Страница 3 из 17
В горах у Линоры возникло ощущение, как будто на мир навели резкость. Все ощущения стали четче и ярче. Следуя за инструктором и группой, она ужасно уставала и выбивалась из сил, но, когда перед ней расстилались величественные пейзажи, превосходящие по масштабу всё, что она видела до сих пор, в этом преодолении открывался смысл. Наслаждение красотой, следующее за испытаниями, обретало особое свойство ― становилось выстраданным и от этого еще более ценным. Тим тоже получал удовольствие от похода, его спортивная подготовка делала всё происходящее приятной прогулкой. Впрочем, казалось, он не был так потрясен и впечатлен как Линора.
Накануне возвращения она поняла, что за время похода почти не вспоминала Алису. И тут же ощутила нестерпимое желание скорее увидеть дочь и обнять ее, прижать к себе хрупкое тельце, целовать ямочки на щеках, трогать острые локотки и жалеть ободранные коленки…
– Тим, ты скучаешь по Алисе?
– Да, конечно, что за странный вопрос? ― Тим удивился, и Линора почувствовала, как внутри растет знакомое чувство, которое она старалась никогда не называть вслух. Раздражение. Почему он то и дело смотрит на нее, будто с ней что-то не так? И тревога: неужели то, что чувствует она, ненормально? Почти забыть про дочь и тут же едва не сойти с ума от желания ее увидеть. Тим спокоен и уверен. Почему она не может быть такой же?
– Если честно, я думаю, ей там лучше, чем дома. Она, верно, и не вспоминала о нас, ― засмеялся Тим.
При виде этой улыбки Линора почувствовала желание ударить мужа и тут же пришла в ужас. Пожалуй, в ней и правда есть какой-то ужасный изъян. Артур, мама, а теперь и Тим догадываются об этом, но пока ей удается скрывать это от Системы, они не смогут ничего доказать. Надо вести себя нормально, как все люди, и тогда всё будет хорошо. Главное ― держать себя в руках.
После возвращения из похода фелицитомер некоторое время показывал высокие значения. На приеме у Артура Линора поделилась своими впечатлениями от путешествия, а затем спросила:
– Может быть, вот такая походная жизнь ― мое призвание? Я могла бы рисовать и фотографировать горные пейзажи или выучиться на инструктора по туризму.
– Нет, Линора, я не вижу этого в твоей карте. Одно дело ― развлечение, встряска, и совсем другое ― образ жизни. Но я рад, что ты взбодрилась. И уровень счастья у тебя теперь просто на зависть, я очень доволен. Надеюсь, у нас не будет больше причин встречаться до твоего следующего дня рождения. И не забывай про препараты, ― прибавил он на прощанье.
***
Прошел еще почти год. Алисе исполнилось четыре. Линора сама не заметила, когда именно всё снова неуловимо изменилось. Вокруг нее будто постепенно меркло освещение, как если бы кто-то медленно поворачивал регулятор яркости. И вот уже мир опять подернулся сумрачной пеленой, которую никак не удавалось разогнать.
Однажды ночью она пробиралась по темному дому, то и дело натыкаясь на какие-то предметы: игрушки Алисы, тренажеры Тима. Их семья никогда не отличалась любовью к порядку, и Линоре это нравилось, но сейчас, казалось, весь мир состоял из острых углов и боли от внезапных соприкосновений с ними. Она хотела закричать, но вспомнила, что нельзя будить домашних. Впрочем, она всё равно не могла извлечь из себя ни звука. Попыталась включить ночную подсветку, но внезапно забыла, как это делается.
Тогда Линора в отчаянии плюнула на разбросанные вещи и просто побежала, не обращая внимания на боль, отшвыривая попадающиеся на пути предметы, прочь из дома. Входная дверь распахнулась при ее приближении, и Линора обнаружила, что стоит на незнакомой городской площади, прямо в пижаме, а мимо идут люди и не обращают на нее внимания. Она оглянулась и не увидела своего дома. Кругом была только площадь и движущиеся, почти призрачные фигуры людей.
Хотелось что-то сказать, но никак не получалось разлепить губы. Извлечь из себя удалось лишь мучительный стон. Линора напряглась и внезапно ее рот открылся, она закричала громко и протяжно, чувствуя, как с каждой секундой наступает освобождение…
Она проснулась с отчаянно бьющимся сердцем и долго лежала в темноте с открытыми глазами.
Сны становились всё более странными, волнующими и тревожными. Линора пыталась запомнить их, чтобы рассказать Тиму, но к утру сновидения расползались, будто ветхая ткань, и огромные прорехи мешали собрать ночные сюжеты воедино.
Тим снова смотрел на нее с недоумением.
– Бэби, не понимаю, к чему это? Я вот вообще не помню никогда, что мне снится. Не всё ли равно?
А наяву Линору затягивало в сумрак. Она занималась повседневными делами, работала, играла с Алисой и общалась с Тимом, но всё было неудобно, мешало и раздражало.
Однажды, сидя на садовых качелях, она осознала, что смотрит на лежащие перед домом декоративные камешки и представляет, как швыряет их в стекла собственного дома, а те разлетаются сверкающими брызгами во все стороны. Этот образ доставил ей болезненное наслаждение.
Линора закрыла глаза. «Какая тоска, ― сказала она себе и мысленно повторила несколько раз, ― тоска, тоска, тоска», ― пока слово не утратило всякий смысл.
– Лин, ты с нами? Мы тебя ждем! ― голос мужа вырвал Линору из оцепенения, и она вспомнила, что они собирались поехать в аэротоннель погонять на слайдерах. Тим с Алисой уже нетерпеливо приплясывали у ворот. Поежившись, Линора поднялась с качелей и, натянув улыбку, поспешила к своей семье.
– С тобой всё в порядке? ― рука Тима легла ей на плечо, во взгляде было участие.
Линора слегка отступила, тут же почувствовав острый укол вины, ― ведь это ее Тим. Она любит его. Линора опустила глаза и встретила испуганный взгляд дочки. В горле внезапно запершило. Алиса так ждала этой поездки с тех пор, как ей исполнилось три, и то и дело уточняла, когда же ей можно будет в аэротоннель и сколько еще ждать до следующего дня рождения. А тут вдруг она со своими выдуманными страданиями стоит на пути детской мечты. Линора погладила дочку по голове и поцеловала в пушистую макушку.
– Ну что, помчались веселиться? ― задорно воскликнула она и первой пошла к капсуле такси.
***
После того как неделю подряд указатель фелицитомера замирал ниже зеленой зоны, Линора получила вызов на внеочередное обследование. Она прошла ряд тестов и направилась в кабинет к Артуру.
Глядя на седые виски ментора, пока тот изучал ее ментальную карту, Линора в очередной раз задумалась: «Интересно, сколько ему лет?». В принципе, не было никаких проблем в том, чтобы сохранять цвет волос и другие внешние признаки молодости до глубокой старости, но для менторов считалось правильным выглядеть постарше. Это внушало доверие.
Линора не выдержала первой.
– Ну что, Артур? Что со мной? Может, пора что-то поменять? Мне нужна новая профессия, да? Или хобби? ― Линора споткнулась и замерла под пристальным и печальным взглядом Артура.
– К сожалению, всё немного серьезнее, ― Артур потер подбородок. ― Ты, наверное, слышала, что есть такое нарушение, когда человек не способен быть счастливым?
– Ты о врожденном несчастье? Но у меня ведь нет его.
– Да, это правда, я не ставил тебе такой диагноз, хотя… некоторые показатели у меня всегда вызывали тревогу, но они были на грани нормы. В общем, ты развивалась хорошо и всегда была активной девочкой, ― Артур ласково улыбнулся, но тут же вновь стал серьезным. ― Как бы то ни было, у некоторых людей симптомы проявляются только с возрастом. Этот синдром получил название «приобретенное хроническое несчастье». Больной человек испытывает необоснованное беспокойство, без всяких на то объективных причин, вопреки реальности и здравому смыслу. При отсутствии лечения болезнь прогрессирует. Страдающие синдромом могут даже сопротивляться предписаниям Системы, отвергать свое собственное благополучие.
– Мне нужно что-то принимать?
– Нет, тебе ничего делать не надо. Но без терапии не обойтись. Тем более, что это состояние может негативно влиять на близких. Поэтому придется тебе некоторое время побыть в специальном месте, где мы позаботимся обо всём, изучим твою болезнь и подберем лечение.