Обезличенные

Гошка со всей проснувшейся хозяйственностью набивал карманы сухарями и чем-то еще, имеющим не слишком отталкивающий вид.

«Пойдемте, Гурий Трофимович, — почтительно коснувшись моего рукава попросил он, топорщась награбленными свертками. — пока не вернулись эти…»

Кого он имел ввиду, Волков не уточнял, но мне тоже одинаково не хотелось встречаться ни с горожанами, ни с представителями закона и порядка. Впрочем, сейчас все они выглядели одинаково.

Выскользнув на улицу, мы с Волковом пересекли проезжую часть, едва не загремев под обстрел из обломков арматуры, и благополучно оказались в одном из городских парков, ныне заросшем и заброшенном.

«Неплохое местечко для пикника, — с невеселой усмешкой бормотнул Волков, опускаясь прямо на вытоптанный газон. — присаживайтесь, Гурий, время перекусить.»

Во время обеда Гошка снова вернулся к своей книжонке, завороженно рассматривая корявую схему. Я не стал отвлекать его от бесполезного занятия, и, не придумав больше тем для бесед, схомячил большую часть припасов. Долгий переход, какая-никакая еда, наконец-то попавшая в мой желудок, а также непрерывное бормотание над раскрытой книжицей скаута-переростка упрямо клонили в сон, и даже уличный грохот был не в силах этому помешать.

«Я понял, Гурий! — вывел меня из дремотного состояния бодрый голос, — ну, точнее, думаю, что понял. Но ведь у нас все равно нет никаких планов на вечер, поэтому предлагаю проверить мою гипотезу!»

Выпалив столь заманчивую речевку, Гошка вскочил на ноги и протянул мне руку, помогая подняться.

Идея, так внезапно охватившая моего приятеля, вела нас тайными тропами мимо разрушенных и покореженных строений, минуя центральные улицы. На все мои вопросы Волков только многозначительно хмыкал и торопливо перебегал улицы, то и дело сверяясь с картой.

«Я вообще не уверен, что схема ведет нас к чему-то значимому, — бормотал он, бросая на меня робкие взгляды, — но надо же рискнуть, как вы думаете?»

Его почтительное ко мне обращение в совокупности с проявлением очередных граней его многослойного характера рождало лютое раздражение. Я едва сдерживался, чтобы не засветить неумеренному скромняге в дыню, возвращая его прежний, полюбившийся мне образ.

«Я думаю, что нужно перестать валять дурака, — в тон ему отозвался я, — но с вами не поспоришь, придется, действительно, рискнуть»

Извилистые пути привели нас к каким-то загородным посадкам, вымотав до предела и лишив последних запасов энергии. Там, в перелеске, нам открылся чудесный вид на густые елки, ничем не напоминающие огороженный пустырь.

«Что дальше?» — светски поинтересовался я, глядя на смущенную Гошкину рожицу. Тот в замешательстве переводил взгляд с расчерченного книжного листка на темнеющие посадки и только пожимал плечами.

«Ну, в целом, неплохое местечко для ночлега,» — глухо пробормотал Гошка и направился в заросли.

Место было малопривлекательным, а наступающие сумерки превращали его в скопление чудовищ, однако в этих дебрях нас никто не смог бы отыскать, даже если бы и попытался. Я развалился прямо на ковре из слежавшихся иголок и, забывая про Гошку, безликих вонючих уродах, Матвея и разрушающийся мир, погрузился в сон.

«Гурий, просыпайтесь, — спустя пару часов вновь обозначился Волков, — прислушайтесь. Что это?»

Я приоткрыл глаза и прислушался. В первое мгновение я не услышал ровным счетом ничего, но постепенно, до моего слуха стало доноситься невнятное шарканье, шлепанье и мерный гул приглушенных голосов. Сон слетел с меня за считанные секунды, когда я вскочив на ноги, увидел стекающуюся к нам из глубины посадок темную массу. Она наползала относительно бесшумно и настойчиво, заполняя собой все видимое пространство. Я не стал дожидаться развития событий и резво подтолкнул Волкова обратно к дороге.

«Я не в курсе их намерений, — объяснил я Гошке свое решение, — поэтому предпочитаю провести время вне этого вонючего общества»

Пока эти слова не были произнесены вслух, я не замечал, что еще изменилось за то короткое время, что мы отдыхали под елками. Сейчас я отчетливо почувствовал удушающую вонь, широкими волнами растекающуюся кругом.

Мы выскочили на проспект, в это время суток относительно пустынный, если не считать нескольких невнятных фигур, маячивших на противоположной стороне.

«Давайте попробуем укрыться в моей квартире, — прошипел Волков, не справляясь с дыханием, — она далеко отсюда, а эти уродцы, возможно, не настолько сообразительны, чтобы преследовать нас по всему городу. Во всяком случае, у нас есть шанс оторваться, если уйдем дворами.»

Под своей квартирой Волков имел в виду жилище своей матери, но других вариантов у нас не было все равно. Бодаться с тетей Надей за собственную жилплощадь у меня не возникало желания ни при каких условиях.

Промчавшись через три городских района и оказавшись, наконец, на нужной улице, Волков притормозил и с сомнением поглядел на меня. Погоня отстала давно, смысла навещать родню не было, но в Волкове проснулся дух авантюриста.

«Сейчас глубокая ночь, — напомнил я, — даже если предположить, что твоя матушка не изменила свои привычки и осталась такой же, какой ты видел ее в последний раз, крайне невежливо вламываться к ней в это время. Тем более, ты рассказывал, что она теперь по-другому смотрит на многие вещи и обстоятельства.»

Взывать к здравому смыслу смиренного дальнобойщика оказалось пустой затеей. Гошка упрямо хмыкнул и решительно шагнул в ослепительно черный подъезд.

На требовательный стук дверь смело распахнулась, и в чернильной темноте замаячил размытый силуэт.

«Чтоооо?» — расслышали мы сквозь пронзительные шипения и клекот. Гошка попятился, интуитивно хватая меня за руку, однако не ушел, продолжая вглядываться в темноту.

Больше вопросов не задавалось, из дверного проема на Волкова метнулась тень и вцепилась ему в горло. Волков дернулся, пытаясь высвободиться, но только еще сильнее увяз в неласковых объятиях негостеприимной родительницы. Я оттолкнул дамочку от ее блудного сына и, впихнув ее обратно в квартиру, захлопнул дверь. Волков, пошатываясь, только разводил руками, пытаясь восстановить подачу кислорода.

«Думаю, семейные посиделки следует объявить закрытыми, — проговорил я, утягивая Гошку вниз, — оставим свидания для лучших времен»

«Что это было? — отдышавшись, пробормотал потрясенный Гошка, отчаянно растирая помятую шею, — это точно была моя мать?»

Я не стал развивать дискуссии, и только покачал головой. Время катилось к рассвету, пора было немного отдохнуть.

Глава 44.

Начало нового дня совпало с настойчивыми пинками, пробудившими меня от неспокойного сна в темном парадном. Не открывая глаз, я сонно пробормотал что-то в высшей степени нецензурное, обращаясь к своему приятелю, и получил в ответ раскатистый визгливый смех, разбавленный металлическими нотками. От неожиданности я подскочил, смахивая остатки сна, и уставился на невнятную Эвелину, неизвестно откуда появившуюся в доме Гошкиной матушки. С момента нашего последнего свидания барышня еще больше стекла вниз, и теперь выглядела настолько устрашающе, что я с непривычки зажмурился. В любое другое время такая реакция вызвала бы у дамы закономерную обиду, однако Эвелина даже не обратила на это внимания. Несмотря на игривое настроение, ее оплывшая рожа продолжала сохранять безразличное выражение, и от этого становилось откровенно жутко.

«Ты как здесь? — пробормотал я, потирая ладонью собственную обросшую физиономию, — что ты тут делаешь?»

Эвелина только качала головой, напрягаясь для подбора нужных фраз, и, наконец, выдала уже знакомое:

«Не знаю, просто пришла.»

Проснувшийся Георгий только хмыкал, очевидно вспоминая свои собственные версии частых визитов милой прелестницы.

В этот раз Эвелина не стала проявлять чудеса участия и демонстрацию эмоциональных порывов, ограничившись простым предложением пройтись.

Я не был готов прямо сейчас совершать прогулки в любой компании, но опасаясь вызвать непредсказуемую реакцию невоздержанной барышни, с неохотой поднялся на ноги. Эвелина терпеливо ждала, пока я приведу себя в относительный порядок и покину парадное, после чего направилась следом за мной. Я рассчитывал по-тихому раствориться среди толпы, не вызывая у настойчивой барышни много вопросов, однако та неотступно двигалась рядом, не позволяя мне сделать даже шага в сторону побега. Волков равнодушно плелся сзади, с каждой минутой убеждаясь в своей правоте.