Страница 64 из 65
Я кивнул.
— В конце концов, доцент Мэрфи не сделал ничего предосудительного. Можно рассматривать его действия, как признание того, что он является ярым сторонником гипотезы, в рамках которой считается, что «хармонтский феномен» вызван мусором, который оставили на нашей планете инопланетяне. Я специально употребил слово «гипотеза», чтобы показать вам — утверждение Мэрфи не окончательное, и может быть пересмотрено в любой момент в ходе дальнейших исследований.
— Чушь какая-то — не выдержал я. — Подтасовка фактов не может быть оправдана.
— Но почему же подтасовка? Вы не хуже меня знаете, что гипотеза о Посещении нашей планеты пришельцами, имеет много сторонников. Вероятность, что она верна, никак не меньше 50%.
— Ага. Или были, или не были.
— Любые действия, которые способны помочь нам сделать правильный выбор, должны приветствоваться. Вот так я расцениваю действия Мэрфи. И присуждение ему авторитетной научной премии, только подтверждают мои слова.
— Но его статья лжива.
— Мы не должны обсуждать суждение профессионалов. Но со своей стороны я поддерживаю решение комиссии. Такие лауреаты как Мэрфи укрепляют репутацию премии. Специалисты будут еще долго говорить, что они заглянули в будущее. Дело верное. Рано или поздно такие сигналы будут обязательно зафиксированы. Заслуга Мэрфи в том, что он обратил внимание на возможность обнаружения таких сигналов. Как бы успешно смоделировал событие. Вы же не станете протестовать против математического моделирования?
— Не готов спорить с вами. Только работать в вашем Институте больше не желаю.
— Дорогой мистер Панов, надеюсь, вы понимаете, что я обязательно получу Нобелевку, а вы — нет? — спросил доктор Пильман неожиданно.
Вопрос показался странным, не связанным с нашим разговором. Не могу сказать, что тайная кухня присуждения Стокгольмской премии когда-либо меня интересовала.
— Вы возглавляете Институт, который многое сделал для изучения «хармонтского феномена». Благодаря вам, уже сейчас можно сказать, что наше знание о Мироздании значительно расширилось.
— Вовсе нет. Вы изучаете свойства пространства и времени, до которых людям вообще и членам комиссии по присуждению премии в частности нет никакого дела. А я обещаю человечеству долгожданный контакт с чужим разумом. Почувствуйте разницу. Вы, кстати, видели мое интервью на канале.… Забыл его название, но это неважно. Наука — массам, так сказать. Меня часто приглашают в околонаучные шоу для ведения заумных разговоров. Для создания подходящей атмосферы, как мне объяснили. Я лишь упомянул о работе Мэрфи, только упомянул, и это принесло мне больше известности и славы, чем любая из моих научных статей.
— Я читал некоторые из них — сказал я вежливо. — Ваши работы заслуживают самой лучшей оценки. Мне кажется, вы близки к разгадке тайны Посещения. Гипотеза о путешественниках во времени…
— Нет-нет. Все гораздо проще. Я думаю о практической пользе, которую инопланетные штучки обязательно принесут людям, о неминуемом техническом прогрессе, связанном с ними, а вы, Панов, только о поднадоевшем всем познании и отвлеченных философиях.
— Еще одно основание покинуть ваш Институт. Мы друг другу не подходим.
— Смешной вы человек, Кирилл Панов, — сказал доктор Валентин Пильман и состроил, как ему показалось, доброжелательную ухмылку. Это чтобы я не обиделся, так далеко он заходить не собирался.
Рано или поздно это должно было случиться. Я должен был пробить его удивительную начальственную броню. Это была даже не самоуверенность, а маниакальная убежденность в собственной избранности. Он впервые назвал меня «смешным», таким образом нарушил важное правило, согласно которому начальник не должен демонстрировать подчиненному свои чувства. Но не сдержался, а это показало, что он прекрасно понимает гнусность поступка Мэрфи, но обстоятельства (надежда на щедрое финансирование и расчеты на успешность дальнейшей карьеры) заставили его быть предельно циничным.
— Да, я — смешной. Давайте вместе посмеемся, только я все равно увольняюсь.
— Простите, но решение о вашем увольнении я не могу принять самостоятельно.
— Конечно, потому что это мое право, — улыбнулся я.
— Нет, нам надо получить согласие еще кое-кого.
— Кто же этот тайный хозяин моей судьбы? — спросил я и приготовился услышать неизвестное мне имя.
— Ваш давний знакомый. Питер Мозес.
Никогда бы не подумал, честно говоря. Пильману удалось меня удивить.
— Я сам недавно об этом узнал, — сказал Пильман задумчиво. — Вам, наверное, рассказывали о том страшном дне, когда новое здание Института внезапно ушло под землю во время церемонии открытия. Собственно, так образовалась Зона. Для меня это был полный крах надежд, крах предполагаемой успешной карьеры. Я преждевременно размечтался, и был повержен в прах вместе со зданием Института. Это был тяжелый день, я ждал, что меня выгонят взашей, как нагадившего песика. Но меня оставили. Как потом я узнал, по прямому приказу Мозеса. Не знаю, кто он такой, и почему обладает такой несуразной властью, но советник президента по науке Нил Кларк лично заверил, что Институтом по-прежнему буду руководить я. А Нилу Кларку приказал Мозес. Понимаете?
— Нет, — признался я.
— Я тоже. Но я не хочу знать правду. Вопрос не моей компетенции. Но когда в Чучемле Питер Мозес приказал мне привезти вас в Хармонт, я сопротивляться не стал. Выполнил. Вы оказались хорошим человеком, у меня с вами не было проблем. До сегодняшнего дня. Пока вы не решили покинуть Институт по какому-то смехотворному поводу. Кто-то там неправильно написал статью. Смешно. Панов, 90% статей, изданных в нашем Институте абсолютная чушь, высосанная из пальца. И меня это устраивает. Это не повод распускать Институт.
— Не неправильную статью, а фальсифицированную. Неужели вы не видите разницы.
— Мне наплевать, — сказал Пильман раздраженно. — Интересно другое. Как на ваше увольнение посмотрит Мозес? Разобьет мне голову или просто уволит с волчьим билетом.
— Мне-то откуда знать? Давайте, спросим у него.
— Уже звоню.
Питер Мозес появился в кабинете доктора Пильмана удивительно быстро, будто ждал в коридоре вызова.
Он кивнул Пильману, пожал мне руку.
— Молодой человек, решил уволиться и вернуться в Россию. Ему не понравилось в нашем Институте.
— Не ожидал такой бурной реакции, Панов, — сказал Мозес спокойно. — Мне казалось, что вас интересует исключительно собственная работа. Я думал, что вы — прагматик, нужную информацию используете, не нужную отбрасываете.
— Я не могу печатать свои работы в одном Бюллетене с доцентом Мэрфи. Это оскорбительно.
— Не печатайте. У вас есть такое право.
— Я очень боюсь, что результаты моей работы будут сознательно искажены и использованы недобросовестно, для доказательства чуждых мне идей. Как только что признался доктор Пильман, в Хармонте это обычная практика.
— Пильман, неужели такое возможно? — ехидно спросил Мозес.
— У нашего молодого коллеги мания величия.
— Ладно. Об этом потом. Скажите, Панов, вы ведь побывали в Зоне? И как вам там?
— Отвратительно. Больше не хочу.
— Хороший ответ, правильный. А сейчас, Пильман, уступите Панову свое кресло. На время, не беспокойтесь. А вы, Панов, устраивайтесь удобнее, сейчас вы заснете на десять минут, после чего мы продолжим наш разговор. Смена впечатлений пойдет вам не пользу.