Страница 96 из 113
— Мы еще поговорим, — сказал он, ткнув в него пальцем, а сам резко шагнул навстречу фельдшеру.
Тот приближался, тяжело переваливаясь с ноги на ногу и пыхтя.
— Ты чего хотел, — двинулся на него Смидович, сжимая кулаки.
— О! — сказал фельдшер, усмехнувшись. — Он больной, что ли?
Они были приблизительно одного роста, но Гена был раза в два, а то и два с половиной толще. Дима знал, что он занимался тяжелой атлетикой и борьбой, но Смидович этого знать не мог. Он резко выбросил вперед руку и разбил нос добродушному фельдшеру. Тот растерянно хлюпнул носом.
— Еще хочешь? — рявкнул Смидович, сообразив наконец, что у них слишком разные весовые категории.
— Ага, хочу, — прорычал Гена, наступая.
Смидович снова попытался его ударить, но тот перехватил его руку и совершил бросок через бедро. Смидович совершил сальто в воздухе и грузно ударился об землю.
— Ты ж убьешь его, Геннадий! — закричала бабка из окна.
Старшеклассники рассмеялись.
— Чего с ним делать, отец Димитрий? — спросил Гена, придерживая лежащего за руку.
— Тащи-ка ты его к Володе Левшину, — предложил неожиданно Дима. — Там разберемся, что это за фрукт.
Они связали бандита его собственный ремнем, бросили на сани и повезли к милицейскому участку. Смидович сначала только плевался и хрипел, потом пришел в себя.
— Вы, козлы вонючие! — стал он ругаться. — Куда вы меня тащите?
— У нас тут нравы простые, — сказал Дима, улыбаясь. — Камень на шею и в прорубь.
— Пусти, зараза! — дернулся Смидович.
— Отпустим, — пообещал Гена, управляющий лошадью. — Насовсем отпустим.
Смидович дернулся еще, потом понял, что вырваться не удастся.
— Слушай, ты, попенок, — заговорил он с угрозой. — Ты понимаешь, что за меня тебе кишки выпустят? И борову твоему тоже!..
— Какой крутой! — подивился фельдшер Гена.
— Ты, Геннадий, не смейся, — сказал Дима. — Если мои подозрения верны, то человека за магазином эти друзья прирезали.
Гена даже лошадей остановил, чтобы внимательнее присмотреться к задержанному.
— Этот? — переспросил он.
— Может, и этот, — вздохнул Дима.
— Чего лепишь, козел! — заорал Смидович. — В глаза я не видел твоего жмурика, и знать ничего не знаю!.. Пустите меня, хуже ведь будет!..
По счастью Володя Левшин оказался в райотделе, да еще и вместе со стажером Женей Дружининым. Они не без недоумения встретили новых гостей, но, будучи опытным работником милиции, Володя Левшин первым делом потребовал документы. Когда Гена принялся искать документы, то из нагрудного кармана пальто был извлечен пружинный нож фирменной выделки.
— Не мой, суки, — рычал совсем осатаневший Смидович. — Подкинули!..
— Чего он натворил? — спросил с опаской Дружинин.
— Так это же ваш клиент, господин стажер, — сказал Дима. — Вы на нож посмотрите!
Левшин осторожно осмотрел нож и кивнул головой.
— Похож, — убедился он.
Гена достал наконец документы, и Левшин прочитал:
— Сеньков Борис Юрьевич. Москвич. Какими судьбами в наших краях оказались?
— Отвечать буду только в присутствии адвоката, — заявил Смидович-Сеньков решительно.
— Вяжи его, Володя, — сказал Дима. — Наверняка он участвовал в убийстве.
— Ах, падла, — прошипел Сеньков. — Ну, все, сучара, тебе конец!..
Сенькова упрятали в камеру предварительного заключения, которая располагалась в подвале, и тот еще долго ругался и грозился. Поднялись в кабинет, и Левшин спросил:
— Как это ты на него вышел, отец Димитрий?
— Случайно, — ответил тот.
— А откуда у вас такая уверенность, что он связан с убийством? — удивлялся Дружинин.
— Сейчас расскажу, — сказал Дима. — Записывайте.
Слишком много он рассказывать не стал, объяснил дело так, что бандиты вышли на него, потому что он общался с Вольпиным. Дружинин уже многое знал от Натали, и для него такая версия оказалась вполне приемлемой. Он был в восторге от того, что в отсутствие прокурора Воробьева, который уехал в Москву, сумел так основательно продвинуться в работе, и потому, захлебываясь, благодарил Диму за содействие и обещал лично оберегать его от возможных угроз.
— Я только не пойму, — сказал Володя Левшин, — монеты эти теперь чьи? Государственные или французихи этой?
— Монеты эти того, кто их увел, — сказал со вздохом Дима. — А вот кому они в конце концов принадлежать будут, это от нас с вами зависит, господа хорошие.
Возвращаясь в монастырь, Дима размышлял о том, в какую сторону могут повернуться события после ареста Сенькова. Он уже сообразил, что это вовсе не Смидович, не выглядел этот мелкий уголовник солидным московским дельцом, и теперь строил предположения о том, что предпримет Смидович, который наверняка наблюдал за развитием событий со стороны. Дело было еще в том, что задержанный Сеньков не походил ни на одного из тех парней, кого Дима видел в вагоне-ресторане. Трудно было понять, зачем Смидович послал на встречу этого истеричного типа, чего он этим добивался?
На воротах оказался Григорий, он хмыкнул, увидев Диму в мирском облачении, и заботливо поинтересовался:
— Ты благословение брал, чтоб подрясник снять?
Дима остановился и спросил в ответ:
— А ты брал благословение, чтобы меня об этом спрашивать?
Григорий глянул на Диму с негодованием, отвернулся и стал выразительно молиться, перебирая четки и крестясь через каждые полминуты. Он смирялся.
Дима прошел прямо к отцу Флавиану и застал у него в келье послушника Михаила, который кротко штопал шерстяные носки в углу, и отца-келаря Галактиона, с которым архимандрит попивал чай. Вошедший Дима выглядел негодующе, и потому отец Флавиан позволил себе особое благодушие.
— А вот еще гость пожаловал, — произнес он ласково. — Присаживайся, Димитрий, угостись чаем-то… Вот, отец Галактион угостил, какой-то китайский сорт. Душевный чай, можно сказать…
— С чаем мы потом разберемся, — сказал Дима. — У меня к вам разговор, отец Флавиан. Кое-что произошло…
Флавиан неторопливо отпил глоток чаю, посмаковал его.
— Благодарю за заботу, отец Галактион, — сказал он. — Не буду тебя задерживать, у тебя дел много.
Галактион, не допивший чаю, понимающе хихикнул и поднялся.
— Конспиратор ты, отец Димитрий, — он похлопал Диму по плечу.
— И ты, Миша, погуляй, — сказал Флавиан.
Михаил без слов поднялся и вышел вместе с Галактионом.
Дима сел на оставленный Галактионом стул и сказал:
— Был я там.
— Поговорили?
— Не получилось, — сказал Дима. — Этот ваш Смидович подослал какого-то шпанистого типа, который наехал на меня со своими уголовными штучками.
— То есть, как? — Флавиан даже чай отставил.
— Стал мне угрожать, — сказал Дима. — Прижал к стене, драться хотел…
— Ты ему нагрубил, что ли?
— Это он мне стал грубить с самого начала, — возразил Дима. — Нервный он был какой-то, вот что.
— И чем кончилось?
— Сдали мы его в участок, — сообщил Дима.
— Что? — ахнул Флавиан. — В милицию?
Дима кивнул.
— Володя Левшин уже нож у него нашел, — дополнил он свое сообщение. — Есть подозрение, что он и есть тот убийца, что Вольпина зарезал. Я не очень удивлюсь, если так оно и окажется.
— Я ничего не понимаю, — задумался Флавиан. — Как он выглядел?
— Худой, узколицый тип, — сказал Дима. — С меня ростом, в черных очках. Волосы короткие, одет франтово.
— Это не Смидович, конечно, — покачал головой Флариан. — Смидович человек резкий, но вполне интеллигентный, респектабельный.
— Чего не было, того не было, — сказал Дима.
— Ты в милиции про меня ничего не говорил? — спросил с подозрением Флавиан.
— Нет, — сказал Дима. — Не нравится мне все это, отче. Втравили вы меня в уголовную историю. Теперь, глядишь, они на меня охоту начнут.
— Ты сам втравился, — буркнул Флавиан. — Зачем было его в милицию тянуть? Ну, набили бы морду, да и бросили бы.
— А вдруг он и есть убийца?
— А вдруг — нет?