Обезличенные

«Вы столько всего знаете, Гурий Трофимович, — завистливо тянул Гошка, слушая мои выступления, — когда мне предлагали поступать учиться, я до последнего отбрыкивался, искренне считая, что все эти ученые премудрости мне никогда не пригодятся. Вот сейчас я жалею, что кроме водительского удостоверения, не имею никаких доказательств наличия интеллекта. Правда еще в детстве бабка научила меня гадать на картах. Согласитесь, полезное умение?»

Я негромко рассмеялся и пообещал раздобыть Волкову колоду карт, чтобы тот чувствовал себя полезным.

«Заодно и узнаем, что нас ждет в будущем,» — подбодрил я своего соседа и тут же расслышал невнятный шорох возле нашей импровизированной двери.

«Кто это? — прошептал Гоша, разом становясь серьезным, — вы кого-нибудь ждете?»

Нашими гостями оказалась все та же соседка Эвелина, неизвестно как вычислившая мое скромное жилище.

Нисколько не смущаясь присутствия нового лица, Эвелина гордо объявила мне, что обманывать не хорошо, и что за это мне уготован отдельный котел в аду. На последнее заявление Гошка неудержимо заржал, а я потребовал объяснений.

«Вы говорили, что вас зовут Троша, а вы Гурий Трофимович, — обличительно прозвенела гостья, наклоняя оплывшую рожу вбок, — а еще я устроилась на работу, поскольку труд — это почетно и уважаемо!»

Я хотел было добавить, что труд облагораживает, но покосившись на Волкова, благоразумно промолчал. Эвелина без приглашения уселась на сваленные в кучу доски и принялась перечислять нам свои новые обязанности, от усердия загибая пухлые пальчики. С момента нашей последней встречи соседка не изменилась ни на дюйм, все так же демонстрируя моему врачебному взору стянутую к низу физиономию.

«С нами работает первый заместитель Главного, — равнодушно пробормотала посетительница, — он постоянно повторяет про какие-то поощрения и порицания.»

Заявленная новость всколыхнула во мне массу нелицеприятных воспоминаний, которые я постарался не транслировать на роже. Возможно со временем я смогу без страха перемещаться по улицам, не опасаясь репрессий, мелькнула отчаянная мысль и тут же пропала, сраженная следующими сообщениями.

«Он страшный урод и совсем не похож на вас, Гурий Трофимович. И хоть имя у него более красивое и звучное, чем ваше, все равно при его появлении становиться жутко. — поделилась с нами недалекая Эвелина, — а еще он очень злой.»

«И как же его зовут?» — без особого интереса проговорил я.

Наша гостья наморщила и без того устрашающую физиономию и со вздохом произнесла:

«Я не помню, Гурий Трофимович, но ваше имя запомню обязательно, — с готовностью пообещала она, — и даже запишу. Вы добрый и справедливый, не то, что этот урод. Я скажу про вас Главному, и пусть он больше не требует равняться на жуткого урода!»

Решение барышни мне очень не понравилось, и я вложил все красноречие, на которое был способен, убеждая Эвелину не прибегать к таким крайностям.

«Не стоит, милая, — холодея от нехороших предчувствий, посоветовал я, — он станет еще более злым, если услышит про меня. пообещай, что ни словом не упомянешь обо мне?»

Однако Эвелина уже приняла твердое решение и весело соскальзывала на лестницу, покидая наше озадаченное общество.

«Нужно уходить, Гурий, — вполголоса заявил Волков, — она ненормальная, как, впрочем, и злой Главный и остальные граждане. Не стоит дразнить удачу, найдем себе пристанище.»

Решение было здравым, однако воплотить его в жизнь мы не успели.

Утро нового дня встретило нас шумными выкриками, доносившимися с улицы. С заметным интересом я высунулся в окошко и с изумлением увидел, как вчерашние отрешенные граждане целеустремленно громили свою недавнюю кормушку. Их движения были такими же заторможенным, однако в них виделась явная озлобленность. Суровый громила, неизменно появлявшийся каждое утро в дверях заведения, тоже был там, однако не делал ничего, что могло бы остановить бесчинствующую толпу. За очень короткий срок граждане разобрали по кирпичу всю конструкцию и двинулись дальше, переключая свое внимание на другие постройки. Появляться им на глаза граничило с явным безумием, и мы приняли решение переждать бунт в относительной безопасности.

Борщовцы, расправившись за день с большей частью весьма внушительных строений, направились покорять новые горизонты, предоставив нам возможность тоже покинуть неспокойную деревушку.

Гошка, обладающий поистине звериным чутьем в вопросах бродячей жизни, предложил нам двинуться к окраинам, минуя центральные районы города.

«Думаю, что на центральных улицах мы встретим похожие картины, Гурий Трофимович, — со знанием дела заявил он, — харчи кончились, а народ требует продолжение банкета. Я предвидел что-то подобное»

Происходящее в городе ничем не отличалось от событий в Борщовке. Суперлюди, как представители высшей расы, собравшись небольшими группами, планомерно уничтожали все, что попадалось им на пути. Они по-прежнему выглядели отрешенными и равнодушными, но тем страшнее казалась открывающаяся картина.

«Как думаете, — вполголоса пробормотал Волков, останавливаясь в замешательстве перед очередной толпой, — именно об этом мечтал Матвей, проводя свои эксперименты? Не уверен, что то, что сейчас творят эти безмозглые проходимцы, демонстрирует высший уровень эволюции.»

Под шаловливыми ручонками обывателей рушились ограждения, вырывались с корнем небольшие кустарники, переворачивались скамейки, а высшим пилотажем, очевидно, считалось разрушить наиболее весомое здание из кирпича и бетона. Представители силовых ведомств и отряды борцов с нарушителями бродили среди разбушевавшихся граждан, не предпринимая ничего.

Когда мимо нас прошествовала воинственно настроенная группа, на меня пахнуло знакомой вонью, а в глаза бросилось явное мимическое изменение.

«Вы видели? — взвизгнул Гошка, озвучивая замеченные мной пугающие факты, — они стали похожи на штопаных уродов, только еще с глазами и всем остальным!»

Суперлюди уже успели разнести половину того, что еще совсем недавно украшало собой улицы и проспекты. На земле валялись смятые нечеловеческой силой обломки городских остановок, торговых павильонов, асфальт был усыпан битым стеклом. Вся эта вакханалия проводилась без лозунгов и воззваний, тупорылые обыватели не выдвигали требований, не ратовали за что-то там общественно важное. Они рушили и громили, и получали от этого неземное удовольствие. Или ничего не получали. Я не мог до конца объяснить мотивы их бесполезных деяний. Стоящий в шаге от меня Гошка коротко взвизгнул и шмякнулся мне под ноги, сраженный обломком металлической трубы, прицельно брошенной ему в голову.

«Уходим, Гоша, — пробормотал я, поднимая поверженного приятеля, — нам тут не рады. Вот только где нам отыскать более безопасное место, того не скажу»

Безопасным местом оказался дом, почти не тронутый разрушительной силой безмозглых. Мы влетели в открытые двери, и только взобравшись по широким ступенькам на четвертый этаж, сообразили, что уже навещали эту локацию.

«Это квартира Матвея? — полуутвердительно проговорил Волков, едва переводя дыхание и стряхивая набегающую на глаза кровь, — вот удача! Может, навестим идиота?»

Идея показалась мне здравой, но что-то подсказывало мне, что свидание не состоится по причине отсутствия хозяина. На деле так и случилось. Его квартира выглядела почти так же, какой я запомнил ее после своего последнего визита. Пол был истоптан грязными башмаками и завален разорванными книжками, среди которых попадались весьма любопытные по содержанию. Внезапная любовь к знаниям заставила Волкова замереть на месте, откопав какую-то книжонку.

«Посмотрите, как любопытно, — протянул мне находку неожиданный книголюб, — вот уж не знаю, может вы объясните, что это такое?»

Книжка несла невероятно нужную информацию, рассказывая, как правильно ставить паруса и управлять яхтой в полный штиль, и это никак не могло нам посодействовать в деле предотвращения массовых беспорядков на улицах. О чем я раздраженно поведал горе-читателю.