Страница 12 из 14
Письмо и поведение поэта не давали жандармам повода для суждений насчёт неблагонадёжности Пушкина, «готового на всё». Но таково было подлинное отношение секретной полиции к поэту.
Вызовы в жандармское управление, выговоры и «отеческие заботы» держали Пушкина в постоянном напряжении. По временам он пытался искать защиты у мнимых доброжелателей. В марте 1830 г. он писал Бенкендорфу: «Несмотря на четыре года уравновешенного поведения, я не приобрёл доверия властей. С горестью вижу, что малейшие мои поступки вызывают подозрения и недоброжелательство. Простите, генерал, вольность моих сетований, но ради бога благоволите хоть на минуту войти в моё положение и оценить, насколько оно тягостно. Оно до такой степени неустойчиво, что я ежеминутно чувствую себя накануне несчастья, которое не могу ни предвидеть, ни избежать». Пушкин был близок к тому, чтобы видеть благодетеля в своём мучителе. Прося Бенкендорфа о снисхождении и доверии, поэт писал, обращаясь к нему: «Если до настоящего времени я не впал в немилость, то обязан этим не знанию своих прав и обязанности, но единственно вашей личной ко мне благосклонности. Но если вы завтра не будете больше министром, послезавтра меня упрячут». (Другой перевод – Пушкин писал по-французски – «я буду в тюрьме».)124
Говоря о тюрьме, Пушкин, по-видимому, имел в виду историю с «Гавриилиадой», происшедшую в отсутствие царя и шефа жандармов. Истоки ошибки поэта нетрудно понять. Как всегда, он услышал разъяснения о милости государя от Бенкендорфа, а тот постарался приписать благоприятный исход дела своему посредничеству.
Пушкин и Булгарин
Булгарин и Греч основали частную газету «Северная Пчела» в 1825 г. Бывший капитан французской армии Тадеуш (Фаддей) Булгарин был близок к декабристам и до их выступления придерживался либеральных взглядов. Рылееву он внушил такое доверие, что перед арестом тот отдал ему на сохранение свой архив. После событий 14 декабря в Петербурге был распространён пасквиль, авторы которого утверждали, что «сучья обрублены, дерево остаётся»: известные возмутители и злодеи, Булгарин и Греч, избежали наказания125. 9 мая 1826 г. царь отдал столичному генерал-губернатору приказ иметь «под строгим присмотром» известного издателя журналов Булгарина126. Журналиста обвиняли в том, что его издания пропагандировали революционные и либеральные идеи, породившие злодейство. Доносы поставили литератора в трудное положение. Страшась за будущее, Булгарин предложил свои услуги тайной полиции. Поданные им в III Отделение Записки посвящены были обличению вольнодумства и средствам к искоренению либерализма.
III Отделение умело вознаграждать своих агентов. Булгарин желал поступить на государеву службу и добился желаемого. 22 ноября 1826 г. шеф жандармов был на докладе у Николая I и получил подпись на указе о пожаловании «за похвальные литературные труды» Фаддею Булгарину чина VIII класса и определении его на службу с окладом127. Император не избавился от недоверия к недавнему либералу, и Бенкендорф определил его не в своё ведомство, а в Министерство просвещения.
Интерес к творчеству Булгарина побудил ряд исследователей пересмотреть вопрос о его связях с тайной полицией. Популярный писатель николаевской эпохи, утверждают они, не выдал властям ранее не известных правительству лиц, не получал денег от III Отделения, а значит, видеть в нём платного агента секретной полиции нет достаточных оснований128.
Пушкин думал иначе.
В обществе никто не подозревал о сотрудничестве известного писателя с жандармами. Не знал об этом и Пушкин. Его внимание и симпатии всегда привлекали одарённые люди. Поэт с сочувствием следил за успехами Булгарина и относил его «к малому числу тех литераторов, коих порицание и похвала могут быть и должны быть уважемы»129. Пушкин лично познакомился с Булгариным осенью 1827 г. и стал частым гостем в его доме. 6 января 1828 г. Булгарин писал Ушакову, что Пушкин «скрытен в суждениях, любезен в обществе и дитя по душе… Он, кажется, полюбил меня»130. Свои письма Булгарину Александр Сергеевич подписывал так: «Голова и сердце моё давно ваши»131.
Доверчивость и простодушие были в натуре Пушкина. Он и не подозревал, что имеет дело с завистником, человеком двуличным и непорядочным.
Фаддей Венедиктович Булгарин (1789–1859) – русский писатель, журналист, критик и издатель. Капитан наполеоновской армии, кавалер ордена Почётного легиона Франции, действительный статский советник; герой многочисленных эпиграмм Пушкина, Вяземского, Баратынского, Лермонтова, Некрасова и многих других
В донесении, поданном тайной полиции в 1826 г., Булгарин в угоду Бенкендорфу дал отрицательный отзыв о пьесе Пушкина «Борис Годунов».
В 1828 г. в открытой печати журналист осыпал поэта комплиментами: «В трагедии своей „Борис Годунов“ он доказал, до какой степени гибок талант его», «какое познание характеров, сердца человеческого, местных обстоятельств. Тени Шекспира, Шиллера, возрадуйтесь!»132
Следует отметить, что в 1827–1828 гг. доносы Булгарина на Пушкина, поданные в III Отделение, претерпели видимую перемену. Резко изменился тон его отзывов о поэте. Приятельские отношения с Пушкиным были тому главной причиной.
В ноябре 1827 г. Булгарин подал фон Фоку записку «О Пушкине», в которой писал: «Поэт Пушкин ведёт себя отлично хорошо в политическом отношении. Он непритворно любит Государя и даже говорит, что ему обязан жизнию, ибо жизнь так ему наскучила в изгнании… что он хотел умереть». На литературном обеде Пушкин сказал: «Меня должно прозвать или Николаевым, или Николаевичем, ибо без Него я бы не жил. Он дал мне жизнь и, что гораздо более, свободу: виват!»133
27 декабря 1827 г. литераторы праздновали именины Греча, а Булгарин представил собравшимся стихи в его честь. Стихи были верноподданническими. «Куплеты, – доносил Булгарин, – начали тотчас после стола списывать на многие руки. Пушкин был в восторге и беспрестанно напевал, прохаживаясь:
6 июня 1828 г. Булгарин посвятил «Секретную газету» обличению Вяземского. «Бедный Пушкин, – завершил свой донос агент, – который вёл себя доселе, как красная девица, увлечён совершенно Вяземским, толкается за ним и пьёт из одной чаши, но, невзирая на весь соблазн со стороны Вяземского, Пушкин не говорит дурно о Государе. Это правда»135.
Пушкин был полон благодарности Николаю I за то, что тот освободил его из деревенской глуши, и старался завоевать доверие императора. Тайная полиция, по всей видимости, ознакомила монарха с донесениями насчёт преданности Пушкина престолу и самодержцу. Государь не забыл собственных слов: «Господа, это мой Пушкин!» В 1827–1829 гг. он мог убедиться, что найденная формула стала реальностью. В своём дневнике Пушкин записал слова царя: «До сих пор он сдержал данное мне слово, и я был доволен им»136.
Эти слова были произнесены в январе 1834 г., но имели в виду весь период, начиная с 1826 г. Всё сказанное объясняет, почему монарх безоговорочно закрыл дело о «Гавриилиаде». Поэма была написана до того, как поэт превратился в верноподданного.
Пушкин вполне дружески относился к Булгарину, пока не узнал о том, что имеет дело с доносчиком.
По случаю войны с турками Бенкендорф покинул столицу и обосновался в главной ставке армии на Балканах при особе царя. Сюда ему доставляли агентурные донесения, включая «Секретную газету» с обзором новостей, которую составлял Булгарин. Получив булгаринскую газету от 30 мая 1828 г. (газета была рукописной и анонимной), граф счёл возможным познакомить с ней приятеля, Дмитрия Дашкова, бывшего тогда товарищем министра внутренних дел. Дашкова это донесение касалось самым непосредственным образом. Из доноса Булгарина следовало, что в Москве составилась партия для издания частной неправительственной газеты; издатели – люди весьма подозрительные, «ибо явно проповедуют либерализм»; «партию составляют князь Вяземский, Пушкин» и другие лица; их орудием будет Погодин, который «предан душою правилам якобинства». Вяземский и Пушкин через Жуковского будут действовать на Блудова, а через Дашкова или Нессельроде получат доступ к государю137.