Страница 34 из 45
Возможно, именно тогда он претерпел первые изменения, окончательно перестал быть ваханой божества и стал превращаться в демона. Возможно. Ксаурр не задумывался, он не хотел знать.
Все равно он с трудом помнил то, что было до Разделения и первые несколько веков после. Он обрел дар речи только в середине второго тысячелетия, когда одни Органы уже погибли, а другие расплодились и начали череду бесконечных войн. До этого он оставался полуживотным, беспорядочно носился по Чаше, охотился на расползающиеся по ней кошмарные формы жизни.
Тьма тянулась к нему отовсюду. Шептала, обещая все возможные блаженства. Грозила всеми возможными страданиями. Сулила переживания такой силы, что разрушат саму душу.
Ксаурр сейчас смотрел словно сам на себя. Тьма глядела его глазами, мягко ступала его же лапами. Его же когтями скрежетала на грани слышимости. Чудились смешки, чудился шепот. Тьма приглашала поиграть.
Она не могла просто уничтожить его. Ксаурр родился хтоническим существом и нес в себе частицу божественного. Но Тьма к каждому находит подход.
Это ведь не сыплющийся отовсюду песочек, не жидкость, не газ. Тьма нематериальна, Тьма – это разновидность эфира, и в разреженном состоянии она даже не воспринимается глазом. Она просто отсутствие всякого позитива, в том числе излучений, и потому обычному зрению в большом количестве кажется черной.
И в каждом разумном, в каждом живом существе тоже есть частичка Тьмы. Антипода Света, негэнтропической составляющей души. Если эта энтропическая первостихия не может разрушить материальную составляющую, если она для этого слишком слаба или слишком силен объект – она влияет исподволь. Проникает, разрастается, меняет к худшему личность и разум.
Обращает в демона.
И здесь она была повсюду. Даже демонов Тьма убивает, когда ее так много.
Но сегодня она до Ксаурра не дотянется. Еще не сегодня. Он летел словно в силовом коконе, расталкивал этот воплощенный негатив, обратившись к воспоминаниям о прошлом, о бытности своей ваханой.
Ксаурр несся сквозь черный космос, перебирал лапами... всего четырех показалось маловато, и их стало сначала восемь, а потом и двенадцать. Лиловый мех растекся миллионами струй, пылающие глаза пробивали мрак прожекторами.
Он шел через пространство, пока пространство не распахнулось во всю ширь. Тьма выпустила Ксаурра, и он влетел в аркал – причем аркал громадный, в несколько раз больше паргоронского.
Но в нем не было воздуха и не было тверди – только пустота, безмолвный вакуумный пузырь. Шерсть Ксаурра улеглась, глазной свет ослаб, и он медленно поплыл вперед.
Несколько тысяч лет Смеющийся Кот почти не покидал Паргорона. Нет, он помнил, как ходить по высшим измерениям, он умел перешагивать в другие миры и иногда все-таки выбирался за Кромку погулять, поохотиться... но ненадолго. Просто не тянуло. Он предпочитал дремать у огня Мистлето, вести задушевные беседы с Саа’Трирром, бегать в чернильной темноте Червоточин или играть с огромными кульминатами.
Паргорон – дом, где у него есть все.
Все, кроме того, чего за Кромкой все равно не найдешь. Того, что у него было когда-то, очень, очень давно... он уже почти и не помнил.
Но сейчас, когда он оказался в этом аркале, пустом и безжизненном, воспоминания вдруг вернулись. Ксаурр услышал нечто, чего не было ни в Саа’Трирре, ни в Мазекресс, ни в прочих оживших органах, кусках мертвой плоти. Тут было что-то... нет, не живое, но нечто большее, чем то, что есть в Паргороне.
Оно было в самом центре. Оно, вестимо, и сформировало этот аркал. Разогнало Тьму, образовало пузырь пространства. Ксаурр подлетел к крохотному, мерцающему во мраке шарику и описал несколько кругов.
Словно жемчужина. Размером чуть больше когтя. Ксаурр осторожно коснулся гладкой поверхности лапой, подтолкнул... шар поплыл в пустоте. Ксаурр дернул головой, невольно ожидая, что и весь аркал сдвинется с места – но этого не случилось. Он покатал шарик еще, погонял туда-сюда – по-прежнему ничего не происходило.
Ладно. Пусть над этим подумает самый большой мозг в Паргороне.
Путь обратно был как будто короче. Ксаурр нес находку за щекой, стараясь не слишком сдавливать. Возможно, она прочней всего, что только можно себе представить... а возможно, она хрупка, как птичье яйцо. Он не собирался проверять. Он даже не знал пока, что именно нашел, но это точно что-то важное.
Когда Тьма снова разомкнулась, выпустив его в такой знакомый, такой домашний аркал, и под лапами появились исполинские пики, Ксаурр немного притормозил. Протуберанцы Тьмы все еще извивались вокруг, все еще будто силились дотянуться, схватить, затащить обратно в чернильную гущу.
Паргорон немного сдвинулся за время путешествия. Периметр Ледового Пояса оказался под углом, а прямо внизу – пустоши Мглистых Земель. Кое-где мерцал фиолетовый свет – по трубам проносились капсулы ла-ционне. Раздался стрекот лопастей, исчезла дымовая завеса, и рядом будто из ниоткуда возник мультикоптер.
Ксаурр снисходительно улыбнулся. Экая громоздкая и неуклюжая штуковина. Целых три винта, и при каждом – ла-ционне. Стержни воткнуты в корзину из металлических реек, а в ней тоже ла-ционне, четверо. Целых семь демонов нужно, чтобы поднимать в воздух не слишком и большой кусок железа.
Ла-ционне называют такие штуковины «комплексами». Объединяются по несколько в одной металлической коробке – и дружно... крутят педали. Поодиночке они совсем крохотные и слабые, но вот так, коллективами, могут тягаться даже с гохерримами и нактархимами.
Но они все равно очень уязвимы, потому что зависят от своих машин, своих заводов и фабрик. Недра Чаши изобилуют всевозможными веществами – слава Паргорону! – и ла-ционне неустанно добывают их, изобретая все новые приспособы, но стоит в их хрупкий мир забрести случайному кульминату, и все рушится, как карточный домик.
Им трудно жить под ногами агрессивных великанов, этим мозговитым малышам.
Если бы Паргорон увидел, что получилось, он отселил бы кульминатов куда-нибудь. Создал бы им отдельный мир, где все было бы огромным. Возможно, плоский. Вырастил бы там колоссальные баобабы, среди которых кульминаты могли бы чувствовать себя маленькими.
Впрочем, кульминатов не так уж много, и они не склонны бесконтрольно плодиться. А разрушения наносят больше ненароком, по Паргорону они уже привыкли ходить аккуратно.
Те же гохерримы и нактархимы причиняют другим больше бед. Те и другие были рождены враждебными окружающей среде, суперхищниками-истребителями.