Страница 6 из 8
Такая оценка ее творчества очень понравилась Раневской, и она часто вспоминала эту уборщицу и ее бесхитростные комплименты.
Идущую по улице Раневскую толкнул какой-то человек, да еще и обругал грязными словами. Фаина Георгиевна сказала ему:
– В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.
Однажды Раневскую спросили, была ли она когда-нибудь влюблена, и актриса рассказала забавную и грустную историю.
Лет в девятнадцать, поступив в труппу какого-то провинциального театра, она влюбилась в первого героя-любовника. Конечно же, он был настоящим красавцем, как и положено актеру, играющему такие роли.
«Я же была настоящей уродиной, даже в молодые годы, – призналась Фаина Георгиевна. – Ходила за ним как тень, пялилась, словом, влюбилась как кошка… Он как бы и не замечал ничего, но вот как то раз неожиданно подходит ко мне и говорит:
– Дорогая, вы ведь неподалеку комнатку снимаете? Верно?
– Верно…
– Ждите меня сегодня вечером, часиков около семи, я к вам загляну…
Я, конечно, немедленно отпросилась домой, накупила вина и еды, принарядилась, напудрилась, сижу и жду… Час жду, другой… Наконец, часов около десяти, является пьяный, растрёпанный, в обнимку с какой-то крашеной стервой.
– Дорогая, – говорит, – погуляйте где-нибудь часок…
Вот это была его первая и последняя любовь.
Говорят, суровая Вера Пашенная, бывшая в силу своего положения, по существу, хозяйкой Малого театра, недолюбливала артиста Кенигсона. И однажды, отвернувшись от него, в сердцах брякнула:
– Набрали в Малый театр евреев, когда такое было!
– Вера Николаевна, – вспыхнул Кенигсон, – я швед!
– Швед, швед, – пробурчала своим басом Пашенная, – швед пархатый!
Малый театр едет на гастроли. В тамбуре у туалета стоит в ожидании знаменитая Варвара Массалитинова. Минут пятнадцать мается, а туалет все занят. Наконец, не выдерживает и могучим, низким голосом своим громко произносит:
– Здесь стоит народная артистка РСФСР Массалитинова!
– А здесь сидит народная артистка СССР Пашенная! Подождёшь, Варька! – раздается из за двери еще более мощный и низкий голос.
Театральным людям хорошо знакомо имя Алексея Денисовича Дикого – замечательного актера и режиссера, незабываемого Атамана Платова в лесковской «Блохе», Генерала Горлова во «Фронте», игравшего в кино Кутузова, Нахимова и даже самого Сталина. Обладал он великолепной актерской фактурой, буйным темпераментом и, как говорят, имел большую любовь ко всякого рода земным утехам. Прошедший сталинские лагеря, не раз падавший и взлетавший, огромный и сильный, он не боялся ни Бога, ни черта – никого… кроме жены своей Шурочки, маленькой кругленькой женщины, не достававшей ему до плеча.
Старейшина театра Сатиры Георгий Менглет, бывший когда-то студентом Дикого в театральной школе, рассказывает, как однажды тот позвонил ему на ночь глядя и тоном, не предполагающим возражений, приказал:
– Мэнг-лет, бери деньги на такси и выходи к подъезду – я тут у тебя внизу стою!
Менглет выскочил – Дикий имел весьма жалкий вид: пьяный, помятый, да еще с расцарапанным лицом.
– Значит так, Мэнг-лет, – сурово сказал он, – сейчас едем ко мне! Шурочка будет скандалить, так ты скажешь ей, что я был у тебя, помогал тебе роль делать, что мы с тобой тут… репетировали… три дня… А лицо мое… скажешь, что твоя собака Ферька поцарапала! Понял, Мэнг-лет?
Георгий Павлович робко возразил, что на лице явно видны следы женских ногтей, но Дикий отрезал:
– А вот я и посмотрю, какой ты артист! Мало ли что… А ты убеди! Сыграй, как надо! Чему я тебя учил?!
Доехали, поднимаются по лестнице – Дикий все повторяет:
– Значит, ты понял, Мэнг-лет? Репетировали, то-сё…
Дикий звонит в дверь, Шурочка открывает и, не сказав ни слова, – раз, раз, раз, раз! – нахлестала Дикому по щекам. Постояв несколько секунд с закрытыми глазами, Дикий все тем же суровым менторским голосом произнес:
– Мэнг-лет! Свободен!!!
В пятидесятые годы в Москве появилось некое, доселе невиданное, буржуазное чудо: винный КОКТЕЙЛЬ! Человек столь же экзотической профессии – БАРМЕН – наливал напитки в специальный бокал, подбирая их по удельному весу так, что они не смешивались, а лежали в бокале полосочками: красный, синий, зеленый… Этим занимались в одном-двух ресторанах по спецразрешению.
В одно из таких заведений зашел большой красивый человек и низким басом приказал:
– Коктейль! Но – по моему рецепту!
– Не можем, – ответствовал бармен, – только по утвержденному прейскуранту.
Бас помрачнел вовсе:
– Я – народный артист Советского Союза Дикий! Коктейль, как я хочу!
Бармен сбегал к директору, доложил, тот махнул рукой: сделай, мол.
Дикий сел за столик и потребовал от официанта принести бутылку водки и пивную кружку.
– Налей аккуратно двести грамм, – приказал он. – Так, теперь аккуратно, по кончику ножа, не смешивая – еще двести грамм! Теперь по капельке влей оставшиеся сто… Налил? Отойди!
Взяв кружку, Дикий на одном дыхании влил в себя ее содержимое, крякнул и сказал официанту:
– Хор-роший коктейль! Молодец! За это рецепт дарю бесплатно. Так всем и говори: «Коктейль „Дикий“»! – и величественно удалился под аплодисменты всего ресторана.
В театре им. Моссовета режиссер Инна Данкман ставила пьесу «Двери хлопают». На одну из репетиций пришел Юрий Завадский. (Дело в театре обычное: очередной режиссер возится-возится год, потом приходит главный режиссер и царственной рукой за неделю все разводит на свои места.) В одной из сцен артист Леньков должен был выйти с гирляндой воздушных шариков, но их на тот момент нигде не было, реквизиторы сказали: «Обойдешься – хороший артист и без шариков сыграет!» Но Саша Леньков, не лишенный режиссерских способностей, сам придумал выход: нашел где-то здоровый радиозонд, надул его и вытащил на сцену на веревочке, ожидая режиссерской похвалы. И тут же услышал недовольный голос Завадского:
– Что это такое? Почему Леньков с надутым презервативом?..
– Что вы, Юрий Александрович, – стали ему объяснять Леньков и Данкман, – это радиозонд…
– Прекратите, – хлопнул по столу мэтр, – я еще, слава Богу, помню, как выглядит презерватив!..
Малый театр едет на гастроли. В тамбуре у туалета стоит в ожидании знаменитая Варвара Массалитинова. Минут пятнадцать мается, а туалет все занят. Наконец, не выдерживает и могучим, низким голосом своим громко произносит: «Здесь стоит народная артистка РСФСР Массалитинова!» В ответ из-за двери раздается еще более мощный и низкий голос: «А здесь сидит народная артистка СССР Пашенная! Подождешь, Варька!»
Николай Крючков и Анатолий Ромашин шествуют по сочинскому пляжу. Ромашин толкает Крючкова локтем в бок:
– Афанасич, смотри, какие две роскошные бабы лежат! Уй-ю-юй, какие бабы!..
Крючков мрачно хрипит в ответ:
– Это для тебя они БАБЫ, а для меня – ПЕЙЗАЖ!
Николай Крючков и Петр Алейников – на кинофестивале, среди зарубежных гостей. Крючков показывает на хорошенькую раскосую актрису:
– Петь, Петь, глянь, какая корейка то! Ох, хорошая корейка!
– Да уж че там, Коль!.. Я те скажу, Коль: корейка то хороша, да грудинки никакой! – ответил Алейников.
Людмила Гурченко рассказала такую историю. Она когда-то жила в одном доме с известным певцом Марком Бернесом. Жили они даже в одном подъезде. При этом они друг с другом не общались. «Уровень популярности разный» – пожаловалась Гурченко. Через некоторое время на стенке подъезда появилась надпись: «Бернес + Гурченко = любовь». И вот когда однажды Гурченко входила в подъезд, за Бернесом уже закрылись двери лифта. Но лифт возвращается открывается дверь, оттуда высовывается Бернес и своим знаменитым вкрадчивым голосом говорит: «А я бы плюс не поставил». Нажал на кнопку закрыл дверь и уехал.