Страница 5 из 9
Бой за Керчь и Севастополь.
Здесь потери редкие.
Корабли с частями белых покидали порт.
Курс их был в Константинополь.
Берега турецкие
Приютят солдат, гражданских, барышень, господ.
Есаул, корнет, поручик —
Командиры красные.
В орденах краснознамённых синева петлиц.
Их развёл Сиваш-разлучник
Порознь в дни ненастные,
И тем радостней улыбки утомлённых лиц.
Нет войны. Они в России
Шли по Графской пристани.
Корабли гудками будто обращались к ним.
Не прощались, а просили
Лишь вглядеться пристально
И увидеть тех, с кем были под огнём одним.
С кем хлебнули много лиха
На войне с германцами,
Воевали за Россию, веру и царя.
Как близки в биноклях лица
С бледными румянцами.
Неужели все их муки оказались зря?
Под разрывы мин, бывало,
С канонадой пушечной
Воедино шли в атаку супостата бить.
Вдаль эскадра уплывала,
Стяг морской приспущенный.
Есаул, корнет, поручик там могли бы быть.
Не смогли, не удержали,
Не спасли отечество.
Белой гвардии российской наступил конец.
На причале кони ржали
Криком человечества,
Бередя людские души хуже, чем свинец.
Быть беде средь бела света
По закону подлости.
Всё бы ладно, да навстречу направлялся к ним
Тот, из реввоенсовета,
Что с мандатом в поезде
Подписал вердикт расстрельный росчерком одним.
Он узнал. Во взгляде злоба
Типа беспардонного.
Этот, властью облечённый, форменный чекист,
Возглавлял отдел особый
В армии Будённого.
Зачищал ряды от контры и от тех, кто чист.
Подходил неумолимо,
С ним его охранники.
Бывших царских офицеров просто так не взять.
Шаг, другой… И всё же мимо.
Нет на лицах паники,
Видно, их придётся позже силой повязать.
Разошлись, как в бурном море
Сейнеры рыбацкие.
Есаул, корнет, поручик миновали сеть.
Счастье хлипко. Когда в горе —
Вина пьёт кабацкие.
Ей испить глоток свободы надо бы успеть.
Три товарища спешили —
Слишком мало времени.
Рядом с ними шла удача, повезёт ли впредь?
Видит бог, они решили
Быть отчизне верными.
Если жить, то жить в России или умереть.
Старый дом. В нём на постое
Трое, да их лошади
Нерассёдланные нынче во дворе стоят.
Может, завтра ждать не стоит,
Если их на площади
Расстреляют или – хуже – в карцере сгноят.
Дух сивушный, смог табачный
Вперемешку с сумраком,
Мысли вслух – те, что у трезвых были на уме:
Царь бездарный, вождь невзрачный,
Стал народ отступником.
Гибнет, гибнет Русь святая в беспросветной тьме.
Оказалась безответной
Преданность их Родине —
Всякой: сильной, слабой, смутной, гибнущей в огне.
А за гранью предрассветной
Брезжил путь непройденный,
И, подкрадываясь, кто-то промелькнул в окне.
Знать, отрезан путь отхода,
Пропадать так с музыкой.
Есаул, корнет, поручик пели русский марш.
Взять в кольцо могли полвзвода,
Но за щелью узенькой
Виден был боец и накрест свисший патронташ.
Куртка-кожанка потёрта,
Со следами памяти
Пуль, и, судя по обличью, он был явно свой.
«Эй, вы там, какого чёрта
С ночи горлопаните?!
Открывайте, я из штаба. Срочно. Вестовой».
Дверь открыл корнет с наганом,
Глядя с недоверием.
Есаул с поручиком со связками гранат.
К ним могли войти с обманом,
Взять их лицемерием,
К счастью, в дом ворвался только свежий аромат.
Стыл рассвет пастельно-синий
На ветвях акации.
Горизонт морской упёрся прямо в небеса.
«Всем прибыть, – сказал посыльный, —
К месту дислокации.
Торопитесь, полк уходит через два часа».
А затем запрыгнул лихо
На коня горячего.
В серебре туманной дали след его простыл.
Никого. Всё было тихо
Вокруг дома спящего,
И, как ангелы, парили на церквях кресты.
Первый луч от солнца встретил
Купол позолоченный,
Знаменуя силу духа, торжество добра.
Бог в душе, хоть храм в запрете,
Вера с червоточиной,
Повезло друзьям, дожили нынче до утра.
Им собраться надо быстро,
Воду пить рассольную.
Конармейцам для сражений нужен трезвый ум.
Вот бы взять и позабыться,
Ночь забыть бессонную.
Побеждать – так головою, а не наобум.
Поутру они скакали
В штаб по приказанию,
Их бригаду отправляли добивать Махно.
Резвый зюйд крушил о скалы
Судно мироздания.
Тем, кто выплыл из пучины, было всё равно.
Кипарисы вдоль дороги
Как телохранители.
Заслонить собою могут, спрятать и спасти.
Ощущение тревоги —
Мира нет в обители.
Враг не дремлет, затаился снова на пути.
От знакомого штабиста
По германской – взводного —
Есаул, корнет, поручик получили весть:
Застрелили особиста,
Зверя подколодного.
Значит, Бог и справедливость в жизни всё же есть.
Он считался рангом старше
Политуправления
И в ту ночь, напившись пьяным, к бабам приставал.
Домогался к комиссарше,
Целовал колени ей.
Женский маузер отбросил гада наповал.
Вот ведь как всё обернулось:
Будто бы по лезвию
Между будущим и прошлым им пришлось идти.
Зло шло к ним, но разминулось
И пришло к возмездию.
Видит бог, за ними правда в выборе пути.
Им потом ещё придётся
Пережить репрессии,
Халкин-Гол, Хасан, на финской тяготы невзгод.
Когда враг к Москве прорвётся —
Отражать агрессию
В сорок первом, чтобы встретить сорок пятый год.
На германской, на Гражданской
Воевали соколы.
Под огнём себя сжигали, думали, не зря.
Их сердца, как сердце Данко,
В пламенности сотканы.
Кровь людская не водица – алая заря.
Есаул, корнет, поручик —
Господа вашбродия,
Командиры красные, махновские чины.
Им судьба в награду вручит
Крест и вязь надгробия:
«Здесь покоятся солдаты, русские сыны».
Друг
Это слово «война»
Режет слух, ранит грудь:
В ней страдания, тяготы, беды.
Друг хлебнул их сполна,
Положив ратный труд
На алтарь жертв во имя Победы.
Друг горяч был и смел,
По-мальчишески прост:
Если прав – не уступит ни шагу.
Он в атаке умел
Первым встать в полный рост,
Вскинув свой ППШ словно шпагу.
И откуда же в нём
Риск и храбрость брались?
С виду паинька, парень-рубаха,
Но под шквальным огнём
Друг был как фаталист —
Рядовой без упрёка и страха.
Был готов ко всему
Перед властью свинца,
Даже гибель – и та не преграда.