Страница 1 из 12
Ирина Ярич
Ты не я. Близнецы
Памяти моей бабушки, Феоны Яковлевны Коняевой (в девичестве Лебедевой, 1902-1982). Она была из крестьянской семьи Курской губернии, с молодости до своей кончины проживала в городе Льгове.
Памяти моей сестры Лилии Владимировны Барболиной (в девичестве Куропятниковой, 1952-2005), она родилась и выросла в г. Льгове Курской области, но 35 лет жила в г. Одессе.
«… Мы дети страшных лет России
Забыть не в силах ничего»
Александр Блок.
Книга первая. Близнецы
«…Воистину: вскрыты архивы. Расхищены их податные декларации. Рабы стали владельцами рабов…
7. Воистину: (чиновники) убиты. Взяты их документы. О, как скорбно мне из-за бедствий этого времени…
8. Воистину: свитки законов судебной палаты выброшены…
Бедные люди выходят и входят в великие дворцы…
9. Воистину: дети вельмож выгнаны на улицу. – Человек знающий подтвердит все это, глупец [же] будет отрицать, [ибо] невежде будет казаться прекрасным [все свершающееся] перед ним…
Царь захвачен бедными людьми…
Смотрите: было приступлено к лишению страны царской власти немногими людьми, не знающими закона…
Столица встревожена недостатком. Все стремятся разжечь гражданскую войну. Нет возможности сопротивляться. Страна, она связана шайками грабителей…
Смотрите: тот, который спал без жены из-за бедности, он находит [теперь] благородных женщин. Тот, который не смотрел на него, [теперь] стоит, уважая [его]. Смотрите: тот, который не имел своего имущества, стал [теперь] владельцем богатств. Вельможи восхваляют его…»
Речение Ипувера. Древний Египет. Среднее Царство (ок. 1750 г. до н. э.)
(Перев. акад. В. В. Струве, 1917 г.)
Глава первая
Одесса, 1919 год: осень
– Павлуша, а где же Петя? Ты его видишь? Я что-то никак не разберу в этой толпе, плохо стала видеть…
– Я посмотрю, мама. Ты посиди здесь, я сбегаю поищу.
Женщина присела на чемодан, на второй положила руку в кожаной перчатке, поправила вуаль на шляпке без полей. Металлические накладки, обхватывающие чемодан ощущались даже через плотную юбку, но что поделать, здесь на палубе ни одного стула нет. Остальные пассажиры тоже примостились на своих вещах. Пассажиры… скорей беглецы, у которых не осталось ни сил, ни терпения выносить чехарду власти.
Женщина с тревогой озирается вокруг, старательно вглядываясь в любого молодого человека, надеясь увидеть сына. Она очень боится, что тот отстанет, затеряется в толпе и не успеет на пароход. И тут же успокаивает себя: почему же он потеряется, он же не маленький. Девятнадцать лет, это уже так много… и так мало! Как назло, голова разболелась, да ещё как! И сердце давит. Это так некстати! «Но где-же, где мои близнецы?!»
Небо, словно кто-то приклеил к нему рассыпанный пепел низко нависло, даль закрывает дымчатый туман и кажется, ещё немного и они поглотят всех. О борта парохода тихо шлёпаются шепчущие волны. Вокруг море серое, будто туда просочилось много грязи с городских улиц и дорог, невероятно много.
Павел обежал палубу, но брата не нашёл и, подумав, что может тот ещё не поднялся на борт, подошёл к краю и оглядывает толпу внизу… Так и есть! Пётр стоит поодаль от всех и безмятежно курит. Опять курит эти вонючие папиросы. Павел бросился к трапу, продрался сквозь напирающую толпу к брату.
– Чего ты тут? Мать нервничает! Давай чемодан, помогу.
Пётр подал чемодан.
– Почему такой лёгкий? – удивился Павел.
– Чтобы не жалко с ним расстаться! – Пётр выхватывает чемодан из рук брата и швыряет его в воду.
– А-ах! – выдохнул Павел.
Чемодан плюхнувшись колышется между бортом парохода и пристанью. В то как Пётр пренебрежительно переводит взгляд с незадачливого чемодана, принесённого в жертву на брата и довольный своей выходкой улыбается.
– Глупец! – вырвалось у Павла. – Какой же ты глупец, – промолвил уже обреченно и жалея брата.
– Навряд ли, – весело воскликнул Пётр и добавил. – Как думаешь, братец, что хуже: глупость или трусость? Ты, словно дряхлый старик хочешь оставить старый порядок без изменений и боишься перемен!
– Опять ты о том же!
– Да, я хочу остановить тебя.
– Нет!.. Старые порядки, – вздохнул Павел, – это, как тебе известно, – традиции, а твои перемены разрушительны… И хватит, оставим этот бесконечный спор. Нас ждёт мама. Она уже о тебе спрашивала и не раз!
– Передай маме мои пожелания благополучно устроиться в Париже.
– Нет! Это убьёт её! Как ты не по…
– Торопись, Павел, трап уже начинают убирать! – крикнул Пётр, толкая брата на трап. – Беги!.. Эй, подождите! Пассажира забыли! – обратился к матросам, уже волнуясь не столько за брата, сколько за мать, которая может остаться в одиночестве.
Павлу пришлось бежать к трапу одному. Он бы остался, не смотря на то, что его всё возмущало кругом. Но, как он может остаться с этим дураком, когда на пароходе их ждёт мать! Что станет с ней? Павел не хотел даже представлять и помчался, что есть силы.
Братья смотрят друг на друга. Один с борта сверху, другой с пристани снизу. Пароход гудит. Причал отодвигается. Полоса мутной воды увеличивается.
Каждому из братьев не по себе. Уходит, отрывается часть души каждого из них, а вместо неё вползает ноющая тоска, увеличивая чувство опустошённости. Братья не двигаются и продолжают смотреть друг на друга.
Павел видит, что отодвигается порт вместе с причалами. Отодвигается берег вместе с Одессой. Отодвигается Одесса вместе с Новороссией. Отодвигается Новороссия вместе с Россией. И там, вместе с краем бывшей обширной империи крохотной точкой отодвигается единокровный брат – Пётр и теряется в мглистой дали.
Наконец, Павел заметил, что ветер сильно холодит лицо. Прислонил ладони к щекам, они мокрые от слёз.
Пётр наблюдает, не сводя глаз с брата, как отчаливает пароход, как между ним и причалом увеличивается полоса тёмной воды. Всё больше и больше, а пароход всё дальше и дальше. Пароход оторвал и уносит на себе и в себе часть Новороссии и России. Этот осколок разбитой бывшей Российской империи как по волшебству становится меньше и меньше, словно детская игрушка. И там, уже в недосягаемой для Петра серой дали, на крохотной палубе продолжает стоять мелким штрихом Павел…
Пётр, обратил внимание, что стал шмурыгать носом. Нащупал носовой платок в кармане куртки, высморкался. Защекотало на щеке. Дотронулся. Щёки мокрые от слёз.
На палубе Павел медленно бредёт к матери.
– А, где Петя? Павлуша, что с тобой? Ты грустишь? Я тоже. Но почему не идёт Петя?
– Мама, Пётр много раз говорил и тебе, и мне, что не хочет ехать. Говорил, что останется. Говорил, что ему нравится всё, что происходит.
– Да, Павлуша, говорил и что?
– Мама… Пётр отказался ехать. Он остался.
– ОСТАЛСЯ?! – оглядывается. – Мы в море, а Петя –ТАМ! – и она жалобно протянула руку в сторону берега, в сторону России.
– Мама, тебе плохо?
– Беги к капитану, пусть поворачивает пароход! Мы не должны его бросать!
– Мама! Это он бросил нас!
– Беги, говорю! – женщина в изнеможении полулегла на чемоданы. – Почему ты стоишь, Павел?! Иди, немедленно!
– Хорошо, мама, я иду.
Павел увидел матроса, подбежал к нему, спросил, как найти капитана и помчался на его поиски. А капитан рядом с рулевым в рубке. Павел предполагал, что капитан вряд ли согласиться выполнить его просьбу. Не питал надежды на исполнение желания матери, тем не менее, расстроился отказу. И попросил капитана пройти с ним и объяснить матери, потому что она посчитает, что он не сумел убедить и пошлёт опять к нему.