Обезличенные

Тетя Надя, ту, которую помнил я, часто демонстрировала мне чудеса отсутствия интеллекта, но никогда не позволяла себе проявлять агрессию по отношению к посторонним. Для нее всегда существовало единственное незыблемое правило, которому она придерживалась — казаться в глазах других эталоном правильности и послушания. Она не пропускала ни одного общественного мероприятия, где главного участника могли вывалять в перьях, однако сама никогда не допускала к себе подобного отношения. Сейчас она демонстрировала крайнюю степень невоспитанности, а ведь я в ее глазах выглядел вполне посторонним. Я коротко извинился и поспешил покинуть негостеприимный дом. Ночевать под мостом решительно не хотелось, но других вариантов почему-то не придумывалось. За два месяца мир изменился настолько, что я перестал узнавать тех, кого, что называется, знал, как свои пять пальцев. На пробу я решил навестить Ульяну, больше не опасаясь обмороков и истерик.

Ульяна сидела в кабинете терапевта в ожидании пациентов и на мое появление отреагировала крайне индифферентно.

«Вам назначено? — отрешенно поинтересовалась она, равнодушно разглядывая мое лицо, — и если нет, то обратитесь в регистратуру. Или запишитесь на сайте.»

Ее голос звучал ровно так же, как голос встреченного мной прохожего, как голос возмущенной тети, как голос моего недавнего приятеля Волкова. Иными словами — никак. В их голосах отсутствовала жизнь, несмотря на то, что все они выглядели весьма бодро и румяно. Даже эстет Гошка в своем стремлении быть максимально приближенным к прекрасному, звучал заученно и механически, как будто озвучивал готовую роль.

Я покачал головой, идя в отказ, и выскользнул на улицу.

Глава 27.

Гошка медленно брел по улице, внимательно посматривая по сторонам в поисках шедеврального кадра. Его прошлое творение набрало слишком мало положительных отзывов, поскольку не попало в жилу. Весь последний месяц, по уверениям специалистов-аналитиков, топовыми кадрами считались рожи пользователей во всевозможных ракурсах. Можно было отправить и просто свою физиономию без скандальных украшений, даже тогда она набрала бы в разы больше плюсов, чем все Гошкины творения вместе взятые. Гошка никогда не считал себя настолько привлекательным, чтобы светить рожей на уважаемых ресурсах, поэтому ограничился обычными кадрами. Сейчас, желая наверстать упущенные возможности, Волков с неудовольствием пялился по сторонам, отчаянно желая стать звездой интернета, чтобы утереть нос всем тем, кто искренне считал его неудачником. Внезапно за его спиной раздался скрип, лязг, грохот, сопроводившийся отборнейшим матом и завершившийся глухим ударом о землю. Гошка обернулся в предвкушении скандального кадра и увидел сидящего на асфальте рабочего, не слишком удачно сверзившегося со строительных лесов. Строитель сидел пока в гордом одиночестве, не успев собрать вокруг себя толпу зевак. «Вот она, супер удача!» — мелькнуло в Гошкиной голове, и Волков помчался к месту события, на ходу вытаскивая телефон. Сделав несколько удачных, по его мнению, кадров, он, не обращая внимания на стоны и хрипы горе-работяги, включил видеозапись и принялся фиксировать эпизоды будущей нетленки. Вокруг постепенно собирались праздно шатающиеся граждане, от нечего делать останавливающиеся возле сидящего. Никому не было до несчастного бедолаги никакого дела, никому не хотелось взваливать на себя чужие проблемы. Гошка едва успел подумать о исторической ценности своего шедевра, как в его стройные мысли и в кадр тут же влез некий тип, принявшийся помогать пострадавшему. «Какого черта он лезет не в свое дело? — со злобой подумал Гошка, выключая запись, — неужели он рассчитывает, что этот нищеброд отплатит ему звонкой монетой за труды? Тут видно невооруженным глазом, что строитель живет от зарплаты до зарплаты и дожевывает последний кусок без соли.»

Нахальный тип осторожно приподнял беднягу и, усадив его на ближайшую скамейку, принялся названивать в спасательную службу. Толпа, потеряв интерес к происходящему, медленно разбрелась по своим делам, оставив пострадавшего работягу наедине с типом. Гошка решил досмотреть представление до конца и, если получиться, заснять момент, когда вместо оплаты трудов, тип получит от ворот поворот. Приехавшая машина загрузила строителя в свое гудящее нутро и, замигав разноцветными лампочками, бодро укатила прочь. Только тут Волков наконец узнал в оставшемся гражданине того самого Гурия, что совсем недавно так бесцеремонно напрашивался на постой.

«Приветствую! — разулыбался Гошка, подходя ближе, — ничего так денек начался, согласитесь? Столько событий! Как вы думаете, это видео наберет рекордное число просмотров? Очень бы хотелось!»

Гурий как-то странно поглядел на сияющего Гошку и переспросил:

«Какое видео?»

Его интонация выдавала в нем совершенного профана в мире видео индустрии, поэтому толерантный Гошка принялся терпеливо объяснять ему принцип создания собственного имени и места под солнцем. Гурий хмурился, выслушивая основные правила публикаций и продвижения, после чего немного испуганно переспросил:

«Вы говорите серьезно, Гоша? Не шутите, не стебетесь? Вы на самом деле считаете, что подобным шлаком вы поднимете себе рейтинг и станете знаменитым? Я помню одного парня, который не чурался любой работы, развозил товар, не взирая на усталость, мог проявить сочувствие и предложить помощь совершенно безвозмездно. Тогда я считал его немного неотесанным и быдловатым, но он был куда лучше вас, Георгий Волков!»

Гошка снисходительно выслушал сагу о лохе и неудачнике, и в его памяти возник сюжет о недавнем происшествии, очевидцем которого ему посчастливилось стать. Тогда в центральном административном здании случился пожар, и приехавшие пожарные лихо сбили пламя, вызвав у собравшейся толпы возглас одобрения. Тогда Гошка отчаянно пожалел, что сам не оказался среди этих молодцеватых ребят, облаченных в блестящие комбинезоны и выглядевших очень эффектно. Ликвидировав возгорание, они смотали брезентовую кишку и, прыгнув в машину, укатили в закат. В здании еще оставались люди, оно было полно дыма и копоти, но никому из пожарной команды и в голову не пришло оказывать им помощь. В конце концов, проблема стояла в возгорании, ее решили, а остальное были не их проблемы. Сейчас общество жило под этим девизом — нет проблем! Гошка искренне не мог понять того альтруистичного парня, который за бесплатно оказывал помощь и вообще тратил свое время на других неудачников.

«Почему вы не оказали ему помощь?» — продолжал наседать зануда Гурий, имея в виду сорвавшегося работягу. Гошка со снисходительной усмешкой поведал миротворцу, что тому криворукому платят за то, чтобы он не падал вниз слишком часто и выполнял свою работу. А если он не желает выполнять то, на что подписался, пусть сидит дома. Гурий снова уставился на Волкова, но теперь в его глазах читалось сожаление. Внимательный Волков с неудовольствием отметил про себя, что это сожаление адресовалось именно ему, Гошке, и почему-то ему захотелось как-нибудь загладить произведенное впечатление.

«Вам по-прежнему негде ночевать?» — хмуро поинтересовался он, стараясь не пересекаться глазами с Гурием.

«Негде, да, — охотно согласился тот и с усмешкой прибавил, — но у меня нет денег отплатить вам за услуги ночлега, если вы собираетесь мне предложить эти услуги»

Гошка неожиданно почувствовал дискомфорт от этого вполне разумного замечания. В мире было принято получать вознаграждение за свой труд, общество не принимало бескорыстия и всячески осуждало его, но почему-то прямо сейчас Гошка решил обойти общепринятые постулаты.

«Да ничего, — пробормотал он, — ночуйте так»

Гурий благодарно кивнул и двинулся следом за Волковым.

Квартира, в которой обитал Гошка, не предполагала проведение массовых скоплений, поскольку больше напоминала обычную комнату и размерами, и планировкой.

«Раньше тут коммуналка была, — пояснил Гошка протиснувшемуся внутрь гостю, — потом ее выкупили и переделали в отдельные квартиры. Не очень удобно, зато берут копейки за аренду. Располагайтесь!»