Кольцо Олимпа

— Почему-то я сейчас подумала о кладовке в домике у бабушки Чарли в Мерифилде, когда ты меня туда привел и вручил на хранение Слезу родника. А потом мне пришлось ее лично запихивать в ядро расщепителя реальности почти на глазах у десятка выродков. Надеюсь, в этот раз меня не занесет в гости к Карбункулу на чашечку кофе.

И она не удержалась от нервного смешка. Но Тротл с шипением накрыл ее губы пальцем, призывая к молчанию, и с укором покачал головой.

— Очень не люблю твои шуточки про Карбункула, — тихо пробормотал он. — Этот гад опаснее, чем может показаться со стороны. Теллур прав, ты храбрая. Ты изменилась на Марсе, стала намного сильнее, я вижу это. И ценю твой выбор быть рядом в этом задании, хоть и не одобряю. Но ты должна мне пообещать. Если возникнет опасность, беги как можно дальше. Чтобы я знал, что тебя там нет.

Тротл был серьезен как никогда, и Мадлин всеми клеточками ощутила ту тревогу, которую до этого упорно отгоняла от своего сознания. Они всё ближе подбирались к цели своего выезда, и всё ближе подкрадывалась угроза, пока еще невидимая и скрытая, но отчетливо витающая в жидком марсианском воздухе даже здесь, в глубоком подземелье. Девушка вздохнула и согласно кивнула.

— Кстати… — задумчиво произнесла она. — Чтобы этот прибор считывал показатели излучений, мне же тоже нужно держаться от тебя подальше? И от твоих братьев.

— Верно. В пути мы пойдем в связке, но время от времени будем расходиться и проверять данные. А в кальдере я попрошу тебя максимально сосредоточиться на приборе. Хорошо?

— Конечно, — покачала головой Мадлин. — Я все сделаю. Но сейчас, пока еще можно…

И она нырнула в его интуитивно раскрывшиеся объятия и обхватила его стройный торс, прижимаясь к нему каждой клеточкой своего тела. Сколько им еще осталось в этой жизни таких мгновений? Десятилетия, месяцы, дни? Или еще меньше? Справятся ли они с трудностями, или на этот раз ошибка, недочет или слабость, от которых никто не застрахован, прервут бег их календаря? Как долго они еще смогут дышать одним воздухом и засыпать с мыслью о том, что их завтра наступит с рассветом?

Она прекрасно знала, с кем связала свою судьбу еще там, в далеком ветреном Чикаго, поэтому сейчас уверенно приникла к его тонким губам в горячем поцелуе, на который Тротл ответил с внезапным жаром и ненасытностью. Еще мгновение назад они говорили об опасностях и предстоящих задачах, а теперь переплелись друг с другом словно в последний раз, не замечая больше ничего вокруг себя: ни нагроможденных стеллажей, ни пропитанного сухой пылью воздуха, ни едва заметного света ламп, что скользили своими призрачными лучами по их разгорающимся телам, ни усталости от переездов, недосыпов и напряжения. Мадлин как никогда хотела ощутить Тротла всего и полностью, здесь и сейчас, пока еще было можно, пока между ними не встала настоящая война или смерть.

Она потерялась в их поцелуях — долгих, жадных, дурманящих, немного несдержанных, внезапно прерывающихся, чтобы посмотреть друг другу в глаза, пусть и сквозь преграду темных очков, и соединяющих их вновь. Мадлин нетерпеливо выдернула его термокофту из походных штанов и прошлась ладонями по гладкой рыжей шерсти на спине — сейчас такой горячей и наэлектризованной, что даже покалывало пальцы. На это Тротл тихо зарычал и обхватил ее ягодицы, крепко прижимая к своим бедрам так, что она невольно выдохнула от волны жара, прокатившегося по всему ее телу, заставляя неслушающиеся ладони тянуться к пряжке его ремня. Плевать, что будет завтра, потом, когда угодно. Плевать на неподходящее место и время, на все на свете. Пока он был рядом, здесь и сейчас, она хотела его всего.

Ремень, наконец, поддался, и Мадлин увлекла рыжего марсианина прямо на каменный пол между стеллажами, одной рукой зарываясь в его густой мягкий загривок на затылке, а другой обхватывая все его мужское естество в наспех расстегнутых штанах. Тротл глухо заворчал, не торопясь перехватывать инициативу и явно наслаждаясь теми вспышками удовольствия, которые пробегали по нему от настойчивых ласк ее ладони и долгих поцелуев. Миг за мигом, движение за движением сознание его расслаблялось, а тяжелая складка между жесткими короткими бровями разглаживалась. Почти растворившись в жаре его тела, пряном аромате, который теперь усилился, и его тяжелом, жаждущем дыхании, Мадлин только успела заметить, что в этот раз его антенны не пылали мягкими вибрациями, а покорно молчали, уступая место обычным, почти земным желаниям.

Наконец, Тротл, шумно выдохнув, перехватил ее ладонь и хрипло пробормотал:

— Тебя не смущает наличие здесь камер?

Мадлин лишь рассеянно улыбнулась, прикусывая в нетерпении его разгоряченную шерсть на шее, и шепнула:

— Невероятно!

Тротл бархатисто рассмеялся и, парой ловких движений стянув с нее ботинки и штаны, а с себя очки, решительно перекатился на нее, обхватывая ладонями лицо и потираясь коричневым кончиком носа о ее зацелованные губы.

— Тогда, думаю, не стоит затягивать.

И под ее невольно вырвавшийся долгий стон заполнил ее собой, ловя в поцелуях все ее вздохи и уверенно начиная их на этот раз неистовый полет под мелодичное позвякивание цепочки с жетонами.

====== Глава 25 ======

Мадлин шагала вслед за Тротлом по карабкающейся вверх по вулканическим уступам тропе и рассеянно улыбалась сама себе. И была бесконечно счастлива, что в этом походе они упаковались по полной, и никто не мог увидеть ни ее довольного лица, ни искрящихся глаз. Хотя ей порой казалось, что Тротл и так все прекрасно чувствовал, ибо нет-нет, да оборачивался к ней и задерживал дольше нужного свой взгляд, тщательно скрытый темными очками. Улыбался ли он так же, как она? Надетые на всех плотные балаклавы под накинутыми капюшонами непродуваемых курток скрывали абсолютно все, но что-то ей подсказывало, что и его кофейные губы время от времени изгибались в расслабленной нежной улыбке, совсем как той, которую увидела она сегодня утром по пробуждении.

Подъем был ранний, сборы тщательными. На этот раз шлемы остались в бункере, а сами они поверх прочного экипа надели альпинистские обвязки, глаза скрыли специальными походными очками, которые должны были их защитить от песчаных бурь, а на плечи взвалили по объемному рюкзаку с поклажей, провизией, оборудованием и спальниками. Чарли было решено выдать что-нибудь самое легкое, но полностью освободить ее от ноши не вышло. Сколько Винни ни протестовал, девушка ни в какую не желала выступать в роли принцессы на горошине и в итоге вырвала из его белых рук полупустой рюкзак, заявив, что либо пойдет так, либо она возвращается пешком в Сэто. Винни болезненно покривился, но спорить было бесполезно.

Модо явно не выспался и молча выполнял все, что его просили сделать, мысленно находясь все еще под одеялом. Пришел в себя он лишь через час пешего хода, когда тропка начала карабкаться по высоким серо-бурым валунам, и пришлось цепляться за них руками и ждать друг друга. Трос, которым они соединили свои обвязки, немного успокаивал, внушая уверенность, что, если нога оступится, а рука сорвется, ты не улетишь кувырком по острым камням. Правда, лететь было особенно некуда: вокруг вздымались первые предгорья Олимпа.

И лишь Тротл оставался собранным и внимательным, позволив себе только одну небольшую слабость этим утром, пока все поднимались — сонные и нахохленные — к раннему перекусу. Он выскользнул из комнаты первым и вернулся как раз в тот момент, когда Мадлин расчесывала волосы и собиралась последовать за Чарли в столовую. Тротл, хитро улыбаясь, бесшумно подошел к девушке и вместо приветствия склонился к ее уху.

— Если что, записи с камер я подтер…

И прикусил зубами ее мочку, бархатисто посмеиваясь на удивленный возглас Мадлин, сменившийся ее особенно приятным медленным выдохом.

Все утро девушка чувствовала себя знатно нашкодившей школьницей, которая ничуть об этом не сожалела и обменивалась с рыжим сияющими взглядами, понятными лишь им двоим.

Но чем дальше они продвигались в сторону кальдеры, тем сложнее становился их путь. За день, проведенный ими в бункере, ветер заметно усилился, и его резкие порывы крутили песчаные вихри и вздымали их вверх в самых неожиданных местах. Хорошо, что лицо и глаза были защищены. Небо плотно задернулось грязно-бурыми пятнами непроницаемых и мрачных облаков, клубившихся словно комок живых червей в высотных ветрах. Тени полностью исчезли, уступая место так и не рассеявшейся сумрачности, едва разбавленной ржавыми отголосками далекого и скрытого диска солнца. Воздух стал еще более влажным и тяжелым и заставлял делать глубокие вдохи, которые никак не могли насытить кислородом.