Страница 17 из 20
О. Упс. Я представляла Голландца и себя прошлой ночью. Надо было написать «леденцы».
– Просто небольшая оплошность, – легко говорю я. – Если это все…
– Нет, еще не все, – говорит Метафора. – Я думала, Клара и Честер выросли вместе в деревне. Как они вдруг оказались незнакомы?
– Я тоже задавалась этим вопросом, – вмешивается Писец.
– У меня тоже есть вопрос, – мягко вставляет Остин. – Я думала, Честер – светловолосый и стройный? Но теперь он вдруг стал смуглым и мускулистым?
Метафора многозначительно смотрит на Голландца, затем поднимает брови, глядя на Остин. Она догадалась? Я откидываю волосы, испытывая некоторую тревогу. Как я могла забыть, что Честер – блондин?
– Это… работа в процессе, – говорю я, избегая смотреть всем в глаза. – В любом случае давайте послушаем кого-нибудь еще.
Я складываю свои распечатки, прежде чем кто-нибудь еще сможет меня поймать.
– Очень хорошо, Ария, – быстро добавляет Остин. – Очень… ну, вы понимаете. Реалистично.
– Спасибо, – улыбаюсь я ей, а Фарида говорит:
– Кто еще хочет прочитать нам свою работу?
Голландец сразу же поднимает руку, и все смотрят на него.
– Голландец! – Фарида, похоже, тоже удивлена.
– Я знаю. – Он смущенно усмехается. – Последний человек, которого вы ожидали услышать. Но сегодня на меня снизошло вдохновение. – Он поднимает исписанную от руки страницу, и Писец, которая сидит рядом с ним, восклицает: «Вау!»
– У меня раньше никогда не было вдохновения писать. Но… – Он пожимает плечами, и его лицо расплывается в заразительной улыбке. – Сегодня слова почему-то потекли рекой.
– Тогда это особый момент, – мягко сверкая глазами, замечает Фарида.
– Молодец, старина! – восклицает Будущий Автор, хлопая Голландца по спине.
– Видите? Каждый может стать писателем при правильном вдохновении, – улыбается нам Фарида. – Это очень волнующе. Голландец, нам не терпится услышать, что вы написали.
Голландец бросает взгляд на свою страницу, затем добавляет:
– У меня еще нет сюжета или чего-то в этом роде. Наверное, я пытался обрести свой голос. Как вы нам вчера говорили? – Он смотрит на Фариду. – Вы сказали, надо быть смелыми и честными. Вот к чему я стремился. К смелости и честности.
– Браво! – восклицает Фарида. – Действительно, я так и говорила. Давайте же послушаем этот смелый, благородный голос.
На мгновение воцаряется тишина, затем Голландец переводит дыхание и начинает:
Они трахались.
Его голос звенит в комнате, и в нем слышится легкое удивление.
– Дерзко, – бормочет рядом со мной Книголюб, а Голландец продолжает.
Это было невероятно. Она была горячей. И она была громкой. Громче, чем он ожидал. Это впечатляло. После этого они пили вино и ели гриссини. Тогда…
Он делает паузу, хмуро глядя на собственный почерк. По комнате пробегают искры интереса, и я чувствую, как несколько взглядов устремляются в мою сторону.
– Гриссини, – бормочет Метафора. – Кто бы мог подумать?
Я чувствую себя слегка не в своей тарелке. Мне почему-то хочется подать Голландцу знак, но он набирает в грудь воздуха и читает дальше.
Ее кожа была красивой, как…
Мужчина снова замолкает и говорит:
– Извините, не могу разобрать собственный почерк… Это «шелковый»? Или?.. – Он поворачивает голову и внимательно изучает мою ногу, как будто ждет подсказки, и его лоб внезапно разглаживается. – Ах да, помню, «молоко».
– Извините, что прерываю, Голландец, – говорит Метафора, вежливо поднимая руку, – но поскольку мы на паузе… это художественный вымысел?
Голландец кажется застигнутым врасплох.
– Конечно, – говорит он через мгновение. – Вымысел. Верно.
– Как зовут ваших персонажей? – с милой улыбкой спрашивает Метафора.
– Как их зовут? – Мужчина выглядит сбитым с толку. Он смотрит на меня и снова отводит взгляд. – До этого я еще не дошел.
О боже. Неужели он не понимает, насколько это очевидно? Я ерзаю на стуле, но Голландец переворачивает страницу и уверенно продолжает.
У нее был очень долгий оргазм, похожий на крик отчаяния в вечернем воздухе.
Нет. Он не просто так это написал. У меня пылают щеки. Кто-то считает, что это – я? Оглядывая комнату, я понимаю: они все считают, что это – я. Я изо всех сил пытаюсь встретиться с Голландцем взглядом и передать ему слово «Стоп!», но он уже снова читает.
И она оказалась предприимчивой. Больше, чем он мог предположить. Например…
– Написано сильно, Голландец, – поспешно перебивает его Фарида. – Дальше все… в таком же духе?
– Большей частью. – Мужчина поднимает глаза, его лицо сияет. – Как я уже сказал, на меня снизошло вдохновение. Теперь я понимаю, почему вы, ребята, любите писать. Это такой кайф, правда? Когда я это писал, мне это дало…
Он замолкает, как будто не в состоянии описать, что это ему дало.
Хотя у меня есть одна идея.
– Ну, я предлагаю пока оставить это, – умоляюще говорит Фарида. – Большое вам спасибо за то, что поделились своей… работой.
– Подождите, я дошел до хорошего куска, – говорит Голландец и возвращается к своему тексту.
Они делали это на стуле с высокой спинкой. Это было умопомрачительно. Она обхватила его ногами…
– Хватит! – почти отчаянно прерывает Фарида и для верности кладет руку на его страницу. – Хватит. Давайте двигаться дальше. Мои поздравления Голландцу за то, что он… обрел новый смелый голос. Кто следующий?
Она приглашающе разводит руками, но никто не вызывается. Все смотрят – кто на меня, кто на Голландца, кто на стул с высокой спинкой, на котором я сижу.
– Не знаю, как другие, – наконец хриплым голосом произносит Кирк, – но я бы с радостью еще послушал Голландца.
Шесть
Когда группа наконец расходится на обед, я не в состоянии смотреть им в глаза. Никому. Я жду, пока остальные выйдут, затем хватаю Голландца и тащу в нишу.
– Что это было? – требую я. – Все поняли, что это были мы!
– Что? – Мужчина выглядит озадаченным.
– Твой фрагмент! Секс! Было очевидно, что ты писал о… ну, ты меня понял. Мы… прошлой ночью. Гриссини? – многозначительно добавляю я.
– Это был художественный вымысел, – немного обиженно говорит Голландец. – Все решили, что это художественный вымысел.
– Нет, они так не решили! Нельзя просто изменить имена и сказать, что это – художественный вымысел. А ты вообще даже не потрудился придумать имена, – внезапно вспоминаю я. – Ты совсем не скрывал этого! Все смотрели на нас и представляли, как мы делаем это на стуле.
– Что? Нет, ничего они не представляли! – Голландец делает паузу, и я вижу, как он запоздало обдумывает эту мысль. – Ну ладно. Может быть, пара человек подумала, что это были мы.
– Все подумали, что это были мы, – твердо возражаю я ему. – Все.
– Ну, значит… они завидуют. – Мужчина озорно сверкает глазами, и я невольно улыбаюсь. Затем он притягивает меня ближе и добавляет: – Я хотел бы заняться с тобой этим на стуле. Я скучал по тебе этим утром.
– Я тоже скучала по тебе, – бормочу я. Мое негодование, кажется, растаяло. Он меня словно заколдовал. – «Умопомрачительно», да? – насмешливо добавляю я. – Это твой пятизвездочный отзыв?
Голландец издает низкий смешок.
– Давай быстренько пообедаем, – предлагает он. – И устроим себе сиесту.
– Хорошая идея.
Он так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже. Когда мы смотрим друг на друга, я по глазам вижу, о чем он думает, и дрожу от предвкушения.