Страница 13 из 22
– Слышал, слышал о вашем прибавлении в семье… И у меня сын! – похвалился Бурмистров.
– Я знаю, Виктор Михайлович мне написал. Лев – очень красивое имя! Поздравляю!
– Спасибо, Алисочка… Как время летит! Не успеешь оглянуться сыновья уже в школу пойдут… а там и свадьба не за горами… – задумчиво поглаживая тонкую азиатскую бородку, вздохнул Бурмистров. – Ты вот совсем взрослая стала за три то года. Просто красавица… Вот это сюрприз будет нашему Лаврентию!
Лифт замедлил движение.
– Кире Дмитриевне передай огромное спасибо… – приоткрыв рот и не шевеля губами тихо, только для Алисы, произнес Виктор, быстро перегруппировываясь для выхода из лифта.
Алиса кивнула.
Второй телохранитель взял у Бурмистрова кейс с важными документами (на этаже «охраняемый объект» охранял один телохранитель, второй отвечал за документацию), Виктор встал перед «объектом охранения».
– Идем к Лаврентию, – предупредил его Вячеслав Львович.
Виктор слегка кивнул и что-то так же тихо и не шевеля губами сказал в микрофончик на левом ухе.
Лифт остановился, все вышли.
Второй телохранитель пошел с кейсом направо в кабинет директора банка, а Вячеслав Львович с Виктором, а за ними и гостьи, пошли в другую сторону налево к кабинету «директора юридического департамента» Лаврентию Павловичу Ленскому.
– Лаврентий! Принимай гостей! – распахивая дверь кабинета, громко произнес Вячеслав Львович, наслаждаясь произведенным эффектом.
13
Эффект, и правда, получился «сногсшибательным»!
Сидя в просторном, рабочем кабинете за огромным ультрамодным, прозрачным столом, Лаврентий Павлович Ленский, который уже час «вычитывал» документы и не мог никак вникнуть в их содержание… С самого утра день не задался: кофе «сбежал», любимый галстук потерялся, все три лифта долго не вызывались, в пробке стояли двадцать минут, и он никак не мог унять раздражение и сосредоточиться на работе.
Поэтому, услышав голос «начальника и друга», он недовольно оторвался от документов и хотел, как всегда, сказать что-нибудь колкое и обидное, но, подняв лицо от документов, замер с открытым ртом, не веря своим глазам: перед ним, неизвестно откуда, возникло виденье юной, голубоглазой, светлоликой «богини», умением которой видеть прекрасное и необычное в простых вещах, запечатленное в ее фотографиях, он восхищался; перед явным талантом и здоровым эгоизмом которой, преклонялся; неуемной энергией которой и желанием помочь всем, искренне удивлялся; и безразличию которой, к внешней оболочки человека (в первую очередь к его неординарной внешности), поражался. Перед ним стояла его неподражаемая «богиня», возведенная им на недосягаемый для других женщин пьедестал, достойная его поклонения и обожания.
Ко всему этому обожанию и восхищению тридцативосьмилетний Лаврентий, конечно же, относился с долей шутливой иронии, но, как известно, в каждой шутке есть доля правды…
Как ни странно, но Алиса была единственная «женщина» в его окружении, не среагировавшая на его внешность… Никак! Ну, то есть абсолютно – никак! Ни единым взглядом, ни единым жестом, ни единым вздохом, ни жалости, ни ужаса, ни удивления – полоснула по его сердцу ледяной голубизной своих глаз, холодной и равнодушной, как опасная и безжалостная сталь клинка, и, приложив руки к своему бесчувственному сердцу, с детской непосредственностью пообещала: «я ваша навеки». И не важно, что она была еще длинноногой худышкой-подростком, и что говорила она в шутку словами из какого-то мультика, и что благодарность ее была за кусочек восхитительного торта, главное для него было то, что рядом с ней он впервые в жизни почувствовал себя настоящим, полноценным мужчиной. Мужчиной, которого благодарят, которому обещают и которого никак не выделяют, а ставят в один ряд со всеми остальными мужчинами планеты.
Поэтому, глядя с нескрываемым восхищением на неожиданно материализовавшийся «объект своего обожания», представший перед ним в новом, преобразившемся облике с сияющими, голубыми глазами на повзрослевшем, но все еще по-детски милом, личике, Лаврентий, пытаясь унять участившиеся удары сердца, замер на несколько секунд, все еще не веря в чудо, машинально поправил маленькой ручкой длинные, пшеничного цвета волосы и, расплываясь довольной улыбкой, как Чеширский кот, резво соскочил со стула, и, смешно семеня короткими ножками, побежал к Алисе.
– Здравствуйте, Лаврентий Палыч, – наклоняясь, с радостной улыбкой приобняла она подбежавшего к ней карлика. – Уделите нам с Таис минутку своего драгоценного времени.
А он так растерялся из-за ее неожиданного появления, от ее радостного голоса и ее искренних объятий, что не мог вымолвить ни слова, хорошо зная, что его голос, такой покоряюще-волнующий и с таким трудом поставленный очень дорогими преподавателями по вокалу, на нее совершенно не действовал. И только заметив ироничный взгляд и едва сдерживаемую улыбку стоящего в кабинете Бурмистрова, Лаврентию удалось, наконец, взять себя в руки, притушить восхищение в своих горящих глазах и заговорить голосом, вызывающим восхищение у всех женщин на свете… ну, почти у всех женщин.
– Дорогая Алиса, я весь к вашим услугам, – склоняя голову в «джентельменском» поклоне, произнес Лаврентий бархатным, «ласкающим слух» баритоном и картинно приложил обе руки к сердцу. – Надеюсь, ваше прибывание у нас в гостях продлится бесконечно долго.
Хотя Лаврентий знал, что его обворожительный, бархатный баритон ни коем образом не задевает равнодушные струны души Алисы (как, впрочем, и Киры тоже) все же он постарался придать голосу особое очарование и трепетность, соответствующие моменту.
Скинув рюкзачок, Алиса равнодушно покивала головой, вежливо улыбнулась хозяину кабинета и неспешно пошла к креслу, на ходу выискивая место для своего рюкзачка, а вот Тая…
Увидев соскочившего со стула «уродливого» взрослого мужчину с короткими ручками и кривоватыми ножками ребенка, она замерла, открыв рот от испуга, а когда карлик побежал к ним здороваться даже попятилась…
«Попятилась скорее от неожиданности, чем от испуга – это же не дикий зверь какой-то – просто не ожидала его стремительного бега» – так она объяснила себе свой испуг.
Но еще больше она не ожидала искренних объятий Алисы, представшей сегодня перед ней юной красоткой-Афродитой, бездумно покоряющей мужчин. Эти искренние объятия «красоты» и «уродства» ее по-настоящему сразили, и от вида их она «откровенно» попятилась… Попятилась, с ужасом думая, что и ей, вот прямо сейчас, надо будет обниматься с этим уродцем.
Но услышав необыкновенный, волнующий голос Лаврентия она тут же устыдилась своей непростительной реакции, ее раскаявшееся сердце вдруг замерло от чарующей музыки нежного, вкрадчивого баритона мужчины, пронизанного нотками любови и затаенной страсти. Удивительный, восхитительный голос, не находя преград, проникал в нее, легко окутывал мягким облаком мозг, притупляя посылаемые глазами тревожные сигналы опасности, расслабляющей истомой наполнял подавшееся ему навстречу тело, неназойливо закрадывался прямо в душу, наполняя ее целебной радостью и предвкушением чего-то большего, значительнее, чем простое восхищение и раболепное преклонение…
Как завороженная стояла Тая у двери кабинета не в силах справиться с нахлынувшими эмоциями, в душе у нее происходило смятение чувств, в сердце разрасталась нечаянная влюбленность, готовность угождать и подчиняться этому человеку, считая это за радость и смысл существования… И она уже не видела перед собой «уродливого» карлика с детскими ручками и ножками, по роковой случайности или по чьей-то злой воле, прикрепленных к телу взрослого мужчины, а видела, обреченного на невыносимое существование, несчастного мужчину, с которым Судьба так несправедливо и жестоко обошлась, сделав его изгоем общества, которого хотелось пожалеть, приобнять, приголубить и отдать ему частичку своего милосердного, страдающего сердца в награду за его мучения и унижения…
– Вот этого я тогда и опасался! – видя произведенный эффект на гостью колдовским голосом друга, засмеялся Вячеслав Львович Бурмистров и пояснил Алисе: – Боялся, что Кира, как все женщины, поддастся очарованию Лаврушиного голоса и забудет о нашем соглашении. Но, как оказалось, пред тобой и Кирой наш друг Лавруша бессилен! Открою тебе страшный секрет, Алисочка: это его очень… очень расстраивает.