так и люди — такие же, как вы, — Франц странно улыбнулся, глядя Лориану прямо в глаза.

Лориан поднял взгляд — и перед взором пронеслись воспоминания: старый меч отца, человек на земле, прикрывающий лицо руками — и страх. Кошмарный ужас, не дающий завершить почти завершённое: пронзить поверженного врага мечом в грудь, в лицо, куда угодно, но так, чтобы эти руки опустились навсегда. Лориан почувствовал, что его ладони покрываются холодным потом.

— Да-а, похоже, уже стояли… Вот, что я вам скажу, Лориан. Персиваль может научить вас чему угодно, но только не тому, что вы должны постичь сами. Все вам скажут, что убивать человека — зло, но не я. Если вы знаете, что большее зло — оставить вашего врага в живых, вы должны найти в себе силы сделать необходимое. Идите за мной, я хочу показать вам кое-что.

Двери поезда распахнулись, и Лориан оказался на площади перед храмом Шарка. Ночь уже опустилась на Кубус, и колоссальная пирамида Храма тёмным треугольником возвышалась перед одинокими посетителями под фонарями перрона. Не произнеся ни слова, Франц направился к ней, и Лориан последовал за ним.

Двери храма не открылись — они словно бы растворились в воздухе, стоило Францу подойти. Лориан вошёл внутрь и увидел фигуру Наблы — величественную статую, освещаемую лишь слабым голубоватым светом ночного города, сочащимся через полупрозрачные стены. Ни один звук, ни один человек, кроме Франца и его спутника, не нарушали монументальный покой огромного зала. Двое, тихо шагая, пересекли зал и остановились почти у самого подножья статуи, у метровой тумбы из чёрного камня.

Лориан знал, что Франц хочет ему что-то показать, поэтому не задавал вопросов. Он заворожено смотрел, как в голубоватой полутьме белая фигура Франца берёт трость обеими руками и касается чёрной тумбы; на миг Лориану показалось, что всё, что он видит, стало плоским, словно нарисованным на огромном экране.

И тут что-то началось. Лориан не сразу осознал, что происходит — он смотрел на Франца, освещаемого загадочным красным светом, который с каждой секундой становился всё сильнее. Но стоило ему посмотреть вперёд, как он увидел.

Он увидел, как монолитный постамент под статуей Первого Наблы легко сгибался, как бумага, и открывал огромный маревый проход. Он увидел, как сама статуя распахивает свой плащ и разводит руки в стороны, словно приглашая войти в этот мир красного света. Он бросил взгляд на Франца — тот закрыл глаза и свёл брови вместе — на губах его была улыбка. Уверенная, странная, и при этом непривычно счастливая.

Лориан не понимал, что происходит. Единственным разумным объяснением было то, что он видел ещё одну иллюзию — впечатления, которые Франц посылал напрямую в его сознание. На самом деле, статуя не шевелилась, думал он, — и прохода тоже нет, как и красного света. Но зачем? Зачем Франц это делал, и почему он не произнёс ни слова, чтобы объяснить, что же происходит?

Суровый камень перетекал, как жидкость, меняя форму, меняя цвет. Постамент, скрутившись, как ковёр, легко преобразился, став остроконечной пирамидой. Статуя Первого Наблы едва склонила голову — и взгляд, скрытый за каменной маской, пробрал Лориана до костей.

— Не стойте на месте, друг мой, — прозвучал в воздухе голос Франца. — Заходите внутрь.

Чем глубже Лориан заходил в коридор, тем сложнее верилось, что это всё было искусно подготовленной иллюзией. Красный свет бил из маленьких светящихся точек, стены — каркас из труб, пол — металлическая сетка: легко было подделать такую знакомую обстановку, но в чём же смысл? А если это не иллюзия, то где же проходит та самая тонкая грань между сном и реальностью? Может, сейчас Лориан всё ещё стоит у входа в спорткомплекс, и не было ни поезда, ни храма, ни маревого прохода? Франц не объяснял причину подобного представления, он просто бесшумно двигался рядом, держа свою трость обеими руками. И тут стены внезапно раздались в стороны, и Лориан оказался в огромном сумрачном пространстве.

— Это не иллюзия, не сомневайтесь. Мы правда на техническом уровне, — проговорил Франц. — Именно здесь стоят генераторы энергии, здесь же выращивается сырьё для пищи, и здесь фильтруется вода и утилизируется мусор. Два дня Агмаилу потребовалось на то, чтобы возвести самое необходимое на этом уровне, и после ещё двух дней создания поверхности он упал без сил и поднялся лишь ещё через пять дней. Но привёл я вас сюда не ради урока истории. Вы должны научиться преодолевать себя.

Франц протянул Лориану руку, и тот обнаружил на его ладони роторный пистолет. Перед глазами поднялись воспоминания о том самом дне: как Лориан через прикрывающие его руки атексетской машины смотрел на пожилого учёного, направлявшего на него именно это оружие — серый металлический пистолет с лаконичным дизайном. Холодными руками Лориан принял его от Франца — пистолет лёг в ладонь так же удобно, как огнестрельный пистолет полиции Дна; но от осознания той сокрушительной мощи, что сокрыта в этом маленьком предмете, кружилась голова.

— В тот день вы всегда были на позиции слабого, — сказал Франц, постучав пальцем по набалдашнику трости. — Вы убегали от Тормонов, вы прятались от роторного луча в лаборатории Зормильтона, и вы просили о милости меня. Но прошло время, — Франц закрыл глаза и поднял брови, — и вы почти стали одним из нас. Вас уважает Зормильтон, и я считаю вас своим другом. Но есть ещё кое-что.

Лориан внезапно осознал, что остался один. Он огляделся, но Франца не было ни за его спиной, ни в глубине коридора, ни в пространстве полутёмного зала с огромным механизмом посредине. Он остался один, сжимая в руках роторный пистолет.

— Тормоны некогда уважали нас, жителей поверхности, а мы за это позволяли им жить на техническом уровне, — продолжал голос Франца, слышимый самой глубокой частью сознания. — Но сейчас они нас презирают. Они портят наши машины, крадут нашу еду — и похищают людей. Вы, ваш отец, все, кого вы знали до нашей с вами встречи — они все там, где они есть, из-за Тормонов, — за неплотными стенами из металлических труб послышались шорохи и голоса — Лориан сжал пистолет, беспокойно оглядываясь. — Я привёл вас сюда, потому что только вы это знаете точно. Вы ведь это знаете? — Лориан медленно отступал к вертикальной конструкции в центре зала, издававшей тихий гул. — Сегодня у вас в руках оружие. Вокруг вас — ваши враги. Что вы делаете, если видите вокруг врагов? Что вы делаете, если на одной чаше весов их жизнь, а на другой — сотни сломанных жизней ваших товарищей? Что вы делаете, если знаете, что правильно, даже если чувства заставляют вас в этом сомневаться?