Страница 4 из 19
– Я здесь давно, привыкла, – жизнерадостно отозвалась Анна.
Переходя к другой части заноса, девушка добавила:
– Если ты не можешь изменить ситуацию, постарайся изменить отношение к ней.
– Да ну тебя, – беззлобно огрызнулась Марина и спустилась вниз.
Прислонив лопату к стене дома, она начала отряхиваться.
– Пойду к Ольге, обменяю травы.
– Возьми корнеплоды.
– Да, для твоей матери. Я помню.
Марина ушла, оставив Анну в одиночестве рассуждать о дальнейшей судьбе юной давы, случайно отравившей клиента и попавшей сюда по приговору Каристоля. Впрочем, от нее была существенная польза. Многие отказались впускать ее к себе, когда она приехала, а теперь вынуждены с ней торговаться. У Марины было какое-то особенное чутье на целебные растения, и она находила их в самых неожиданных местах. Кто знает, – иногда у Анны проскальзывала такая мысль, – не было ли то отравление подстроено конкурентками. В Ланжи не выбирали методов борьбы, когда речь заходила о больших денежных суммах или устойчивом финансовом положении рода. То, что девчонка талантлива, сомневаться не приходилось. Неужели холодный расчет встревоженных аптекарей? Вот в чем вопрос.
Завершив утренний обход вокруг дома, Анна толкнула скрипучую дверь.
– Я вернулась, – весело сообщила она в полумрак.
– Как хорошо, – послышался слабый голос, а затем легкий кашель.
– Марина скоро вернется. Тебе помочь?
Анна заглянула на кухню, где стало заметно светлей. Именно это окно так тщательно освобождала травница.
– Я еще способна заварить чай, – натужно улыбнулась женщина, закутанная в шерстяную шаль. – Я хотела поговорить с тобой, – просто сказала она.
Анна с тревогой в глазах следила, как ее мать потирает суставы, перед тем как сесть за крохотный стол и прижать ладонями дымящуюся чашку. Девушка послушно опустилась рядом.
– Прошу, только не перебивай. Мне тяжело собраться с мыслями, – расстроенно сообщила она. – А мне надо рассказать тебе о прошлом.
– Отпив из чашки, бывшая архидава погладила столешницу.
– Тяжело об этом говорить, но я боюсь не успеть.
Анна вздрогнула и прикрыла рот рукой, гася вырвавшейся вскрик.
– Не пугайся. Дело в том,… – помедлив, словно все еще сомневаясь, женщина склонила голову, будто извиняясь перед дочерью, – что у тебя была старшая сестра. Да, это правда. Я не могу больше откладывать этот разговор. Не смотри так… Не проси называть ее имя. Ни к чему тебе оно.
Архидава повторно пригубила напиток и повернула чашку в непослушных и ослабевших пальцах. Вид теряющей жизненные силы матери, всегда отличавшейся энергичным и неунывающим нравом, заставлял Анну страдать.
– Я была одной из немногих, кто в совершенстве владел Карном. То, чему я тебя научила вопреки воле Круга, бесценно. Постарайся передать эти знания своей дочери, когда она у тебя появится. Мне не хочется говорить о своем прошлом. О том, чем мне приходилось заниматься. Конфликты случаются и нужны давы, которые могут их… завершить. Вэд забыл о существовании нашего рода, но есть и те, кто никогда не сможет этого сделать…
– Мама, пожалуйста, – выдохнула Анна, положив свои ладони на руки матери.
– Я в порядке, – сказала она, подняв голову, и в ее голубых глазах промелькнула гордость. – Мне удалось воспитать хороших дочерей. Я никогда не забуду имя твоей сестры. Оно настоящее. Не как твое или мое. Сколько бы я не жалела о содеянном, ее не вернешь. Эта боль будет со мной навсегда. Я не хочу для тебя такой же жизни. Назови я тебе имя, и ты будешь искать ее убийцу.
Анна нахмурилась, ничего не понимая.
– Я защищаю тебя, как могу… – говорила взволнованная архидава, – по счастью, они не нашли Жасси… Я оказалась здесь, потому что воспользовалась даром во зло. Ненависть привела меня в изгнание.
Набравшись смелости, женщина прошептала:
– Ее убили из-за меня. Я виновата в том, что ты оказалась здесь под чужим именем. Прошу, не повторяй моих ошибок.
Шокированная Анна дышала через открытый рот. Вскрывшаяся правда мгновенно изменила все, к чему она привыкла.
Повисла напряженная тишина. Анна пыталась усвоить услышанное, а ее мать молча смотрела в окно. Когда она вновь заговорила, чай заметно остыл и над ним уже не поднимался пар.
– Я устала.
– Зачем ты так говоришь? – вскинулась Анна.
– Прости меня. Мне хочется, чтобы ты была счастливой.
– Как… как я могу быть счастливой, если где-то расхаживает убийца моей сестры? Он ведь жив, да? Точнее… это была дава, да? Ее прокляли?
Архидава не ответила, и Анне не оставалось ничего другого, кроме как сидеть, наматывая на кулачок полотенце и смотреть сверкающими глазами на свою мать.
Погожий солнечный день позволил насладиться золотой осенью. В чистом и прозрачном влажном воздухе, освежающим дыхание, и наводящим на размышления о родниковой воде, пылали разноцветные кроны. Часть деревьев уже отгорела, и шагающая по тропинке девушка загребала носками высоких сапог кленовые листья. Она торопилась.
В этой части кладбища хоронили офицерский состав. Часть могил, как это всегда бывает по прихоти оставшихся жить, размещались в более привилегированном месте. Даже после смерти кое-кому удавалось сохранить высокий статус. Что поделать, пусть червям и было все равно, зато могильщики тонко чувствовали разницу.
Уже издали девушка заметила темную фигуру в пальто, и ее сердце застучало быстрее. Она улыбнулась, хотя это могло глупо выглядеть, и ускорила шаг, будто боясь, что человек исчезнет, будто призрак, растворившись в кристально-чистом воздухе. Его силуэт с опущенной головой отчетливо выделялся на фоне колыхающегося золота.
Приблизившись к нему, девушка замедлила шаг. Ее пальцы нервно теребили край платка. Разумеется, он заметил ее и, позабыв о тяжелых мыслях, развернулся и подбежал к ней. Они обнялись.
Девушка бросила мимолетный взгляд на могильную плиту с лежащими в ее основании свежими цветами, на которой был выбит портрет усопшего и его имя. Мужчина вдохнул тонкий аромат духов и вернулся в действительность. Его взгляд смягчился.
– Полковник не узнал бы меня сейчас.
– Ты не виноват, – быть может, в тысячный раз повторила она.
– Уже не важно, – отмахнулся он от воспоминаний. – Мертвым все равно.
Он выдержал паузу.
– У тебя все хорошо?
– Ну, конечно. Я могу тебе чем-то помочь?
Казалось, он колебался. Его руки в черных тканевых перчатках сжались в кулаки с привычным для нее, до щемящей боли в сердце, скрипом.
– Вот держи, – он вытащил из кармана и протянул ей сверток. – Здесь чуть меньше тысячи.
Она охнула.
– Так много, я же сейчас не нуждаюсь… Подожди! – Девушка заподозрила подвох. – Ты собираешься во что-то ввязаться?!
– Если помнишь, я не отказывался от своей цели.
– Это мечта, – мягко, словно разговаривая с ребенком, но, не оскорбляя собеседника, произнесла девушка.
Она гладила его лицо ладонями.
– Мои девочки тоже не узнали бы меня сейчас, – вздохнула девушка. – Я… – она сглотнула и отвела взгляд. – Мне так хочется, чтобы все стало на свои места. И я не наивна. Я переросла желание вернуться. Это прошлое. Прости, однажды его надо отпустить.
– Что мне еще остается? Я борюсь за то, во что верю.
– А что ты предлагаешь мне? Ты помнишь?
– Да, я знаю, ты не сможешь вернуться в балет, – с горечью в голосе ответил он, оставаясь бесстрастным лицом. – Все деньги мира не погасят мой долг перед тобой. Ты пожертвовала ради меня своим талантом. На моих крыльях твои лебединые перья.
Это обстоятельство давило на него гораздо сильнее, чем собственные неудачи.
Они замолчали. Две искалеченные судьбы, поддерживающие друг друга.
– Есть надежда. Я тоже не мальчик, но эти деньги подлинные. Будут и еще.
– Ты…
Она взмахнула руками, не найдя слов, выражающих ее эмоций.
– Ради моей цели стоит рискнуть. Я уже не смогу отказаться от сделки. Либо я верну себе имя, либо, – он мотнул головой в сторону могил.