Рыжая на откуп

— И что? Это не оправдывает твоего поведения, — всплеснув руками, шагаю к партам. — Уж за сотни лет мог бы и сам себя воспитать. Ты не мальчик, а старое чудовище, что жрет духов. Не прибедняйся.

Агатес недовольно кривится и спрыгивает на пол, с шуршанием вскрывая салфетки.

— Впервые в жизни надел личину молодого и дерзкого и меня тут же отчихвостили, — бурчит колдун, вытирая столешницы.

Он отвлекается и холодно глядит на меня:

— А не охамела ли ты случаем, рыжая пигалица прыгать на Агатеса, Обманувшего Смерть?

— Ну, прямо не знаю, — я хмурю брови. — Сам решай. Ты повел себя, как подобает Обманувшему Смерть, или нет?

— Я могу приказать тебе вылизать парты и ты это сделаешь, — шипит мерзкий колдун. — Да я без слов заставлю тебя поработать языком.

Из-под куртки Агатеса на парту выскакивает Чуба и передними лапками тащит салфетку за собой. Затем паук неуклюже разворачивается и ползет в противоположную сторону. На мгновение он останавливается, трет пятнышко грязи и дальше пятится назад, что-то потрескивая на паучьем языке.

— И ты туда же? — Агатес вырывает из пачки новую салфетку и переходит к следующей парте с отпечатком подошвы кроссовка. — Нет, Чуба, я не хочу, чтобы ты был моим отцом!

Паук что-то опять стрекочет, и Карн глухо посмеивается, когда Агатес с возмущением смотрит на питомца.

— Нет. Мамой тебя я тоже не хочу звать! Демоны тебя дери, Чуба!

— Ох, как ты его, — шепнул Карн мне на ухо. — Я его редко таким сконфуженным вижу.

— На больную мозоль наступила? — перевожу жалобный взгляд с колдуна на его товарища. — Я же не знала, что он сирота.

Агатес собирает использованные салфетки и прячет их в карман. Чуба заползает ему на предплечье, и парень спешно спускается к нам.

— Ты зануда, — колдун вручает мне мятую пачку салфеток. — Это мне по возрасту положено воспитывать всех, а не тебе. А теперь к главному, что сказал Ноа Просвещенный?

— Мне, чтобы избавиться от навязанной сделки, надо уничтожить источник и убить вас двоих, — честно отвечаю я и тут же смущаюсь, но продолжаю, — или как-то подмазаться к источнику, чтобы я переродилась в подобную вам.

— Первый вариант на грани фантастики, а второй, Рыжая, совершенно нереализуем, — Агатес щелкает по носу. — Даже Карну непонятны желания источника. Поэтому будешь до самой своей смерти у нас в услужении. Пока ты молодая и красивая, мы с тобой повеселимся как следует, а как постареешь, будешь у нас бабулей на побегушках.

— Да вы только и горазды, что болтать, — я разочарованно и наигранно вздыхаю, — дальше поцелуйчиков и шаловливых пальчиков не заходите.

От сказанного я краснею до кончиков ушей и стыдливо опускаю взор в пол. Какая собака меня укусила, что я говорю такие отвратительные пошлости?

— Мы готовы устроить тебе немного студенческой романтики, — Агатес убирает непослушный локон мне за ухо. — Прямо здесь, под доской с уравнениями.

Он берет меня за руку и прижимает ладонь к ширинке, под которой прощупывается твердый от эрекции мужской половой орган. Я машинально стискиваю колдунское естество, как любопытная мартышка, и в ошеломлении открываю рот — хозяйство бесстыдника мне не обхватить пальцами одной руки.

— Не кочерыжка, да? — Агатес усмехается.

— Какой кошмар! — взвизгиваю я и отскакиваю в сторону, прижимая ладони к горящим от стыда щекам. — Бессовестный извращенец! Господи!

И отворачиваюсь к стене, судорожно собирая мысли по осколкам, которые только и вертятся о том, как такое достоинство может в кого-то протиснуться.

— Кстати, дамочкам больше по нраву именно толщина, а не длина, — самодовольно шуршит Агатес. — Хотя я и по длине не совсем коротыш.

Я почему-то оглядываюсь на Карна, который недоуменно вскидывает бровь. То ли я жду от него хоть какой-то поддержки, то ли подсознательно любопытствую, а каков он под льняными штанишками.

— Могу показать, — беспечно отзывается он.

— Покажи, — киваю я в заинтересованности.

Я перестаю вообще что-то понимать. Рядом с Карном и Агатесом у меня буквально рвет крышу. Наружу из темных и потаенных уголков души выползает жуткая бесстыдница и любопытная потаскуха. Карнон с непроницаемы и бесстрастным лицом приспускает штаны и вываливает напоказ крепкий стояк. Пенис у него какой-то жилистый в переплетении вздутых вен и с темной крупной головкой. Я прикидываю в уме соотношение ладони Карна к длине пениса и обреченно закрываю глаза — второго развратника тоже наградили впечатляющим подарочком.

— Кажется, это та аудитория, — дверь распахивается и к нам вваливается сухонький профессор, который подслеповато щурится на Карна и сдавленно крякает, уставившись на его член.

— Нет, уважаемый, это совсем не та аудитория, — глухо отзывается Агатес. — Вы ошиблись.

— А где же та аудитория? — старичок переводит завороженный взгляд на колдуна.

— Точно не здесь, — мрачно отзывается Карнон и заправляет опадающий пенис в штаны.

— Совсем старый стал, — профессор выходит и закрывает дверь.

— Студенческая романтика с двойным удовольствием отменяется, Рыжая, — Агатес с досадой шагает прочь из аудитории. — Умеют же смертные подпортить момент.

— Ладно, для первого раза ей хватит впечатлений, — Карн следует за товарищем. — Не вижу смысла торопиться.

Когда за совратителями девственниц и милых скромниц закрывается дверь, опять вбегает запыхавшийся старый профессор и возмущенно кричит:

— Это все-таки та аудитория, милочка! Зачем вы меня путаете?! Я сверился с расписанием и категорически заявляю, что вы подлая обманщица!

— Простите! — пищу испуганной мышью и кидаюсь наутек. — Простите!

Стыд обдает меня жаром и я бегу по коридору, проклиная себя за слабость и за то, что возжелала близости и с Карном, и с Агатесом. Что со мной не так? Они грубияны, нахалы и гнусные греховодники без манер и приличий, а мне словно нравятся их похабщина и распутство. Лишь в уборной я немного успокаиваюсь — ледяная вода на лице тушит разбушевавшийся внутри пожар.

Глава 8. Сказки о Колдуне и Лесном Божестве

Просыпаюсь я от странного кошмара с радужными пони, которые накалывали друг друга на рога и вырывали глотки хохочущим розовощеким гномам. На груди сидит Чуба, чьи восемь глаз в темноте горят жутким красным огнем. Я испуганно и тяжело выдыхаю, парализованная холодным страхом.

— Не суди строго, — слышится голос Агатеса. — Чуба старался создать милый сказочный сон. Для демона кошмаров он неплохо справился. Ты так не думаешь?

— Единороги были прелестные, — сдавленно шепчу я, вглядываясь в глазки паука. — А сияющие рога в бирюзовой крови выше всяких похвал.

Чуба стрекочет и спрыгивает с кровати на пол. Я смотрю на Агатеса, который стоит возле открытого окна и листает мои конспекты при свете луны.

— У тебя красивый почерк. Такой милый и кругленький, — тихо шепчет парень.

В другой комнате спит моя соседка Сюзи. В голову закрадывается нехорошее подозрение, что Карн сейчас над ней всячески изгаляется. Тискает жертву за все мягкие места, пока та сладенько посапывает на подушках.

— Так вот какого ты обо мне мнения, Рыжая, — обиженно шуршит Карнон справа от меня. — Я разочарован.

Я поворачиваю голову на шепот. Карн лежит на боку рядом. Почему-то голый. Из кудряшек торчат аккуратные ветвистые рожки. Я сглатываю и перевожу взгляд на его шерстистые бедра, а затем на колени, покрытые густым мехом. С ужасом взираю на вывернутые назад суставы у плюсны и упираюсь глазами на раздвоенные оленьи копытца.

— Мать моя женщина… — шепчу я и гляжу на эрегированный член чудовища, которое широко и самодовольно улыбнулось

— Лучшая похвала для меня.

— Жесть какая, — я пропускаю пальцы через мягкую шерсть на бедре Карна и едва слышно спрашиваю, всматриваясь в его горящие зелеными искрами глаза, — а хвост есть?

— Есть и хвост.

— А покажи, — я закусываю нижнюю губу.

Карн с небольшим разочарованием фыркает и ложится на живот. Между мохнатыми ягодицами — миленький пушистый хвостик. Короткий, длиной с мою ладонь. Я сажусь и зачарованно касаюсь шерстистого отростка, который тут же недовольно дергается.