Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 7

Чем же была эта их «любовь», которая заставляла людей в прежние века мало того, что кропать бесконечные романы и слагать вирши, но и в реальной жизни совершать странные, подчас прямо-таки безумные поступки?

Теперь-то в нашем царстве Разума мы прекрасно понимаем, что так называемая «любовь» – это бессмысленное, неизвестно откуда возникающее влечение двух людей друг к другу и неразрывно связанное с ним отвратительное действие под названием «секс». Наконец-то человечество, руководимое мудрейшим ДД, окончательно осознало, что это – не более, чем больное, ненормальное чувство, не поддающее никакому разумному, взвешенному объяснению. Но наши несчастные предшественники, совершенно серьезно полагавшие, что «любовь» движет человечеством, были настолько повреждены умом, что не чувствовали всю ненормальность и болезненность этого чувства, и воспевали «любовь» на все лады!

Помнится, в какой-то древней пьесе речь шла о том, как некий паренек влюбился в девицу 14, кажется, лет от роду, но их родители не разрешали им жениться. Так эти два молодых придурка не нашли ничего лучшего, как кончить жизнь самоубийством. Оба сразу и одновременно – он выпил яд, она проткнула себя кинжалом. Бред, конечно, полный, но самое удивительное, что этот бред столетиями (!!) читали, сопереживали этим безумцам и ставили сей опус на сценах своих театров на всеобщее обозрение! Нашей молодежи поверить в это невозможно, но так было! Невероятно!

Или вот еще сюжетец, который мы, помню как сейчас, без конца пережевывали на школьных уроках литературы. Девица, выросшая в деревне, влюбилась в столичного пижона, но у нее ничего не вышло, и она очень правильно сделала, что весьма выгодно вышла замуж за другого. Но тут пижон сам в нее влюбился, и на сей раз она его отвергла. Верх банальности, но, видно, читателям тех времен нравились подобные слезливые истории, потому что этот бессмысленно-длиннющий опус в стихах (!) полагалось считать верхом гениальности. Но на самом деле нам уже в то время было совершенно понятно, что героям вышеозначенного «романа» просто было нечем заняться, и от полного безделья они не находили ничего лучшего, как только затуманивать свои мозги так называемой «любовью».

И уж совсем дикая история, которую нам вдалбливали в наши неокрепшие головы, состояла в том, что некая дамочка, тоже жившая столетия назад, влюбилась в какого-то военного франта и ушла от мужа. Казалось бы, ну и что? – ушла и ушла. Но дамочке, а вернее сказать, сочинителю (как там его звали? Ну, не важно), показалось этого мало. Он не поленился, а на сотнях страниц расписал ее «психологию», ее «страдания» и ее «душевные муки». В конце концов, дамочка, вконец замучившись и замучив всех вокруг, прыгнула под поезд.

И над судьбами вот таких «героев», которые уже во времена моей юности были практически никому не интересны, нам, тогдашним молодым, полагалось «размышлять» и «задумываться». Спрашивается: над чем тут можно «размышлять», о чем следует «задумываться»?

Для меня, как и для любого жителя нашей необъятной Родины, несомненно одно: подобные сюжеты – свидетельство ничего иного, как недоразвитости и психической неустойчивости людей прежних веков. И я вот что думаю: если бы в те времена у них были бы коммуникаторы, как у нас, и их общество было бы также разумно устроено, как наше, и импульсы их переживаний передавались бы в ЦИНН, а в более серьезных случаях – прямиком в Храм Справедливости, то все эти ужасы, самоубийства, неразделенные любови можно было бы предотвратить, а все эти девицы, дамы, их дружки и муженьки стали бы как миленькие полезными членами общества!

У меня холодок пробегает по спине, лишь только я представлю, что будет, если какое-нибудь из подобных сочинений попадется на глаза молодому человеку с неокрепшим умом и еще не устоявшимися принципами. Хорошо, что наши люди быстро и в целом охотно отучились от чтения. Всякое чтение, бесспорно, является не только вредным для здоровья, но и общественно опасным занятием. Оно рождает беспокойство, вопросы, сомнения, бесконтрольные желания возражать, словом, оно незаметно подтачивает гармонию великолепного здания созданного нами разумного мироустройства. Это, между прочим, касается не только так называемой художественной литературы, но и научной. Мало ли какие материалы могут попасться на глаза неизвестному, непроверенному человеку! Бесконтрольное чтение научной литературы может привести к большой беде. Вот почему мы ценой огромных трудозатрат создали в каждом нашем городе отделения Запретной зоны и навек схоронили там книги, а заодно – фильмы, картины и прочую вредную дребедень. Слава ДД нашему, слава ему!

Я вновь встал из-за стола, подошел к окну, и передо мной, с высоты моего 10-го этажа открылась величественная панорама нашего города – бескрайнее пространство, застроенное постройками-параллелепипедами всех оттенков серого цвета со стенами, прорезанными линиями окон. У нас нет места глупым архитектурным излишествам, палисадничкам, скверикам и прочему ненужному украшательству, столь распространенному в прежние времена. Наша геометрическая архитектура прекрасна, строга, рациональна, продумана.





Я напряг зрение (вдаль я отлично вижу без очков) – и в сероватой дымке, на горизонте, смог различить темно-серую громаду Храма Справедливости. Я редко бывал около Храма, но его суровые стены без окон производят на всех (знаю не понаслышке) огромное впечатление. Иначе и быть не может – каждый понимает, что, когда за человеком захлопывается его тяжелая, черная металлическая дверь, начинается время беспристрастного, неподкупного дознания, которое не всякий может выдержать. Там нет места сопливой гуманности и мягкотелому снисхождению – глупым выдумкам наших предков, там царствуют кристальная Неподкупность, суровая Справедливость и беспощадная Неотвратимость наказания.

Глава 4. Старый дневник

Наглядевшись на панораму нашего прекрасного города, я опять уселся за стол и возобновил работу нал Книгой. Однако у меня в голове царил сумбур, мешанина: я не мог понять, как наилучшим образом расположить обильный материал, чтобы охватить все этапы развития нашего могучего государства. Чтобы привести мысли в порядок, я решил окунуться в наше прошлое – величественное и трагичное одновременно, в то прошлое, о котором наша молодая поросль могла знать только по рассказам тех, кто сам это пережил, то есть моих состарившихся сверстников.

Я осторожно достал из ящика стола толстую, большого формата тетрадку в истончившейся от времени, потертой обложке. Когда-то на обложке был рисунок, но теперь он совершенно выцвел, тетрадочные листы пожелтели и стали хрупкими, записи, сделанные шариковой ручкой, теперь уже можно было прочесть с большим трудом. Еще бы – самым последним записям без малого 50 лет! Это был мой дневник, который я вел в годы наших бедствий, когда мир, в котором прошла моя юность, стал рушиться с сокрушающей и неотвратимой быстротой. В те годы я приобрел привычку везде носить с собой тетрадку-дневник и делать в ней записи при любом удобном случае. Даже в полутьме тоннеля метро, служившего нам подземным убежищем от пожаров и дыма, при тусклом свете лампочек, среди сырости, зловония, плача взрослых и раздражающего хныканья детей я пытался огрызком карандаша что-то фиксировать в дневнике. Именно там я и познакомился с парнем по имени Артем и его друзьями, будущими «близкими».

Когда Артем увидел, что я что-то пишу, то строго спросил:

– Что это? Что ты там записываешь? Ну-ка, покажи!

Я взглянул на него, и он сразу же очень мне понравился. Я почувствовал в нем истинную, неоспоримую силу настоящего лидера. Он никогда не кричал, почти не повышал голоса, не угрожал, но ему повиновались сразу, и все его приказания и распоряжения выполнялись беспрекословно. И я, конечно, сразу же дал ему свою драгоценную тетрадь. Он стал ее листать, а я с огорчением и со страхом думал, что он сейчас скажет: «Выброси немедленно! Не время заниматься глупостями и вести дневник, как институтка!». Или, что было еще страшнее: «Пошел вон отсюда. Наверх! Подыши тамошним воздухом, прочисти мозги!» Но… вместо этого он взглянул на меня с добродушной насмешкой, улыбнулся и произнес совсем другое: