Уничтожитель

— Как ты?

Мягкий тон застал Стешу врасплох и заставил опустить меч своего гнева, хоть и не убрать в ножны.

— Я хотела бы, — заговорила Стеша, — обернуться кукушкой, найти его и обтереть его кровавые раны.

— Понимаю. Ты знала Пахома с другой стороны, с которой никто из нас не знал.

— Зачем это всë? Зачем эта ваша деятельность, стоит она того?

— Для меня стоит. Для Пахома тоже… стоила, он верил в дело, он им жил. Для тебя, наверное, не стоит, у тебя другие приоритеты.

— Почему ты не отговорил его?

— Потому что это неважно. Сегодня — он, завтра — я. Всех нас ждëт один конец.

— Каков, а, — сквозь толщу печали в голосе девушке пробилось ехидство, — в глазах блеск, в голосе сталь. Только, знаешь что, ты жив, а он — нет. И вот он прямо сейчас не может сказать, разделяет он твою точку зрения, или нет.

— Ты не права, — возразил Корней как мог кротко, — ты увидела лишь краткий миг жизни Пахома, нашей общей жизни. Но, на самом деле, и он, и я, и все наши товарищи десятки, сотни раз ходили под смертью. Мне везло, ему тоже везло. Теперь ему не повезло. Когда-то не повезëт и мне. На Большом Камне у нас была ячейка из тридцати товарищей, остался один Руслан. Остальных, наверняка, постигла та же участь, что и Пахома. Для тебя это не играет роли, тебя это не печалит, потому что ты никого из них не знала. А я знал их всех, и теперь на моëм личном кладбище на тридцать могил больше. Я понимаю, ты знала его с простой, человеческой стороны, с тобой он был мягким, нежным. Ему нужно было общения с тобой, после ваших разговор он совсем по-другому смотрел, говорил, думал. Он даже напевал какие-то песни иногда, мурлыкал себе под нос что-то персонально-счастливое. Но у его души была и другая сторона, она была воспитана им осознанно, и не принимать еë значит отказывать ему в малейшем уважении.

Какое ей было дело до другой стороны его души, если она больше не услышит его смех, не увидит его улыбки? Он напевал что-то после разговоров с ней, и теперь она никогда не узнает, что, не услышит. Опять захотелось перестать дышать.

Перед посадкой в техничку все надели скафандры. Рабочий скафандр отличался от спасательного, в нём девушка с трудом шевелила руками и ногами. Искусственные волокна, вплетённые в его ткань, пускай и гораздо более комфортные по сравнению с шарнирами на суставных сгибах скафандров эпохи начального освоения космоса двадцатого и двадцать первого веков, всë равно придавали движениям новую специфику, к которой следовало приспосабливаться. В скафандре имелась встроенная система доводки движений, но заданные там установки требовали калибровки. Видимо, до Стеши им пользовался человек совсем отличных комплекции и конституции. Кроме того, следовало настроить микроклимат скафандра и частоту для радиообмена с остальными беглецами. Всë это было в новинку, необходимость обращаться за помощью раздражала девушку. Она спрашивала Лидию, внутренний трибунал Стеши считал Павлову наименее ответственной за гибель Володи.

Техничка внутри оказалась широкой и короткой бочкой, по круглым стенам которой тянулись два кольца, каждое с четырьмя ложементами для закрепления скафандров пассажиров. В специальные фиксаторы следовало поместить ноги, затем опустить на грудь стальную раму. Как только Стеша зафиксировала себя, на опущенное забрало еë шлема система управления скафандром вывела сообщение о подключении к кислородному снабжению от технички. Оканчивался салон с одной стороны ящиками для инструмента, с другой — ложементом для пилота с подведëнными ручками и прозрачным колпаком, за которым в космической пустоте на фоне реки из искусственных спутников Земли и неподвижного свода настоящих звëзд летели кубические рамы стапелей, расцвеченные пунктирами габаритных огней.

Девушку слегка качнуло в ложементе, рамы за колпаком, разрисованным голограммами с технической и навигационной информацией, едва заметно двинулись вправо. Занявшая место пилота Лидия произвела расстыковку, толкатель у шлюза сообщил аппарату небольшой импульс. Потом людей замотало из стороны в сторону, потому что Павлова вела техничку резко, рывками ускоряла, круто разворачивала.

— Не могу привыкнуть, — извиняющимся тоном сообщила она в общий радиоканал, — она слишком лëгкая для меня.

— Потерпим, — ответил за всех Корней.

Аппарат вышел за пределы стапельной рамы и вдоль магистрального хребта полетел к противоположному концу верфи. Первый док, откуда отчалили беглецы, находился на удалении от других ремонтных мест, потому что там работали с энергетическими установками. Коробки остальных эллингов со сплошными стенами, а за ними и рëбра стапельных рам отходили от магистрального хребта в определëнной последовательности: по краям с обеих сторон находились малые ремонтные места для персональных яхт, ближе к центру места для орбитальных челноков и в самом центре два огромных дока и два эллинга для промышленного транспорта и суперлайнеров. Одно такое место, ближайшее по ходу движения, занимал беспилотный доставщик гелия. Прожектора подсвечивали серые бока четырëх цилиндрических бочек, таких огромных, что сопла двигательной установки транспорта казались булавочными головками на их фоне. Большие чёрные буквы «He» на серых боках бочек легко читались в свете прожекторов.

По мере приближения технички всë более заметным становился рой ремонтных дронов, суетившихся вокруг транспорта. Аппараты залетали в бочки, таскали с протянутого по стене эллинга конвейера слабо различимые детали и грузы и монтировали какие-то конструкции.

Следующие два дока: большой и средний, — оставались пустыми, а в последнем на стапелях стояла небольшая яхта. Прожектора ярко освещали еë вытянутый, продолговатый корпус малинового цвета, своими формами привносивший в утилитарное окружение эстетику роскоши.

Внезапно бочкообразный корпус технички сотрясся от удара, космос, верфь и голубая планета завертелись в прозрачном колпаке безумным, прямиком из логова смерти вихрем. Следующий удар изменил направление вращения аппарата и оставил в стене рядом со Стешей рваную пробоину, куда мигом улетучился воздух из салона.

Система скафандра выбросила на забрало шлема предупреждение: «Отказ кислородной магистрали. Переход на автономное жизнеобеспечение». От следующего удара бочка разломилась на две части. Ложемент за спиной девушки куда-то пропала вместе с ножными фиксаторами, и в следующий миг она вместо скафандра с Демидом напротив увидела чëрное небо, серебряный песок звëзд и на этом фоне беспорядочно крутившуюся бочку технички, которую оседлал многорукий многоногий дрон, точно оса-наездник. Манипуляторы аппарата впивались в хлипкий корпус технички и отрывали от него куски.

На полном лету девушка врезалась в стену эллинга, скафандр спружинил, погасив часть ударной инерции, и пожаловался Стеше: «Критическая нагрузка на сектора коленной и бёдерной группы». От эллинга девушка полетела к переплетению стапелей и, паникуя перед пастью вечноголодного космоса, распахнутой по ту сторону забрала, зацепилась за один из них.

Верфь входила в земную тень, и чернота быстро ползла по рëбрам структуры, будто проказа по рукам больного. В тени оказалась и девушка. Переведя дух, она повертела головой, но ничего не смогла разглядеть, свет от большого прямоугольника габаритного фонаря, вытянувшегося рядом, был слишким ярким, на его фоне сам стапель завернулся в непроглядную черноту.

Некоторое время Стеше понадобилось, чтобы догадаться отрегулировать прозрачность забрала и включить нагрудный фонарик. Она увидела, что держалась за скобу, и дорожка таких скоб разбегалась вверх и вних по стапелю. Параллельно с ними тянулся поручень. Девушка подтянула ноги и поставила их на скобу, затем вытащила из пояса скафандра страховочный фал с карабином и защëлкнула карабин на поручне. Теперь в космос она не улетит.

Панический шум в ушах смолк, и девушка смогла разобрать переговоры по радио-каналу:

— Стеша, Антонина, отзовитесь! Стеша, Антонина, отзовитесь, — начитывал как будто Демид.