Отец подруги купил меня

Мирон бросает на меня строгий взгляд с толикой высокомерной насмешки.

– Во-первых, хватит мне выкать. Во-вторых, решения здесь принимаешь не ты. Или хочешь обратно в клуб?

Я даже замираю со стаканом в руке. Рановато я записала его в рыцари в сияющих доспехах.

И ведь смотрит же. Ответа требует, молча пригвождая одним только взглядом. Заставляет слиться с мебельной обивкой.

– Не хочу, – бурчу едва слышно и делаю глоток сока, потому что горло превращается в пустыню сахару. Мне нужно прекратить бояться его, иначе так и будет помыкать мной. – У меня есть вопросы, – решительно заявляю я, отставляя стакан в сторону, и перевожу на него все свое возбужденное внимание.

– О, у меня они тоже имеются, Бунтарка. – Мирон тушит сигарету о поднос. – Зачем тебе понадобились деньги? – Он подается вперед и пальцами подцепляет халат, притягивая меня поближе к себе. – Предупреждаю, Варя, не ври мне. У меня нет времени возиться с тобой.

– Так зачем возитесь? – сипло вылетает из меня, и я облизываю вмиг пересохшие от волнения губы, потому что его лицо слишком близко, а я слишком внимательно рассматриваю жесткие мужские черты. И молчу, крепко сомкнув губы. Ни черта он не узнает. Пусть считает, что я решила подзаработать для себя любимой. Или что я охотница за легкими деньгами. Плевать, мне не нужно его сочувствие. Правда, стоит вспомнить, что мама в критическом состоянии, и мысль о том, чтобы попросить помощи у этого мужчины уже не кажется такой абсурдной, но сомнения подбираются со всех сторон, окружая вражеским тылом. И все же нет. После всего случившегося страшно довериться, страшно, что доберутся до самого дорогого. Это настолько личное, что мне не хочется ни с кем делиться. Особенно с ним, ведь Мирон явно связан с опасными людьми.

– Все с тобой ясно, Бантик, – подытоживает он, качая головой, пока его губы растягивает слабая улыбка, – однако похвалить тебя можно, правду не говоришь, но и врать не решилась.

– Похвалить, – недовольно фыркаю. Мне неловко, и я инстинктивно поджимаю колени к груди, бросая на него взгляд исподлобья. – Я не собака, – ерепенюсь в ответ.

Мирон громко выдыхает и поднимается с кресла.

– Я не собирался приравнивать тебя к собакам. – Он нежно обхватывает пальцами мой подбородок, вынуждая посмотреть на него снизу верх. – Они слишком умны и никогда бы не предали себя, – выговаривает абсолютно ровным и лишенным какой-либо эмоции тоном, надавливая пальцем мне на губы так, что воздух отказывается проникать в легкие. С минуту он с маниакальной потребностью еще сминает их, позволяя мне заметить, каким тяжелым становится его дыхание, но внезапно отстраняется и, сжав пальцы в кулак, быстро уходит. А я, ошарашенная культурным хамством, лишь хлопаю ресницами в такт участившемуся пульсу и смотрю в удаляющуюся за дверь широкую спину мужчины, но вместо нее вижу его затянутые чем-то опасным глаза цвета темной патоки.

Так и сижу, сама не знаю сколько времени в одной позе, пока ломота в руках не напоминает мне о том, что пора принять обезболивающее.

Поэтому не теряя времени поднимаюсь и плетусь в ванную, чтобы выпить таблетки, после чего тут же принимаюсь обрабатывать лечебной мазью увечья на коже, те, до которых в силах дотянуться без посторонней помощи. Представляя на месте своих пальцев мужские, потому что мне понравилось чувствовать его заботу. Кажется в тот момент он не считал меня пустышкой, которую можно купить. Возможно мне это действительно только кажется. Ведь наутро Мирон все же принял привычный ему облик волка, властного и не подпускающего к себе, а только требующего. Но я не перестаю о нем думать даже спустя пару часов, когда Мирон по-прежнему не появляется в номере. А я, все еще потрясенная новыми поворотами в жизни, неспешно возвращаюсь в кровать в надежде, что хоть там у меня получится расслабиться или хотя бы забыться во сне.

Ну вот что мне делать? Позвонить? Кому? Да и телефона нет, у меня даже одежды нет, не говоря уже об обуви и понимании, где я нахожусь.

С этой невеселой мыслью я принимаю решение дождаться хоть какой-то ясности и аккуратно забираюсь под одеяло, с усталым вздохом сворачиваясь калачиком, прежде чем мое сознание укрывает мягкое покрывало сна.

Просыпаюсь от внезапного хлопка дверью, резко открываю глаза, но лежу неподвижно, лишь часто моргаю и прислушиваюсь к постороннему шуму, однако в ответ лишь тишина.

Становится не по себе от мысли, что за мной кто-то наблюдал. А когда присаживаюсь на кровати, убеждаюсь в этом, потому что замечаю на прикроватной тумбе свой телефон. Откуда? Хотя какая разница. Главное, что у меня появилась какая-то связь с внешним миром.

Наклоняюсь, болезненно морщась от причиняющего неудобства движения, и беру его в руки, начиная быстро порхать пальцами по экрану, с ужасом обнаруживая десятки звонков от Аси, Антона и… врача мамы… Нервно сглотнув, пытаюсь понять, какой сегодня день недели и незамедлительно набираю номер последнего…

12

– Добби свободен, – раздается крик подруги, прежде чем я вижу, как она бежит ко мне с зачеткой. – Мы это сделали! – Ася прыгает мне на шею, цепляясь ногами за мои. – Боже, Гронская! Мы просто обязаны сегодня же отметить! Надеюсь, ты к Киру нормально оденешься? Всю неделю таскаешься в джинсах и бадлоне, – с обвинением прилетает мне, когда она наконец отпускает меня и позволяет спокойно вздохнуть. – Эй, ты чего такая кислая?

– Я наверное не поеду, – заламываю руки. – Отец уже неделю не пьет и сегодня собирался устроить для меня небольшой праздник в честь окончания учебного года, – нагло вру я и улыбаюсь сквозь слезы, которые, надеюсь, подруга примет за слезы счастья.

– Варь, – Ася заглядывает в глаза, положив ладони мне на плечи. – Я очень рада, что у тебя в семье все налаживается, правда! Очень, очень! И мама моя тоже! Хотя ты всегда можешь заезжать к нам в гости, нам тебя не хватает. Ты как-то что ли резко отдалилась и мне сложно привыкнуть… – ее лицо мрачнеет, после чего она обижено поджимает губу и отстраняется. – После университета сразу домой сваливаешь, на звонки практически не отвечаешь, да и не пишешь даже…

Проклятье! Ну вот зачем она мне это говорит? В носу начинает жечь, а горло будто скручивает колючей проволокой, прежде чем я внезапно поддаюсь душераздирающему желанию обнять подругу и уже через мгновение прячу слезы у нее на плече. Я не достойна быть ее подругой, не достойна сидеть с ней и тетей Олей за одним столом. Больше нет! Если бы она только знала, как меня душат ее слова, как мне стыдно, что я так резко отдалилась, так и не найдя причину, которую могла бы ей озвучить. Потому что я нахожусь между молотом и наковальней, прекрасно понимая, что когда-нибудь моя ложь разрушит ни одну жизнь.

Я действительно всего лишь грязная лужица…

– Ва-а-арь, ты чего?

– Ничего, – быстро слетает с моих дрожащих губ, и я отстраняюсь, вытирая заплаканное лицо и всхлипывая носом. – Все нормально. Я… я просто устала. Не хочу шумных веч…

– Ну что девчонки! Решили зачетки слезами обмыть?! – внезапно вклинивается вовремя подошедший Антон, и я даже облегченно выдыхаю. Отпала необходимость оправдывать свои слезы, потому что он забирает все внимание на себя, нависнув на наших плечах и стискивая нас в объятьях. – Вечером у Кира?

– Ага, – недовольно ворчит Ася и скидывает с себя его руку. – Только Гронская сливается.

Спасибо, Ася! Подруга, блин!

– Что, серьезно? – ощущаю, как кожу на щеке начинает печь. – Варь, ты мне поход в кино еще должна, помнишь?

– Забудешь с вами. – Тоже избавляюсь от объятий Антона. – Ребят, прошу не обижайтесь! Но я пас…

– Не прокатит, Гронская! Обижусь! Но так и быть! – Ася грозно тычет в меня пальцем. – Сегодня у тебя уважительная причина, а вот завтра у тебя не будет предлога увиливать, потому что мы отметим окончание на даче с моим отцом!

– Ася, я… – на секунду прикрываю глаза, ощущая привкус своего провала – Я не знаю, – качаю головой. – Поговорим об этом завтра, ладно?