Игрушка дьявола

Андрей Степанов

Игрушка дьявола

Глава один -Рутина-

Дождь барабанил по стеклу. Серые тучи медленно плыли по небу, заслоняя светлые пятна солнечных бликов. Тоска сгущалась и пожирала этот мир, как будто все хорошее вдруг исчезло… Прислонившись щекой к окну, обхватив колени рукой, Дима рассматривал, как из мира уходят последние хорошие моменты, и он наполняется неутолимой болью. Свет, едва пробивавшийся сквозь темную блокаду туч, освещал сигаретный дым, клубившейся около потолка. Сдавив зубами уже почерневший фильтр, он втянул в себя последнюю дозу дыма, затушив бычок об руку, выбросил в окно. Ему не было больно, руки, как, впрочем, и все тело, давно носили шрамы. С каждым новым днем чувство физической боли притуплялось все сильнее, а душа ныла все громче…

Желание открыть ветхое окно и пуститься в полет, навстречу неизведанному посещало его все чаще, и каждый раз это желание становилось сильнее. Единственные вещи, которые помогали – это надежда и крепкие сигареты, ставшие для него универсальным лекарством. Достав из заднего кармана личный дневник, тоненькую тетрадь, с нарисованным расколотым сердцем на обложке, он принялся писать, ведь ему он мог рассказать про все свои переживания, не боясь пустого ответа:

Один человек сказал- «любовь спасет мир». Кого она спасла? Мы ругаемся с родными и темной ночью уходим из дома, разрушая семью. Поссорившись с любимым человеком, напиваемся в дерьмо и разбиваемся, мча по встречке, заполнив салон дымом. Мы влюбляемся, находим смысл жизни, всех действий, существования, а любовь… она вновь разбивает нашу душу, притягивая невыносимую боль. Кто автор этой «гениальной» цитаты? Да, возможно имея хорошее начало, можно сказать и так, но ведь исход всегда один- боль. Ты можешь прожить с любимым всю жизнь, останется много хороших моментов, которые никогда не забудутся. Но человек умрет, таков закон, и все хорошее превратится в пустоту… Потому что ты жил этим человеком, а без него твой мир- темная комната, наполненная лишь жуткой болью. Она как яд, медленно убивает тебя, делает душу черствой, а чувства невозможными. И с каждым днем улыбка будет все меньше, а слезы по ночам все громче…

Поправив рукой волосы, Дима убрал тетрадь, оделся и вышел на улицу, снова бросая взгляд на окурки у перил и сожженные спички. Снова серые лица людей, спешащих куда-то, огромные, грязные лужи, в которых резвились воробьи и новостные посиделки на скамейках.

– Здороваться надо, невежа! – Гнусным и хриплым голосом прокряхтела бабка. Дима усмехнулся и грубо, но спокойно сказал:

– Доживай остатки пенсии, бабуля. – Старушки, укутанные в шарфики, явно не ожидали такого ответа.

– А с виду приличный мальчик.

– Любка, это все воспитание.

Не обратив на это внимание, он пошел дальше. Куда и зачем, не знал, приключения и дела как-то сами находили его. Шлепая старыми кроссами по лужам, достал пачку и снова ощутил горький вкус табака во рту, как никотин медленно заполняет организм, на пару минут притупляя боль.

Снова стали сгущаться тучи, ох уж эта дождливая осень. Но такая мелочь не помешает ранней прогулке в неизведанное. Вроде бы свой район, все знакомо и обыденно, но каждый раз замечаешься что-то новое. Дима всегда ждал вечера. Он привык погибать от грусти за баночкой холодного пива, разбивая рукой дым. А утром нечего было делать, в школу он не ходил, считал, что 10 класс лишь бессмысленная мозгоделка, не посещал секции, не гулял с друзьями… Одиночество было его лучшим другом на все времена, мало что могло помочь.

Была у него подруга, с которой он мог поделиться проблемой, и она всегда поддержит его. Красивая девочка небольшого роста с темными волосами. Она разделяла его грусть, ибо ощущала все почти тоже самое…

«Зайду ка к ней», Подумал Дима. Может захочет провести время в кромешной тьме, заполняющейся болью.

Она жила в старенькой пятиэтажке, на втором этаже. Фасад здания был украшен красным кирпичом, покрывшемся тонким слоем плесени за многие годы. Всегда улыбчивая, пропитавшаяся божьими законами, консьержка баб Аня в этот раз не выглянула, видимо библейские поверия обязывают спать до 12.

Ветхая, осыпавшаяся лестница, грязные окна и затхлый запах проводили его до двери. Дима нажал немного пыльную кнопку звонка, убрал руки в карманы и стал ждать. Сначала за дверью прозвучал еле слышный звон, а потом шаги, становившиеся все громче и громче. Дверь со скрипом отворилась, на пороге стояла сонная, в пижаме и с растрепанными волосами девочка, протирая глаза руками. Пока она несколько секунд приходила в себя, Дима успел рассмотреть ее яркий наряд: белая майка с розовым единорогом, который мчался вслед за звездой, с красиво переливающемся оттенком, белые шортики с черными полосками по бокам, не скрывающие естественную красоту ее тела, и розовые тапочки с пушистыми помпонами.

Улыбка вдруг появилась на лице мальчика, и он ласково и радостно сказал:

– Привет Аль, как ты? Я не помешаю?

– Дим, ты время видел? Иди обниму, дурачина.

Ему не было обидно, ведь она сказала это так приятно, что тело не послушалось и само потянулось к ней.

– Пойдем на кухню, чаем напою.

Он прошел в маленькую комнату, стоял деревянный столик с белой скатертью, пару шкафчиков, набитых пакетами и банками варенья, плита и раковина, заваленная посудой.

– Черный или зеленый? – Еле слышно произнесла девочка, держа в руке два пакетика.

– Черный, без сахара.

– Печеньки будешь?

– Нет, спасибо, я не голоден. – В животе у него пустовало с вчерашнего дня, но из вежливости и довольно хорошего воспитания- отказался.

– Почему так долго не заходил? Не писал? Я соскучилась.

– Прости, были дела…

– Вот чай, осторожно горячий. Знаю я твои дела, опять курил и грустил…

«Только она может понять меня без слов, намеков на плохое», подумал Дима. Взяв горячую кружку, от которой исходил приятный аромат, он немного отпил, обжигая горло горячим напитком и сказал:

– Ну да… Оно само. Кстати, не хочешь провести вечер вместе, у меня? Мне очень одиноко…

Глаза ее наполнились жалостью и состраданием, стало очень обидно за человека, который буквально месяц назад источал самую добрую и светлую улыбку.

– Конечно хочу, Дим, я с радостью. Если честно, тоже как-то одиноко, мама все время на работе, а я одна дома.

– Хорошо, тогда к 9 жду. Понимаю тебя, моя матушка тоже часто убегает куда-то, под предлогом работы, а потом приходит с роскошными, яркими букетами цветов и сладостями.

– Я не поняла, ты на что намекаешь?!

– Ни на что, просто про свою маму рассказал…

Але стало очень стыдно, руки вспотели, а в горле встал ком, мешающий дышать. Как она могла подумать такое? Наверное, от недосыпа. Сглотнув слюну, девочка немного помялась на месте, вытирая руки о футболку, и тихо, робко прошептала:

– Прости…Я не хотела.

– Не бери в голову, все хорошо.

Он и правда не обижался, она ведь не со зла. Потрепав ее по волосам, по щенячьи улыбнулся и очень ласково, вздохнув, сказал:

– Эх, пингвинка.

– Ну блин, Дима, зачем волосы то?

Ей очень не нравилось, когда трогают голову, но ему это разрешалось. У нее не было папы, он погиб на войне, в горячей точке… Шрапнель поразила его тело, оставляя лишь алые реки крови и секундную боль. Ей очень хотелось, чтобы о ней кто-то заботился, скучал, волновался, как папа. На эту роль она без сомнений выбрала Диму, только ему была интересна и не безразлична ее темно серая жизнь, только он всегда был рядом, и не важно, хорошо было или плохо.

– Да лан, тебе все равно ее делать, не успокоишься ведь. Он отпил еще немного чая, на секунду закрыв глаза от удовольствия, сказал:

– Ладно, пойду я, вечером жду.

– Хорошо, аккуратнее только.

Он улыбнулся, заглянул ей в глаза и обнял напоследок.

Захлопнулась дверь, подкурив, начал быстро спускаться по лестнице, снова глазами подмечая человеческое свинство.